Записки разведчика - Пипчук Василий - Страница 2

Но тут же испугался, что меня могут отставить от поиска, а то и выгнать из разведки, и потому твердо, четко добавил:

– Но приказ готов выполнить.

Полковник Василевский усмехнулся, но больше ничего не сказал.

Наша поисковая группа выдвинулась на исходный рубеж-в боевое охранение полка. На переднем крае то слева, то справа погромыхивало. Противник по-прежнему «вешал» ракеты над нейтральной полосой, прошивал ночную темноту трассирующими пулеметными очередями.

Сержант Юсупов еще раз, но уже на местности, словно разбивая ее на маленькие участки, уточнил задачи разведчиков, проверил, как они знают и, главное, понимают свой маневр. Ответы удовлетворили старшего, и он, проверив снаряжение разведчиков, махнул рукой:

– Тронулись.

Перевалив бруствер полукольцевой траншеи, мы цепочкой двинулись к немецкой стороне.

Теперь для нас началась новая, скрытая жизнь. Нам нельзя было идти ни в рост, ни согнувшись, можно было только ползти. Ползти тихо, легко, не издавая ни малейшего шума.

Внезапно справа, совсем близко, раздался резкий металлический щелчок, а потом простучал пулемет. Тоненько подвывая, пули прошли в стороне.

«Это смена пулеметчиков, – подумал я. – Проверили замок оружия. Точно соблюдают время смены».

Сержант вытянул руку вперед и вправо, шепотом сказал:

– Туда.

Перекатываясь, разведчики сползли в неглубокую лощину, пересекающую нейтральную полосу наискосок. Долго лежали, присматриваясь и прислушиваясь, восстанавливая сбитое дыхание.

Вокруг – развороченная земля. Впереди – вырванные колья с остатками колючей проволоки. Это следы вчерашнего боя. Левая и правая группы прикрытия расползаются по сторонам и немедленно занимают выгодную оборону в воронках. Группа захвата начинает движение и проползает в брешь проволочного заграждения.

Я ползу впереди сержанта. Через меня он подает команды условными знаками. Не успел я перевалить минную воронку и подтянуть ногу, как услыхал резкий стук в подошву сапога. Это сигнал «Стой!»

Прижимаясь к земле и тихо раздвигая руками стерню, я осторожно чуть подтянул тело вперед и замер. Замерла и вся цепочка. Ко мне подполз сержант. Дышал он спокойно и размеренно – вот что значит тренировка, привычка. Пока он осматривался, я старался наладить дыхание.

– Блиндаж! – тихо произнес Юсупов, показывая на холмик земли.

И тут полоснула частая очередь, а в воздухе повисла ракета. От нее по земле ползли резкие тени. Ракета стремительно приближалась, ослепляя и вызывая желание поглубже втиснуться в землю. Она сделала полукруг над нами, а потом, шипя, коснулась земли прямо у ног Шолохова, вспыхнула последний раз и погасла. Навалился мрак.

Юсупов, как и я, рукавом маскхалата вытер пот со лба, улыбнулся и шепнул мне на ухо:

– Все в порядке. Не заметили. А потом подтолкнул:

– Вперед!

Наконец все четверо, вся группа захвата, у цели. Принимаем боевой порядок. Шолохов и я – на флангах, Юсупов и Федотов – в центре.

Затаив дыхание, лежим у бруствера вражеской траншеи, прямо под носом у немцев.

Впереди нас, за изгибом траншеи, виднеется холмий| блиндажа. Он аккуратно обложен дерном. От него в разные стороны тянутся два узких, глубоких хода сообщения.

Правее холмика, недалеко от входа в блиндаж, стоит пулемет с вытянутым прямо на нас хоботом. Это он минуту назад стлал над нами очереди трассирующих пуль. А сейчас он молчит, видимо, его хозяин ушел в блиндаж:

Подползаем чуть ближе. Сквозь узкую щель двери в траншею сочится полоска света, доносятся голоса и даже смех.

Похоже, нас и в самом деле не заметили.

Сержант пристально посмотрел на нас и тихо подал команду:

– Шолохов! На блиндаже закрыть дымоход и взять под наблюдение ход сообщения. Пипчук, наблюдать за траншеей, идущей от блиндажа. Федотов – за мной! Мы выскочили из-за бруствера и бросились вперед. Юсупов рванул дверь и вместе с Федотовым ворвался в блиндаж. Я залег над траншеей и не видел, что произошло в блиндаже. Но, как потом выяснилось, ребятам пришлось трудновато.

… Свет фонаря «летучая мышь» на мгновение ослепил разведчиков, Юсупов отскочил влево. Немцев оказалось четверо, а разведчиков – только двое. И это неравенство на какую-то долю секунды ввергло сержанта в оцепенение. «Их четверо, а нас двое. А стрелять нельзя – провал операции».

Под пристальным взглядом холодных, решительных глаз Юсупова, под черным отверстием пистолетного дула, немцы, ошеломленные внезапностью, начали поднимать вверх руки. Тут бы их и взять, но что делать с четырьмя? Нужен один «язык».

И это колебание наших разведчиков, наверно, уловили немцы. Они начали понимать, что с ними произошло: их застали врасплох в собственном блиндаже, на собственном переднем крае обороны, и всего лишь – двое русских.

Худощавый, выше других немец покосился на открытую дверь. В блиндаж больше никто не входил. Двое уже вошедших не стреляют, тогда немец истошно завопил:

– Pyccl Фойер!

За столом никто не пошевелился. И только один немец, щупленький, небольшого роста, сидевший спиной к Юсупову, как мышь, юркнул под стол, к той стене, на которой висело оружие. И вдруг сержанта охватило жуткое чувство: «Где Федотов?» Ему потему-то показалось, что Федотов не успел заскочить в блиндаж вместе с ним.

А Федотов, пятясь вправо от стола, уже заслонил оружие. Хитрость щуплого немца не удалась. Прикладом автомата Федотов прикончил его. Юсупов так же рассчитался со вторым.

Осталось двое – худощавый, высокий, и сутулый, в очках. Они теперь догадались, что русские стрелять не собираются. Высокий сделал рывок, раздался треск. Разбитое стекло «летучей мыши» и звон. Блиндаж окутала темнота. В воздухе поплыл запах керосина. Немцы бро-. сились на разведчиков. Завязалась борьба…

Темнота в блиндаже встревожила меня. Сердце сжалось так, что хотелось вскочить и броситься на помощь ребятам. Ведь они были так близко. Я слышал шум борьбы. Помочь? Но ведь у меня своя задача, и от точного выполнения ее зависит успех операции, жизнь всех нас.

… В этот момент, как я узнал потом, Юсупов рывком сбросил с себя повиснувшего на нем сутулого немца и вогнал ему в грудь нож. Худощавый получил удар автоматом, упал на нары и застонал. Юсупов вынул из-за пазухи маскхалата карманный фонарик и его лучом разыскал в темноте лицо последнего фашиста.

– Ваня, взять живым!

Но тут немец круто развернулся и упал с нар, а потом юркнул в сторону. Он напряг все свои силы, но рывка к висевшему на стене оружию не получилось. Теперь оружие прикрыл Юсупов. Немец понял бесполезность сопротивления. Он сразу ослабел и стал жалок. Разведчики быстро связали ему руки и с кляпом во рту вытолкнули из блиндажа.

Можно было отходить, но тут случилось то, чего в эту секунду мы не ожидали. По траншее к блиндажу кто-то шел. Уверенные, твердые шаги приближались.

Мы притаились, прижались к стенкам траншеи. Мысль работала быстро. Не дождавшись решения командира, я, теперь уж и не помню как, очутился у немецкого пулемета, нажал на спусковой крючок и дал длинную очередь вдоль «нейтралки». Но все-таки успел подумать, что стрелять нужно так, чтобы не задеть разведчиков из группы прикрытия.

– Гут, – донеслось до меня сквозь треск пулемета, и я увидел, как темная фигура повернулась и скрылась за изгибом траншеи. Проверяющий оборону, видимо, был удовлетворен: пулеметчики не спят. Дел у него было много, и он пошел проверять другой участок.

Когда шаги немца затихли, у нас на душе повеселело.

Покинув траншею, разведчики с «языком» устремились к своим. Зашуршала стерня. Тихонько звякнула колючая проволока на кольях. Потом все стихло.

Я по-прежнему оставался на месте, у немецкого пулемета. Теперь я, восемнадцатилетний парнишка, в одиночку стал группой прикрытия. Передвинув автомат, выполз на бруствер и лег на живот – так лучше наблюдать за траншеей.

Все было тихо. Но тишина могла насторожить противника, и я дал еще одну короткую очередь. Где-то справа мне ответил треск автоматов, а потом и ручных пулеметов. Может быть, проверяющий поставил в пример своим солдатам мою «бдительность».