Небесные врата - Бенджамин Курт - Страница 6

В битве он бы поставил на Борту. Странно, почему она не применила свои чары, чтобы спасти сына…

Когда Льешо снова повернулся к матери Чимбай-хана, Борту опять стала простой женщиной, горюющей об утрате любимого ребенка. Принц вспомнил о Льюке. Брат видел, как будущее поглощает хаос, и у Льешо мелькнула мысль – а не отдала ли старуха своего отпрыска в жертву тому грядущему, которое не видел никто из них… и не хотел бы увидеть.

По крайней мере сам принц не хотел.

Шествие Великих Матерей закончилось. У ног шамана стояло десять чаш, три из них – перевернутые вверх дном.

Мастер Ден наклонился к Льешо и пояснил:

– Неперевернутая чаша означает, что вождь примет ханство, если его выберут. Перевернутая – клан не готов дать правителя. Не хватает богатства, или единения внутри клана, или нет подходящего молодого человека.

– Или они решили подождать в стороне от драки, чтобы потом забрать сокровища проигравших, – добавила Каду.

Они достаточно насмотрелись на подобные вещи в дальних провинциях Шана, где господин Ю надеялся обогатиться, а сам попался под горячую руку мастеру Марко.

Льешо решил приглядеться к тем кланам, которые поставили перевернутые чаши. Но сейчас Кубал интересовал новый хан.

– Одного может смести, – проговорил Болгай под звуки барабана. – Многие поднимут голову к небесам, и венец засияет над ними…

Таючит первым поднялся, чтобы дать ответ на загадку. В его руку Мерген вложил камень – один легко унесет ветром, но множество камней превращаются в гору с ледниковой короной на вершине. Тай подошел к столу и положил камень в чашу Борту, поклонился ей, потом отдал поклон трясущемуся в экстазе шаману.

Затем встал Есугей и с теми же поклонами опустил камень в чашу Борту.

Мастер Ден вздохнул, когда их друг вернулся на свое место.

Льешо вопросительно поднял бровь, и бог-мошенник прошептал ему на ухо:

– Есугей наиболее вероятный кандидат на место хана в том случае, если кланы решат отказаться от политики Чимбая. Сейчас он продемонстрировал своим последователям, кому собирается хранить верность.

Принц кивнул. Он вроде бы все понял, но мастеру Дену отчего-то не понравилась его реакция, и бог-мошенник добавил:

– Между кланами Кубала может вспыхнуть война, а враги на обеих границах только этого и ждут.

Мастер Марко на юге, Тинглут, отец госпожи Чауджин, на востоке…

Льешо взглянул на вдову: та сидела с видом торжественным и мрачным, опустив голову, но под опущенными ресницами задумчиво блестели глаза.

Как только церемония закончится, надо разыскать и предупредить Шу. Тинглут подпишет договор с пером в руке и мечом за спиной.

– Не поделишься мыслями, что покрыли твой лоб старческими морщинами? – спросила Каду.

– Я вдруг понял, что начинаю думать в стиле загадок Болгая.

Каду сочувственно закатила глаза и сказала:

– Если ты и приказы во время сражения начнешь отдавать в том же духе, я тебя побью.

Льешо обрадовался, что она заговорила совсем как раньше, и даже не стал напоминать, что и так не отдавал никаких приказов во время сражений. Этим занималась сама Каду.

Процедура избрания нового хана подошла к концу. Кучки камней в чашах выглядели одинаково. Так труднее определить, кто проголосовал против нового хана, когда он вступает в права, решил Льешо. Меньше шансов подвергнуться репрессиям, хотя принц точно знал, что в прошлом подобное случалось. По крайней мере в этом вопросе он достаточно разбирался.

Все притихли, когда Болгай объявил счет: три клана проголосовали сами за себя, но остальные семь подали голоса за потомков Чимбай-хана.

Когда представители кланов забрали свои чаши, шаман объявил:

– Из многих один. Из одного – четверо. Из четверых – один. Из одного – многие…

Каждая часть ритуальной загадки сопровождалась ударом в барабан.

Так, подумал Льешо. Первое понятно: многие кланы проголосовали, один выиграл. Что до остального, то принц терялся в догадках, пока перед помостом не появились четыре фигуры. Семья Чимбай-хана, но кто из кандидатов станет ханом?

Если госпожа Чауджин и вправду носит сына покойного хана, у нее есть право на правление в качестве регента при наследнике. Однако ей надо еще доказать, что ребенок вообще существует и что хан выбрал наследником нерожденного младенца, а не взрослого сына от первой жены.

Дерзкая, как истинная змея, госпожа Чауджин вышла вперед, не дожидаясь своей очереди, и поставила на столик у ног Болгая алебастровую чашу.

– За моего сына в моем чреве, – сказала она.

С уст Болгая едва не сорвались какие-то резкие слова, однако он сдержался, и вдова Чимбай-хана в молчании вернулась на свое место.

Борту, которая должна была подойти первой, с ледяным выражением лица поднялась и уставилась в спину сопернице.

После смерти сына Борту имела права на ханство, но она поставила свою чашу вверх дном, выбывая из состязания. Госпожа Чауджин со злорадной улыбкой уселась. Мать Чимбай-хана удостоила невестку немигающим взглядом хищника, гипнотизирующего жертву, но тут же отвернулась.

Льешо посетило видение ястреба со змеей в клюве.

Избавившись от внезапного образа, юноша заметил, что Борту глядит на него с удивлением – впервые после смерти сына на ее лице отразились какие-то чувства. «Читай мои мысли, бабушка, – подумал он. – Узнай меня. Я пришел мстить, и ты можешь сидеть у меня на плече, когда я отправлюсь в поход».

Но Борту едва заметно покачала головой – «Нет». Теперь она смотрела на своего второго сына.

Как вождь клана во время правления брата Мерген обладал законным правом на ханство. Он подошел к столику и поставил инкрустированную драгоценностями чашу рядом с двумя другими. За ним последовал Таючит: по примеру бабушки он отрекся от своего права в пользу улуса. Однако Тай поставил свою чашу под чашей Мергена. Борту засияла улыбкой, вернулась к помосту и сделала то же самое. Теперь четыре чаши собрались в две: Борту и Таючит объединились с Мергеном против пришлой женщины с сомнительной беременностью. Госпожа Чауджин явно пришла в дурное расположение духа, хотя и скрывала свои чувства под маской спокойствия. Льешо видел отблеск бури в ее глазах, но вожди одобрительно кивали, а ритм барабанов вновь ускорился.

Соперники не имели права голоса, поскольку каждый из них уже выразил свою волю. Вожди, с улыбкой или нахмуренными бровями, по очереди проследовали к помосту за Есугеем и опустили свои камешки в чашу Мергена.

Когда процедура закончилась, шаману не было нужды произносить ритуальную фразу, но он все же спросил:

– Когда вождь перестает быть вождем?

И вожди кланов хором ответили:

– Когда он становится ханом!..

Дальше последовала присяга. Вначале в верности новому хану поклялись капитаны – личная охрана, защита и опора правителя. Затем вожди по одному вставали на колено, сжимали кулак у сердца и обещали предоставлять воинов по мере нужды и советы в управлении, как заведено у гарнских кланов. Хан – не король, а нечто совсем иное. Льешо знал это, но истинное понимание пришло только сейчас.

Наконец, пришел черед наследников.

– Я потеряла своего храбрейшего сына на службе кланам Кубала, – поделилась горем Борту и добавила для Мергена: – Преисподней будет не так легко отправить домой моего мудрейшего сына.

– Надеюсь, – ответил Мерген.

Под домом она, конечно, подразумевала смерть. Льешо подумал, что Мергена убить гораздо сложнее, чем его брата.

Юноша заметил, как тревожно нахмурился Тай, но Мерген тут же исправил положение. Он взял племянника за руку и провозгласил:

– Сын моего брата – мой сын. Зовите его принцем и впредь относитесь так же, как ко мне.

– Отец… – начал Тай, но Мерген-хан положил ему ладонь на затылок.

– Оставь это мне, принц Таючит. Я твой хан.

Представители кланов услышали только добродушное предупреждение юному родственнику по поводу того, что ему следует с большим почтением относиться к новому статусу дяди. Для Льешо слова Мергена прозвучали как обещание.