Принц снов - Бенджамин Курт - Страница 33

Льюка перевел взгляд с одного брата на другого, потом поднял сжатый кулак Льешо и начал неторопливо, по одному, распрямлять пальцы. Когда пыльная ладонь наконец раскрылась, оказалось, что на ней лежит черная жемчужина.

Услышав изумленный возглас Льюки, проходившие мимо ташеки приблизились, а потом, вслед за старшими братьями, упали перед Льешо на колени.

– Встаньте скорее! – Льешо от смущения покраснел. – Это же просто смешно!

Братья поднялись, но сделали это явно для того, чтобы успокоить Льешо. Ташеки тоже медленно встали на ноги. По толпе пробежал шепот, подходили все новые и новые люди. Льешо пытался объяснить:

– Черная свинья привела меня к высохшей финиковой пальме высоко в горах. А жемчужина, словно пробка, закупоривала родник у самых корней дерева. Я решил, что все это сон, но, очевидно, ошибался.

Льюка возразил, отрицая попытку Льешо объяснить появление в руке жемчужины:

– Я дежурил всю ночь, не смыкая глаз, и ты ни разу не встал со своей постели там, в маленькой пещере, – до самого утра, когда я тебя разбудил. – Голос звучал настойчиво. – Кроме того, если бы кто-нибудь вошел или вышел, сторожа непременно сообщили бы мне.

Льешо вспомнил ощущение прохладных пальцев на своем пылающем лбу, но промолчал. Вместо этого он залез за пазуху и достал ту самую ладанку, в которой со времени ухода из Шана хранил черные жемчужины. Все три оказались на месте. Братьев, похоже, этот факт не особенно удивил, однако сам Льешо разнервничался. Одно дело – увидеть во сне какое-нибудь место, а потом обнаружить его при свете дня, и совсем другое – принести из сна настоящую жемчужину, да еще и испачкаться в земле. Больше того, если верить сну, сейчас он держал в руке вовсе не жемчуг, а измененную до неузнаваемости личность Свина, любимого садовника Великой Богини, хозяина се небесных садов.

– Пропустите меня! Посторонитесь!

Сквозь толпу пробивался Харлол. Растолкав собравшихся, он оказался лицом к лицу с Льюкой.

– Толкователи снов Акенбада проснулись. Динха просит фибских принцев пожаловать к ней!

Льешо отрицательно покачал головой. Ему почему-то чудилось, что пасть драконьей пещеры непременно закроется, навеки проглотив его. Рационального объяснения своим опасениям он дать не мог, а потому для отвода глаз пролепетал что-то насчет острого чувства голода.

Однако отговорка не сработала. За годы разлуки Льюка стал куда более упрямым, чем был в детстве, в Кунголе.

– Динха накормит тебя, – настойчиво возразил он и потянул младшего брата прочь от обступивших его ташеков, пытавшихся хотя бы дотронуться до края одежды юноши.

– Зачем они все это делают?

– Считают, что прикосновение к тебе принесет их семьям благополучие, а больным – исцеление.

Балар взглянул с удивлением, словно упрекая брата за то, что он не понимает этого сам. Но разве мог Льешо разбираться в таких вещах? Фибы не придавали большого значения магии талисманов, да и в Шане никто не смотрел на юношу как на святого. Если бы было иначе, ему не пришлось бы так часто пускать в ход нож и даже меч.

– Эти люди запутались в братьях, – недовольно ворчал младший из принцев. – Мистик здесь – Льюка. А если им нужен целитель, то вместо меня надо было спасать Адара.

– Им срочно требовался ясновидящий, чтобы вернуть воду, – напомнил Льюка, – и ты спас их; вернее, всех нас. Естественно, толкователи снов Акенбада хотят тебя поблагодарить.

– Волноваться не о чем. – Балар похлопал брата по спине, но Льешо жест совсем не убедил. – Прорицатели Акенбада, когда не спят, достаточно общительны. Возможно, они даже потреплют тебя по щеке и перекинутся парой слов насчет того, какой ты приятный молодой человек. Смысла особого в этих разговорах, конечно, не будет, но тема очень их позабавит. А потом, когда они тебя обсудят, ты сможешь задать пару вопросов – если, конечно, захочешь.

– Вчерашние ответы Динхи не принесли большой пользы, – напомнил Льешо, и Балар в знак согласия энергично кивнул.

– Дело в том, что ответы, когда их слышишь, никогда не кажутся толковыми. Только потом, когда уже бывает слишком поздно, начинаешь понимать, что они означали и как именно следовало бы поступить, окажись предупреждения не столь туманными.

С советами, которые получал Льешо, всегда именно так и случалось – поначалу они казались вполне однозначными, зато потом выяснялось, что понимать их следовало совершенно иначе.

Льюка смотрел на брата так, словно у того выросла вторая голова и эта вторая голова умела разговаривать на иностранных языках.

– Замолчи, Балар! Он же не видел Динху вчера вечером!

– Что? О! Нет, толкователи снов не просыпаются неделями, – согласился Балар. – Ты, должно быть, спутал Динху с одной из прислужниц, хотя вряд ли такое возможно. Разумеется, не повстречавшись с Динхой, ничего знать и не будешь.

– Та, которую я видел, была старой и слепой, – сказал Льешо. – А ты, Льюка, отвел меня в маленькую пещеру над большой – той, где сидели прорицатели. Да, и еще маленькая пещера освещалась переливающимися в стене кристаллами.

– Динха не слепа, хотя и говорят, что во время сна глаза ее обращаются внутрь. – Льюка внимательно взглянул в лицо брату, словно таким образом хотел заглянуть ему в душу и выведать скрывающиеся там тайны. – Ты видел сон, а в том сне – еще один сон. И вот в этом-то внутреннем сне ты и спас нам жизнь.

Льешо подумал, что тайна заключается не в глазах, а в руке. Дары мира снов должны были бы исчезнуть с восходом солнца, однако черная жемчужина все еще лежала на ладони.

Братья молчали, хотя взглядами успели сказать друг другу многое. Наделенный даром проникновения в прошлое и будущее Льюка нехотя признался:

– То будущее, которое я вижу, тонет в тумане. Но это, разумеется, ничего не значит. Предсказание будущего – искусство, далекое от абсолютной точности.

– В таком случае твой дар не приносит особой пользы.

Льешо ничего не спрашивал – ответ на все вопросы слышался в его собственной интонации: всякое ясновидение он считал не столько даром, сколько серьезным неудобством. Шокар тоже так думал. Ему не досталось никакого особого дара, и от этого он чувствовал себя счастливее остальных братьев.

Льюка недовольно нахмурился. Однако отрицать подобное утверждение оказалось достаточно трудно.

– Дары Богини напоминают одежду, сшитую на много лет вперед. По мере того как дух наш набирает силу, время и опыт использования дара делают его все более удобным в обращении.

– А ты, Балар, сумел врасти в свой дар? – прямолинейно уточнил Льешо.

Балар покачал головой.

– Иногда мне кажется, что все мои способности – вовсе не дары, а безумие, и происходит оно от стремления как можно ближе подойти к тем материям, которые находятся за гранью нашего понимания.

– Что-то уж слишком мудрено, – саркастически заметил Льюка. – Впрочем, пора идти, нас ведь приглашала Динха. Не стоит томить ее долгим ожиданием. Семейные дебаты мы вполне можем отложить.

– У меня накопилось очень много вопросов, – заявил Льешо. – Например, зачем она послала тебя за мной, приказав украсть и прервать предназначенное мне испытание, а потом еще и таскать по пустыне. А еще – зачем мы отдали Адара с товарищами на произвол врагам, которые мечтают убить всю нашу семью.

Льюка попытался взглядом остановить младшего из принцев, но это не удавалось даже мастеру Дену, наделенному божественными свойствами. Что уж говорить о брате, пусть даже и ясновидящем.

– Если ты действительно обладаешь способностью созерцать прошлое и будущее, то наверняка знаешь, что никаким, даже самым строгим взглядом невозможно изменить ни мои решения, ни мои действия.

– Ну, хотя бы старайся быть поосторожнее. Встреча с толкователями снов Акенбада таит в себе немало опасностей.

Предупреждение Льюки противоречило заверениям Балара, но смутился именно Балар.

– Они не станут бить или обижать тебя, – запротестовал он. Однако потом счел нужным признать: – Однако если ты попытаешься скрыть хоть малую толику правды, они пригвоздят тебя, словно муравья.