Великий ум Марса - Берроуз Эдгар Райс - Страница 14

Первой задачей было заменить органы 278-ДЖ-493811-Р и Гора Хаджуса, тела которых были повреждены смертельными ранами. Первый нуждался в новом легком, второй – в новом сердце. Я не решался просить разрешения у Рас Таваса на этот эксперимент, боясь вызвать подозрения, в результате чего, вероятно, последует приказ их уничтожить. Я вынужден был осуществлять свои замыслы скрытно. С этой целью я завел обычай работать в лаборатории до глубокой ночи, часто привлекая к опытам различных ассистентов. В общем, я-то хотел, чтобы мой труд в ночные часы перестал удивлять Рас Таваса. Выбирая помощников, я сделал упор на двух из них, тех самых шпионов, которых Рас Тавас посылал следить за мной. Я недолго пользовался их услугами, но был уверен, что они донесли Рас Тавасу о моей активности. Я постарался, чтобы они получили от меня соответствующие намеки, как бы скелет их донести хозяину, сформулированный так, чтобы не повредить мне. Простейшая из подсказок, которую я им представил – идея о том, что я работаю так исключительно из любви к делу как к таковому и громадного интереса к исследованиям Рас Таваса. Несколько ночей я трудился с ассистентами, но сколько бы сил ни тратил я ночью, я всегда был осторожен и следил за тем, чтобы утром в офисе не было заметно по мне, что я так долго работал.

Таким образом, тщательно подготовив фундамент, я относительно мало боялся за исход дела и не опасался, что мой замысел будет раскрыт. Итак, я приступил к работе над воином из Фандала и убийцей из Тунола. Первым я выбрал воина. Его легкое было сильно повреждено моим клинком, проткнувшим его, но из лаборатории, где хранились расчлененные тела, я принес безупречное легкое и заменил им испорченное. Работа заняла лишь полночи. Но я был настолько нетерпелив, что тотчас же вскрыл грудную клетку Гора Хаджуса, для которого припас необычайно сильное и мощное сердце, завершил полностью пересадку, и к рассвету все было готово, так как я работал быстро. Зная природу ран, которые отправили на тот свет этих двоих, я неделями совершенствовался в проведении подобных операций, за исключением терапевтического пластыря, закрывавшего разрезы, вернулся к себе на квартиру, чтобы отдохнуть несколько минут, моля бога, чтобы Рас Тавас ничего не заподозрил и у него не возникло какой-либо случайной мысли осмотреть оперированных мной. В предвидении такого случая я обезопасил себя, внеся полное описание операций в истории болезней, чтобы в случае обнаружения отвести подозрения игрой в искренность. Проснулся я в обычное время и сразу пошел к Рас Тавасу, который встретил меня сногсшибательной новостью, почти полностью разрушившей мои замыслы. Он смотрел на меня внимательно в течение минуты, показавшейся мне очень долгой, прежде чем заговорил.

– Прошлой ночью ты работал допоздна, – сказал он.

– Я часто так работаю, – ответил я с видом беспечности, на сердце у меня был камень.

– И что же завладело твоим вниманием? – осведомился он.

Я чувствовал себя как мышь, с которой играет кот.

– В последнее время я занимался, правда, совсем немного, пересадкой сердца и легких, – ответил я. – Работа так поглотила меня, что я не заметил течения времени.

– Я знал, что ты работаешь по ночам. Думаешь, это разумно?

В этот момент я понял, что это было очень неразумно, хотя я уверял его в обратном.

– Мне не спалось, – ответил я. – Поэтому я заходил к тебе около полуночи, но тебя не было. Я хотел поговорить с кем угодно, но твои рабы знали лишь, что тебя нет. Где ты – они не знали. Итак, я отправился тебя искать. – Мое сердце ушло в пятки. – Я предположил, что ты в одной из лабораторий, но обойдя несколько, тебя не нашел. – Я воспрянул духом. – С момента моей собственной операции я часто проклинаю появившуюся у меня бессонницу и неутомимость, почти что желаю возвращения в свое старое тело – молодость нового тела не гармонирует с древностью мозга.

– Чего твое тело желает, – сказал я, – так это движения. Оно молодо, сильно, мужественно. Загрузи его работой, это заставит твой мозг по ночам отдыхать.

– Знаю, что ты прав, – ответил он. – Я пришел к тому же самому умозаключению. Не найдя тебя, я гулял в садах чуть больше часа, а по возвращению к себе крепко заснул. Я буду гулять каждую ночь, или присоединюсь к тебе в твоей работе в лабораториях.

Новость была очень тревожной. Теперь я ни на миг не мог быть уверен, что Рас Тавас не бродит где-нибудь неподалеку. Отныне я должен делать важную работу – ночью – только вдвоем. Я мог быть уверен в нем, только будучи с ним.

– Посылай за мной, когда тебя охватит беспокойство, и я приду и буду работать с тобой, – сказал я. – Ты не должен расхаживать по ночам в одиночку.

Я надеялся, что так он будет делать всегда, и тогда я буду знать, что если он за мной не пришлет, то, значит, находится в своей комнате. Кроме того, я увидел, что с этого времени должен считаться с опасностью разоблачения. Зная это, я решил поспешить с завершением своих планов и рискнуть всем в одной дерзкой попытке.

Этой ночью случай мне не представился, так как Рас Тавас послал за мной и сообщил, что должен погулять в саду, так как устал. Я же нуждался в целой ночи. Поэтому, погуляв до полуночи с Рас Тавасом, я был вынужден отложить осуществление замысла до завтра. Следующим утром я убедил Рас Таваса послать за мной раньше под предлогом, что должен выйти за ограду и посмотреть на Барсум за пределами его лаборатории и садов. Я был почти уверен, что он согласился с просьбой, так как до этого он никогда мне не отказывал. Имей он старое тело, он бы никогда не пошел на это – насколько же сильно изменили его молодая кровь и молодое тело, если он согласился.

Я никогда не был по ту сторону здания и не видел, что там, так как ни в одной из внешних стен здания не было окон, а в садах деревья достигали такой высоты, что загораживали все, что находилось между ними. Мы некоторое время гуляли в саду как раз у внешней стены, и я спросил у Рас Таваса, могу ли я выйти за нее.

– Нет, – ответил он, – это опасно.

– Почему? – поинтересовался я.

– Я покажу тебе, причем обзор будет куда лучше, чем просто за воротами. Следуй за мной.

Он сразу же провел меня к величественной башне, которая возвышалась в углу самого большого здания из группы, образующей огромное учреждение. Внутри был спиральный коридор, который вел не только наверх, но и вниз. Мы поднимались с этажа на этаж, пока не пришли, наконец, на вершину башни.

Передо мной раскинулся впервые увиденный мной за много месяцев пребывания на Барсуме обширный ландшафт. Почти что целый год я был заточен в мрачных стенах кровавой лаборатории Рас Таваса. К тому времени странная жизнь здесь стала казаться совершенно естественной, ведь мы, люди, рабы своих привычек. Но с первым взглядом на открытую местность во мне пробудилось такое стремление к свободе, к пространству, к беспрепятственному перемещению, что от него никак нельзя было больше открещиваться. Перед нами внизу лежал небольшой кусочек скалистой суши, возвышавшейся на дюжину, или чуть больше, футов над окружающей местностью. Площадь его была, грубо считая, сотни акров. На нем стояли здания и росли сады. Башня, на которой мы находились, была расположена примерно в центре всего пространства. За внешней стеной, на ленточке каменистой земли, рос редкий лес разнокалиберных деревьев, разбросанных кучками, а за всем этим было то, что казалось заросшей тиной, через которую тянулись полоски, кое-где содержавшие воду – маленькие озера, наибольшие из которых охватывали едва ли два акра. Этот ландшафт простирался насколько хватал глаз и прерывался изредка случайно разбросанными островками, подобными тому, на котором мы находились. Невдалеке, на линии горизонта, виднелся большой город. Его купола и башни сверкали и искрились на солнце, как если бы они были покрыты блестящим металлом и драгоценностями.

Это, я знал, должен был быть Тунол, и все, что находилось вокруг нас, являлось великими Тунолианскими топями, которые простирались примерно на восемьсот миль к востоку и западу и в некоторых местах имели ширину до трехсот миль. Немного о них известно в других местах Барсума, так как они обильно населены свирепыми хищниками, не имеют удобных посадочных площадок для флайеров и управляются Фандалом на западном конце и Тунолом на восточном – негостеприимными королевствами, не поддерживающими отношений с внешним миром, и сохраняющими независимость только благодаря недоступности и первобытной отчужденности.