Рождение гигантов - Басов Николай Владленович - Страница 11

Расколовшись еще на несколько неодинаковых кусков, верхушка яйца стала похожа на неудачное подобие мозаики, только однотонной, и стало заметно, что эти куски поднимаются, словно бы дышат, следовательно, существо, которое находилось под ними, шевелилось.

– Теперь, – попросил Ростик, – все – назад.

Отступив к той стене, у которой стоял Фрема с Витьком Грузиновым, вся компания расположилась ждать дальше, но очень много времени ожидание не заняло. Вдруг, словно от внутреннего взрыва, автоклав, или яйцо, лопнул, осколки разлетелись чуть не во все стороны, хотя большая их часть соскользнула вниз, не оторвавшись от общей пленки, и из яйца медленно, неуверенно, но весьма упорно появилось… Это было что-то мокрое, качающееся от слабости и необыкновенно большое. Уже через мгновение Ростику, который все это наблюдал, было непонятно, как в таком вот относительно небольшом объеме автоклава помещалось такое создание.

А существо выпрямилось, теперь оно стояло на двух ногах в разбитом автоклаве, как в корытце, и упиралось головой в потолок подвала. Свет от зеркал освещал только его торс, ноги до колена и руки ниже локтей. Каждому было видно, что существо это лишено каких-либо половых признаков, а под его не очень волосатой кожей волнами перекатывались мускулы. Больше всего это было похоже на… на то, если бы ожило одно из тех деревьев, из которых состоял лес дваров.

Покачавшись, гигант вдруг выпал вперед, на руки, и стала видна его голова, опущенная, совершенно голая, без малейших признаков волос. Да и головой это сложно было назвать, она находилась как-то в середине плеч, глубоко уходила в грудь, почти не способна была двигаться, зато была отлично защищена от любого удара.

И все-таки это существо обладало достаточной подвижностью, чтобы поднять лицо к свету, льющемуся в подвал сверху, от зеркал. И оно двинулось вперед, на свет. Еще неуверенно, трудно, с каким-то даже хрустом в суставах… Лишь спустя некоторое время Рост понял, что существо попросту давило остатки скорлупы, которая местами на него налипла.

– Здорово! – шепотом проговорила Лада.

– А по-моему – урод, – высказался Ким.

Но Ростик слышал эти слова как бы краем сознания, он смотрел на существо перед собой и отчетливо понимал, что ему нужно. Он почти выкрикнул:

– Еды!.. Любой, зерна, или молдвуна, или… Нет, мясо он сможет только потом… И воды, много воды, хотя, тоже нет – воду он найдет сам.

Сонечка куда-то дернулась, а Рост вдруг попятился, потому что существо, по-прежнему с поднятым лицом, напряженно и вполне осмысленно нашло его взглядом. Глаза у него были большие, очень темные, без малейших признаков радужки, зато с мощным хрусталиком, как у кошки.

Ростик не почувствовал, как его плечи уперлись в стенку подвала, а его ноги сами собой сложились. Он опустился сначала на корточки, потом сел на пол.

Он не понимал, что происходит с ним, никогда еще не ощущал такого безудержного, такого… подчиняюще-властного давления на свое сознание. И он медленно, но верно начал понимать, что значит простенькое на первый взгляд значение этнологического термина – запечатлевание. Это было больше, чем слово, это было даже что-то более значимое, чем функция. Это был приказ, не подлежащий обсуждению или расшифровке. И в этом очень много было от биологии, как бы Ростик ни стремился этого избежать.

Снова рядышком оказалась Лада и кто-то еще, но это было неважно. Гораздо существеннее было то, что по ступеням спускались три бакумурские женщины, почти незаметные, как привидения, которых не видят те, кому они не хотят показываться. Одна на огромном подносе волокла весьма грубо и неаппетитно выглядевшие куски не слишком свежего молдвуна, видимо, привезенные из недалекого отсюда Лагеря пурпурных. Другая перла большой и жестковатый мешок, связанный из грубоватой травы, в котором на каждом шагу шуршала сухая как песок фасоль. Третья несла относительно небольшую глиняную бадейку, в которой что-то плескалось.

– Ишь, словно Гулливера лилипутицы кормят.

Кажется, это был голос Пестеля, но может быть, и кого-то еще. Рост по-прежнему не мог определиться в этом мире, он только и был способен разглядывать, как это… существо жует, запихивая пищу в пасть не слишком уверенными, медленными, хотя и надежными движениями. На долгий миг ему показалось, что именно он научил… Гулливера есть. Сам гигант почему-то не был этому обучен.

– Слушайте, а давайте его на воздух выведем, чтобы точно измерить рост. А то у меня не получается… – вот это точно Пестель. И о какой же ерунде он говорит, мелькнуло в голове у Ростика.

– Чего тут измерять? Высота подвала – семь метров ровно, – отозвалась Сонечка. И что-то добавила, чего никто, кажется, не расслышал.

– Еще бы неплохо было понять, зачем он? – спросил Ким.

– Зачем-нибудь да нужен, – опять Сонечка. Она отчего-то волновалась и уже пробовала взять Гулливера под защиту, хотя тот в этом совсем не нуждался.

Пить Гулливер тоже не умел. Он сделал основательную попытку прилечь на пол перед бадейкой, но… Бадейка раскололась, залив пол водой. Существо наклонилось, чтобы лизнуть пол, но Рост неожиданно для себя приказал:

– Нет, так нельзя!

И Гулливер, недоверчиво хрюкнув, отполз от грязноватой лужицы.

Наверх, беззвучно на этот раз предложил ему Ростик, там есть ручей. Даже небольшая речка… Только не утони, пожалуйста. И тут же он понял, что выражение «обжечься мыслью» – не просто поэтическая метафора. Потому что его обдало таким ответным вниманием Гулливера, что именно – обожгло.

Гигант, даже лежа, немного покачался, но сумел подняться на четвереньки и тяжело от набитого брюшка, которое теперь слегка раздулось, пополз к выходу. Рост снова подумал, на этот раз почти сам, без давления этого… монстрика, мол, хорошо, что тут такие здоровые дверные проемы устроены. И снова, как эхо после этой мысли, понял – а это мало что значит. При желании Гулливер был способен проложить себе путь на свободу, сокрушив любые узкие проемы.

– Он не слишком быстрый, – поделился наблюдением Пестель. И сразу же, вслед за этим: – Эх, обследовать бы его…

– Ага, а он тебя – хлоп, и сожрет. У него с этим, кажется, однозначно.

На этот раз Ростик даже не понял, кто Жорке ответил: Лада или Ким.

Гулливер выполз из подвала, пытаясь прийти в себя, потряс головой, хотя получалось, что трясет он плечами, и только тогда понял, что умеет двигаться по-другому. Люди тоже следом за гигантом оказались во дворе завода, под солнцем, причем Ростика придерживала Лада, она продолжала о нем заботиться, памятуя, как он сполз по стеночке непонятно отчего.

Заводской двор мигом опустел, лишь у самой дальней стены нестройной кучкой копошились бакумурши, кажется, те самые, которые принесли еду. Они мало что понимали, но на всякий случай приготовили еще одно такое же подношение, около них в напряженных позах стояли с полдюжины аймихо. Вот они-то изрядно побаивались того, что происходило на их глазах, и, к сожалению, это передавалось всем волосатикам.

Рост отмахнулся от этих мыслей, они были малозначимы сейчас. А бакумуров после пары-тройки часов вполне можно было успокоить, решил он, если некоторые и разбегутся, то основная команда все равно останется, уж слишком им тут привольно и сытно жилось… Он понял, что пристально вчитывается в волосатиков, а этого сейчас делать не следовало. Необходимо было думать о чем-то другом, хотя и непонятно – о чем же именно?

Гулливер вытолкался из заводского двора и попробовал покататься в песке, избавляясь от остатков скорлупы, или точнее – от слизи, которая теперь, видимо, высохла и стягивала кожу. Делал он это по-прежнему не слишком ловко и совсем даже не быстро, но… Рост был готов заложить свою душу, что это у него временно. Потому что даже в этих не слишком еще умелых движениях читалась… да, определенно читалась способность быть быстрым, как аглор, и неостановимо мощным.

Рост наконец определил, кто находился с ним рядом у плеча, помимо Лады. Он и сказал: