Люди с Луны - Берроуз Эдгар Райс - Страница 15

Мать сшила мне новую одежду, а Молли помогла Хуане готовить приданое. Бедная девушка пришла к нам только в том, что было на ней.

Я пошел к Птаву, который был нашим представителем и попросил у него разрешения обрабатывать участок земли, соседний с нашим.

Птав был очень груб. Казалось, что он совсем забыл, что я спас его ребенка. Он сказал, что ничего не может сделать для меня, что я нахожусь в немилости у генерала Ортиса, и кроме того нахожусь под сильным подозрением.

– Причем здесь генерал Ортис? Разве он занимается распределением земли в тевиосе? – спросил я. – Неужели меня лишили моих прав из-за того, что он хочет мою женщину?

Я теперь не боялся их и говорил все, что было у меня на уме. Почти все. Нет, я конечно не высказывал своего отношения, но был тверд в требовании своих прав. Я требовал все, что положено мне по закону.

Жена Птава вошла в комнату и узнала меня, но не сказала ничего, кроме того, что ребенок спрашивал меня. Птав нахмурился и приказал ей выйти из комнаты. Он поступил с ней, как с докучливой собакой, но на меня это не подействовало. Она была предательницей своего народа.

Наконец я потребовал от Птава, чтобы он представил мне убедительные основания для отказа. Тот сказал. что поговорит в совете.

– Но, – добавил он, – я уверен, что ты ничего не получишь.

Я понял, что дальше говорить бесполезно, и ушел, соображая, что же делать дальше. Конечно, мы могли бы оставаться у отца, но это было не по обычаю. Каждый человек должен сам сделать для себя жилище. Когда мои родители умрут, мы переедем в их дом, как это сделали мои отец и мать после смерти их родителей. Но молодая пара должна начинать свою жизнь одна и по своему.

При выходе из дома меня остановила жена Птава.

– Я сделаю для тебя, что могу, – прошептала она.

Должно быть она заметила, что я невольно отшатнулся от нее, как от чего-то нечистого, так как она покраснела и сказала:

– О, выслушай меня. Я много страдала и полностью заплатила за свое предательство. Я не сказала ни единого слова, которое могло бы повредить кому-нибудь из нас. Скажи им всем, скажи пожалуйста. Я не хочу, чтобы меня презирали. О. боже, как я страдала! Чего я только не терпела! Мои страдания гораздо мучительнее, чем ваши. Это же настоящие звери. Они хуже, чем лесные животные. Я могла бы убить его, если бы не была такая трусиха! Я многое повидала и знаю, как они мучают людей перед тем, как предать их смерти.

Я не мог не почувствовать жалости к ней и сказал ей об этом. Бедная женщина была тронута до слез и пообещала как-нибудь помочь мне.

– Я знаю о Птаве нечто такое, чего он не хотел бы обнародовать, особенно перед Ортисом. И хотя он будет бить меня за шантаж, я добьюсь, чтобы он выделил тебе землю.

Я поблагодарил ее и ушел, размышляя над тем, что есть люди, жизнь которых хуже, чем наша. Чем ближе к Калькарам, тем более страшной становится жизнь.

Наконец пришел желанный день и мы пошли в церковь. Я снова пошел с Хуаной, хотя она хотела идти с кем-нибудь другим. Но я не мог передоверить ее защиту другим людям. Когда мы собрались все, началась служба. Затем мы с Хуаной встали перед алтарем и нас обвенчали по старым обычаям.

Из всех нас только Хуана в точности знала, как это делается и она подсказывала Оррину Колби, который проводил церемонию. Все, что могу припомнить из этой церемонии, так это только вопрос Колби: хочу ли я взять себе в жены Хуану. Я сразу же потерял голос и еле выдавил из себя, что разумеется хочу. После этого он провозгласил нас мужем и женой, разлучить которых не может никто, так как нас соединил господь.

Я был счастлив и с радостью принимал поздравления. Но в этот момент раздался стук в дверь и громкий голос приказал: Откройте во имя закона!

Мы встревоженно переглянулись. Оррин Колби приложил палец к губам и прошел в дальний угол комнаты, где стояли громадные ящики. Мы все пошли за ним, а дежурный по церкви стал быстро гасить свечи. В дверь непрерывно стучали. Я решил, что это удары топора. Наконец кто-то выстрелил в дверь. Сомнений у нас не осталось – это были Каш Гвард.

Мы с Оррином налегли на ящики и отодвинули их. За ними открылось отверстие. Мы один за другим спустились по каменным ступеням в темный туннель. Затем я задвинул ящики, поставив их на старое место.

Я быстро пошел за остальными. Рука Хуаны лежала в моей руке. Долгое время мы шли в темноте, затем Оррин остановился и подозвал меня. Ведь я был выше и сильнее всех остальных. Над нами была дубовая крышка. Ее необходимо было поднять.

Эта крышка лежала на этом месте уже много лет. Она была засыпана землей и на ней росли кусты. Однако я уперся своими плечами в крышку люка – и она поддалась. Через несколько минут я уже помог всем выбраться наверх и вылез сам. Все мы очутились в густом лесу. Мы прекрасно знали, что делать в таком случае и разошлись в разных направлениях.

Следуя тщательно разработанному плану, все мы вернулись в свои дома по разным дорогам и в разное время, так что никто бы не мог доказать, что все мы были в одном месте.

8. Арест Юлиана Восьмого

К тому времени, как мы с Хуаной вернулись, мать уже приготовила ужин. Ни мы, ни родители не видели Каш Гвард. Однако мы могли представить, что же произошло в церкви. Дверь была взломана, но воины не обнаружили своих жертв. Мы могли представить себе их ярость: люди ускользнули, не оставив после себя никаких следов. Даже если они нашли тайный ход – а я сомневался в этом, – он мало помог бы им. Однако все мы были в глубокой печали – ведь мы лишились нашей церкви. Теперь она для нас потеряна надолго. И снова в этом был повинен Иохансен.

На следующее утро я пошел разносить молоко. Старый Сэмюэль вышел из своего домика и приветствовал меня.

– Дай мне немного молока, Юлиан! – крикнул он, а когда я приблизился, он пригласил меня войти в дом. Дом у него был маленький и весьма просто обставленный. В одном углу лежала груда шкур, которая служила постелью, а посреди комнаты стоял чурбан, который мог использоваться и как стол, и как стул. За домом у него была маленькая мастерская, где он работал и где у него хранились предметы его ремесла – ремни, кошельки, головные шнурки и тому подобное.

Он провел меня в мастерскую и выглянул в окно, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает.

– У меня здесь есть свадебный подарок для Хуаны, – сказал он. – Я забыл подарить его во время. Ты можешь передать его ей с лучшими пожеланиями от Сэмюэля еврея. Эта вещь принадлежала моей семье еще со времен Великой войны, когда мой народ сражался на стороне твоего народа. Один из моих предков был ранен во Франции и лечили его в Риме. Сиделка Римской Католической Церкви дала эту вещь моему предку с тем, чтобы она всегда напоминала ему о Риме. Эта девушка полюбила моего предка, но она не могла выйти за него замуж, так как была монахиней. Эта вещь передавалась из поколения в поколение – и это самое ценное, что есть у меня. Я старик, Юлиан, и последний в своем роду. Я хочу передать эту вещь тем, кого люблю больше жизни. Мне кажется, что я долго не проживу на этом свете. Вчера, когда я шел из церкви, за мной следили.

И он подал мне кожаную сумку, в которой было двойное дно.

– Взгляни на это, – сказал он, – а потом спрячь так, чтобы никто не видел это.

Открыв второе дно, я достал маленькую фигурку, вырезанную из кости. Это был человек, прибитый гвоздями к кресту, человек с терновым венцом на голове. Это была прекрасная работа. Подобного я не видел никогда в жизни.

– Великолепно, – сказал я. – Хуана будет тебе очень благодарна.

– Ты знаешь, кто это? – спросил он и я был вынужден признать, что не имеют понятия.

– Это изображение Сына Бога на кресте, – объяснил он. – фигурка вырезана из слоновой кости. Хуана будет… – тут он схватил меня за руку. – Быстро! Прячь ее. Кто-то идет!

Я сунул фигурку в складки туники, а в это время к мастерской приближалось несколько человек. Они шли прямо к мастерской и тут мы поняли, что это Каш Гвард. Ими командовал капитан. Это был один из офицеров, которые прибыли сюда вместе с Ортисом. Он был знаком мне.