Черный хрусталь - Бессонов Алексей Игоревич - Страница 39

– Расход боеприпасов страшный, – сказал Эйно, помогая Иллари впихнуть конец ленты в какую-то прорезь сбоку оружия. – Зато и эффект, я бы сказал… оглушительный.

Он упер в плечо приклад, продернул рукоять затвора и развернул оружие в сторону густой сливовой рощицы, что темнела над ручьем в сотне локтей от нас. Выстрел! И он тотчас же принялся крутить левой рукой гнутую ручку – и оружие послушно загрохотало, как целый полк солдат сразу, с бешеной скоростью выплевывая все новые и новые пули в сторону несчастных слив, быстро превращая их в какой-то жалкий редкий кустарник.

– Можно стрелять и лежа, – заметил князь, прекратив пальбу. – Ну что, как вам эта мельница? Инженеры называют ее «перечницей». Хороша?

По глазам офицеров я видел, что они ошарашены едва не до дрожи. Меня тоже слегка трясло. О боги, да из такой штуки можно положить целый батальон! Действительно, скоро пехотинцам станет нечего делать. Что, спрашивается, можно противопоставить жуткому огню с флангов, который выкашивает цепи быстрее, чем картечь?

– И много их у вас? – спросил Бэрд, с восторгом разглядывая удивительный механизм.

– Достаточно. Правда, нам придется тащить много патронов, но мне кажется, что патроны – это вполне честная плата за такую мощь. Особенно где-нибудь в горах. Вы представляете себе, что такое залечь с парой «перечниц» в какой-нибудь щели? Никто не пройдет, верно? Я уже слышал, что королевская оружейная палата готова разместить большой заказ – несмотря на высокую стоимость и ненадежность.

– Ненадежность?

– Иногда перекашивает патрон. Ручку нельзя крутить слишком быстро. Впрочем, перекос легко устраняется. Вот так, смотрите: открываем затвор, отводим пружину и тащим ленту дальше. Потом все на место. Снова взводим и стреляем. Понятно?

Часть третья

Череп

Глава 1

– Чайка! Я вижу чайку!

Я открыл глаза и посмотрел на пританцовывавшего от возбуждения вахтенного, который, размахивая рукой, указывал на слабо светящуюся линию горизонта. Сообразив наконец, о чем он говорит, я вытащил из кожаного чехла свой бинокль и поднес его к глазам. И правда, далеко впереди над мелкой волной скользила охотящаяся птица.

– Беги к командиру, – приказал я.

– Слушаюсь, господин доктор!

Моя вахта заканчивалась через час. Я сам вызвался нести ночные вахты в качестве корабельного офицера, но несмотря на месяц плавания, мне так и не удалось привыкнуть стоять в эти тяжелые рассветные часы, когда глаза закрываются сами собой и на борьбу со сном не остается решительно никаких сил. Еще раз глянув в бинокль, я окончательно проснулся. Присутствие птицы указывало на то, что мы находимся в непосредственной близости суши. Тило не ошибся в своих расчетах: мы знали, что бургасские берега должны появиться не сегодня так завтра.

На корме взревел рожок сигнальщика. Приложившись к фляге с бодрящим настоем, я выбрался из носовой надстройки и двинулся по слабо покачивающейся палубе, спеша разделить с остальными радость окончания плавания. Вскоре на смотровой площадке кормовой рубки появились фигуры Эйно, Тило и Иллари. Вслед за ними из люка выбрался капитан Рокас.

– Подайте господину доктору вина! – крикнул Эйно в люк, увидев меня. – Ну, Маттер, можно считать, что ты первым увидел землю!

– Мы не сможем определиться до восхода солнца, – пробурчал Тило, осматривая в бинокль горизонт. – Но, думаю, что если нас и снесло, то не слишком. Следует промерить глубины и прибрать паруса. Здесь могут быть мели.

Я поднялся по лестнице наверх, принял из рук стюарда флягу с крепким вином и посмотрел на Эйно. Его глаза блестели так, словно им овладела лихорадка. Он, казалось, и не ложился спать – а может, так оно было и на самом деле. Чем ближе мы приближались к далекому западному берегу, тем все более веселым и подвижным становился князь. Правда, я хорошо видел, что за его весельем скрывается глубокая озабоченность…

Мы шли к Бургасу больше месяца. Ветер был благоприятным, сезон ураганов закончился незадолго до нашего отплытия, и лишь пару раз нас немного потрепало штормами. По словам Тило, барк вел себя превосходно, мы уверенно держали восемь, а иногда даже десять узлов, и двигались, таким образом, с опережением графика.

– Шхуна с левого борта! – выкрикнул вахтенный матрос.

– Они нас, кажется, боятся, – заявил Тило, опуская бинокль. – Идут параллельным курсом и убирают паруса.

– И хорошо, – хмыкнул Эйно. – По словам торговцев, в здешних водах полно пиратов. Бургасские сатрапы не очень-то озабочены безопасностью торговли. А может, они и сами в доле.

Небо светлело с каждой минутой, море на востоке окрасилось в нежно-розовый цвет восходящего солнца. Эйно приказал трубить подъем. Постояв еще немного с ним, я спустился в свою каюту и, едва стащив с себя сапоги, рухнул на койку.

Меня разбудили около полудня. На пороге каюты стоял Бэрд с мисочкой орехов в руке.

– Мы идем вдоль берега, – сообщил он, пожелав мне доброго утра, – с левого борта в бинокль видны какие-то деревушки… Слушай, а у нас есть хоть один переводчик? А то я, например, по-бургасски никак. Что делать?

– Эйно знает, что делает, – зевнул я и сунул ноги в сапоги. – Он не поперся бы сюда, не зная ни языка, ни обычаев. Купцы-то ведь с Бургасом торгуют. Князь не такой человек, чтобы делать что-то наобум. Уверен, в кармане у него припасено немало сюрпризов.

Бэрд усмехнулся и распахнул иллюминатор. За этот месяц у нас с ним установились почти дружеские отношения – все началось с того, что на третий же день пути он, шляясь по палубе здорово пьяный, свалился и подвернул себе ногу. Спьяну он не придал этому особого значения, но к утру лодыжка распухла так, что он не мог ходить. Матросы оттарабанили его ко мне, я дернул – и уже вечером он пришел ко мне с кувшином вина, поблагодарить за чудесное излечение. С тех пор мы регулярно сидели у меня в каюте за вином и костями. Экс-лейтенант морской пехоты, Бэрд немало повидал и оказался превосходным рассказчиком. Многие из его историй звучали ничуть не менее захватывающе, чем приключенческие романы моего детства.

– Штурман утверждает, что еще до вечера мы увидим столичный порт, и упрашивает командира развести пары, боится мелей.

– Тило очень осторожный, – кивнул я, вытирая мокрое после умывания лицо. – Когда-то он провел «Брина» через Врата Белых Бурь, а это такое место, где любой опрокинется или налетит на скалы.

– Ну да, осторожный, да только он уже замучил всех со своим лотом. Торчит на носу и все время меряет глубины. И кричит, чтобы зарифили паруса. У меня такое ощущение, что старик сегодня просто не выспался.

– Тоже возможно. Я поднял их всех еще на рассвете. Но Эйно вряд ли согласится запускать машину. Во-первых, он очень бережет уголь, а во-вторых, ужасно не любит демонстрировать другим ее наличие. Здесь, в Бургасе, о машинах и не слыхали – объявят нас какими-нибудь демонами, и отстреливайся потом. Стюард! – гаркнул я, высунувшись из каюты. – Принесите чего-нибудь пожрать!

– Сюда? – осведомились у меня.

– Нет, я поднимусь наверх. Хозяин там?

– Изволят быть там.

– Прекрасно. Завтрак наверх.

На огражденной площадке мы застали Эйно, сидящего за тяжелым дубовым столом, ножки которого были вставлены в специальные гнезда – этот стол матросы протаскивали через люк в разобранном виде, – и Иллари с небольшим толстым томиком в руке.

– Выспался? – спросил меня Эйно.

– Вполне, – кивнул я, оглядывая сияющее море.

Несмотря на надетую в каюте толстую кожаную куртку, ветер холодил мое тело. Выйдя из Альдоваара, мы все время шли на северо-запад и забрались теперь в северное полушарие. Здесь была зима – пусть и теплая, но все же зима, с холодными ветрами и колючими, долгими дождями. Ежась, я обнял ладонями кружку со сладким горячим отваром, которую принес мне стюард, и подумал, что надо было захватить перчатки, которые я надевал на ночную вахту.