Стильная жизнь - Берсенева Анна - Страница 51

– Ничего себе! – воскликнул он. – Смотрится шикарно, а стоит – как на Тушинском рынке.

– А зачем тратить лишнее? – с едва скрываемой гордостью заметила Аля.

– Смотри, – пожал он плечами. – Я тебя в деньгах не ограничиваю.

Что он не ограничивает ее ни в чем, Аля убедилась довольно быстро. Конечно, она не была транжирой и глаза у нее не разбегались в дорогих бутиках, но и от него ей ни разу не приходилось слышать, что покупать надо подешевле. Сам он объяснил это просто.

– Алечка, у меня не слишком большие расходы – по сравнению с доходами, – сказал Илья. – У меня нет желания ни строить загородный дом, ни коллекционировать старинные автомобили, ни колоться дорогостоящим героином. Сын пока маленький, так что о его образовании тоже думать рано. Еще не хватало тебе не дать одеться так, как ты заслуживаешь!

К наряду цвета спелой сливы и шампанского он подарил ей авторской работы гарнитур, купленный на какой-то выставке. Большие серьги, браслет и широкое, под горло, колье были сделаны из горного хрусталя. Свет причудливо играл во множестве граней, и казалось, что на тонкой Алиной руке застыл настоящий кусок льда.

Собираясь к Илье в студию, Аля открыла ониксовую музыкальную шкатулку, чтобы достать свои часики, и наткнулась на это ледяное великолепие. Она вспомнила, с каким счастливым восторгом впервые надела его подарок на премьеру в Дом кино, куда они были приглашены вдвоем, – и ей стало тоскливо.

«Что же теперь-то? – подумала она едва ли не со страхом. – Почему теперь ни в чем радости нет? Неужели я просто объелась, стала обыкновенной пресыщенной девицей, которой уже ничем не может угодить богатый любовник? Но у нас ведь все по-другому!..»

Глава 6

По закону подлости поезд сорок минут стоял в туннеле метро, и к трем часам Аля в студию опоздала.

Она знала, что Илья терпеть не может любой необязательности, и поэтому сердце у нее билось чуть чаще обычного, когда она наконец подбежала к особняку на Шаболовке.

– Запыхалась, Сашенька? – услышала она, уже взявшись за ручку массивной двери. – Не спеши, вместе зайдем, примем лавину заслуженного гнева.

Венькина рука накрыла ее руку, помогая открыть дверь. Лицо его выглядело каким-то помятым, осунувшимся, и голос был невеселый, несмотря на шутливый тон.

Они еще задержались на вахте, получая для Али пропуск. Поднимаясь на второй этаж, она спросила:

– Веня, правда, что ты для меня какой-то клип придумал?

– Правда, – не оборачиваясь, кивнул шедший впереди Венька. – Не совсем еще придумал, но в общих чертах. Придумал, на чем он должен строиться – одну маленькую провокацию… Сейчас расскажу!

Вопреки Венькиным предсказаниям и Алиным ожиданиям, Илья посмотрел на них мрачно, но ничего не сказал. Он был занят и, на минуту выйдя из своего кабинета, ушел снова, бросив на пороге:

– Ты тут излагай пока, Бен, потом обсудим, где все-таки снимать будем.

Аля с трепетом душевным ожидала Венькиного рассказа. Все-таки это была ее первая роль, хотя бы и в рекламном клипе!

«А вдруг гадость какую-нибудь придется рекламировать?» – на мгновение мелькнуло у нее в голове – и тут же забылось.

– Значит, так, Сашенька, – сказал Венька. – Прославлять мы с тобой будем перчатки. Голландские, качественные. Не бог весть что, но бывает хуже, – сказал он, заметив тень разочарования на Алином лице. – А я, знаешь, сразу о тебе подумал, когда заказ этот увидел. Выбрал его для тебя и для себя из кучи возможных.

– Почему? – удивилась она.

– Потом поймешь, – загадочно улыбнулся Венька. – Собственно, излагать-то особенно нечего. Что это Илюшка солидности напустил? Можно подумать, тебе невесть что придется прочувствовать! Мы с ним все в общем и в целом обсудили, примерочку тебе сейчас сделают для костюма, личико я тебе потом сам нарисую… Все в порядке, милая!

Аля видела, что он только старается говорить бодро. На самом деле, наверное, он хотел бы говорить совершенно иначе – так, как говорили его невеселые глаза. Или вообще молчать.

Она никогда не понимала причины этой постоянной его печали. Хотя, конечно, Варя… Да и вся его жизнь, которую она наблюдала урывками, заставляла ее сердце сжиматься от непонятной и резкой, хотя и отдаленной какой-то, боли.

Венька курил, сидя на знаменитом диване, и смотрел перед собой пустыми, невидящими глазами. Але хотелось махнуть рукой перед его лицом, чтобы прогнать это пугающее выражение.

– А что все-таки я буду делать? – спросила она, нарушая гнетущее молчание.

– Да ничего особенного, я же сказал, – пожал плечами Венька. – Спустишься с крыльца, обернешься, пройдешь по дорожке и исчезнешь в тумане. Ни слова не произнесешь.

Але показалось, что разговор с ней не то чтобы неприятен для него, но, во всяком случае, тягостен. Она не понимала причины этой тягости – вернее, чувствовала, что причина кроется там, в его пустых глазах…

– Обсудили? – Илья вошел в студию, холодно посмотрел на Веньку. – Все ей объяснил?

– Все, – кивнула Аля. – Когда снимать будете?

– Когда платье будет готово, – ответил Илья. – Сейчас модельер придет, мерки с тебя снимет, и вообще – прикинет, как тебя подать.

– Только слишком под начало века не стилизуй все-таки, – произнес наконец Венька. – Маскарад не нужен. Ну, я Юлечке объясню. Илюша, я с тобой поговорить хотел…

Он сидел на краю широкого дивана, нахохлившись, как темная птица, глаза его блестели лихорадочно, с какой-то жалобной надеждой.

– Аля, – сказал Илья, – там секретарша кофе сварила. Выпей у нее. Знаешь, где мой кабинет?

– Найду, – кивнула она, направляясь к выходу из студии.

Закрывая за собою дверь, она услышала резкий, скрипучий какой-то и потому незнакомый, голос Ильи:

– Не о чем говорить, Бен. Не дам, можешь не просить. Я тебя предупреждал.

Аля пошла по коридору направо, потом вспомнила, что кабинет директора – налево. Возвращаясь, она еще раз прочитала знакомую Венькину надпись на двери в студию: «Мешай дело с бездельем, проживешь свой век с весельем»…

«Ни дела у меня, ни веселья», – тоскливо подумала она.

Платье, для которого снимала мерки очаровательная модельерша Юлечка, было готово ровно через два дня.

– Некогда тянуть, – объяснил Илья, когда Аля удивилась таким стремительным темпам. – У нас не Запад, в роль вживаться не приходится. А то я наблюдал, как американцы прокладки рекламируют, – усмехнулся он. – Когда у Кости опыт перенимал. Отбирают по какому-то дикому конкурсу несколько баб, селят их на неделю в пятизвездный отель. Массажист-визажист, все путем. Диета, опять же. И все только для того, чтоб они счастливым голосом сообщили, какой восторг эти чертовы прокладки! Хотя, конечно, они правильно мыслят, – оговорился он. – Чтобы женщина говорила счастливым голосом, ее по меньшей мере надо немножко отмочить в бассейне и вообще – побаловать приличными условиями. Но будем считать, милая, что ты и так счастлива. – Он положил руку Але на грудь. – Я тебя чем-нибудь красивым побалую обязательно, не волнуйся. Но времени нет. Заказ выгодный, кампания по всяким кожаным штукам ожидается гигантская, и ролик голландцы хотят в кратчайшие сроки. Они свои клипы тоже привезли, – заметил он с иронией в голосе, – но по перчаткам хотят с менталитетом… Будет им менталитет! – Он подмигнул Але. – Правда, чижик?

До той самой минуты, когда Илья привез ее в Братцево, где должны были проходить съемки, Аля понятия не имела не только о том, в чем должен выражаться менталитет, но даже о том, что же все-таки она должна будет делать.

Кончался декабрь. Снег наконец-то выпал неделю назад, а накануне растаял. Сумрачное небо было расчерчено ветками деревьев, под ногами хлюпала грязь. Аля с детства терпеть не могла такие промозглые дни: они нагоняли на нее уныние.

– Что нерадостная такая, Сашенька? – спросил Венька, незаметно подходя к ней.

– Чему радоваться в такую погоду? – поежилась она.