«Злой и прелестный чародiй» (Иван Мазепа, Украина) - Арсеньева Елена - Страница 4

Атаман Сирко был неистовым защитником православных, заклятым врагом татар и турок. По-хорошему, ему следовало бы отрубить Мазепе голову, но он этого почему-то не сделал, жизнь «пособнику басурман» сохранил и отправил его к гетману Самойловичу. Не иначе, подействовало все то же «чародiйство».

Тем временем о попытках Дорошенко сговориться с турками узнала Москва – и Мазепу потребовали прислать туда для дальнейшего разбирательства.

«Чародiйство» не изменяло! Он сумел не только оправдаться, но и понравился главе Малороссийского приказа боярину Артамону Матвееву, а также московскому воеводе Ромодановскому. Мазепу представили самому царю Алексею Михайловичу. И чары опять подействовали: он убедил царя, что Дорошенко совершенно предан русской державе. Для пущей достоверности он целовал в том образа Спаса и Пресвятой Богородицы, то есть давал клятву, которую, с точки зрения порядочного человека, нарушить невозможно и даже опасно. Мазепе вручили призывные грамоты к Дорошенко и отправили обратно.

Однако за это время в уме Мазепы многое повернулось. Он прежде верил, что сила и власть – в Польше, образованной, льнущей к Европе. Но вдруг осознал, что истинная сила и власть, а главное, богатство – именно в полуварварской Москве. Значит, нужно остаться на Левобережной Украине, которая связана с Россией. Остаться у Самойловича.

Образованность, велеречивость и куртуазность манер продолжали служить ему хорошую службу – гетман взял Мазепу домашним учителем для своих сыновей. А через малое время Мазепа стал и генеральным есаулом казачьего войска. Он еще не раз ездил в Москву – искал там новых покровителей. Ведь государь Алексей Михайлович умер, Россией фактически правила царевна Софья Алексеевна. «Чародiй» Мазепа сумел войти в доверие к ее фавориту князю Василию Голицыну и стал размышлять, как получить гетманскую булаву, которая символизировала собой реальную, неограниченную власть. Высокая должность генерального есаула была ему теперь ничуть не интересна.

И он стал-таки гетманом... правда, тут обошлось без чародейства. События ему благоприятствовали. Вернее сказать, события-то были как раз неблагоприятны, но Мазепа сумел обратить их в свою пользу.

Тогда неудачею завершился поход русского войска и казаков против Крымского ханства. Князь и полководец Василий Голицын свалил вину на Самойловича, и тут очень кстати пришла челобитная, которую составили «обозный, есаул и писарь войсковой». Обозным, то есть вторым человеком после гетмана, был некий Василий Борковский, есаулом – Мазепа, а писарем – Василий Кочубей. Они обвиняли гетмана и его сыновей-полковников в разных злоупотреблениях и присвоении войсковых денег.

Василий Голицын от имени царицы приказал расправиться с Самойловичем. Его сослали в Сибирь со всей семьей, а сыну Григорию (к слову, бывшему ученику «домашнего учителя» Мазепы) отрубили голову.

Теперь путь к клейнодам гетманской власти был открыт, и Мазепа заплатил Голицыну десять тысяч рублей за свое избрание. Не жалел он денег и на пиры да щедрые подношения для войсковых старшин и полковников. Откуда у него были такие деньги? Да оттуда, что ему «по наследству» досталось все наворованное Самойловичем (тот и впрямь был нечист на руку, хотя об измене царю Московскому и не помышлял). И вот в июле 1687 года Иван Степанович Мазепа получил вожделенные булаву и бунчук.

Какою мерою мерите, такой и вам отмерится, сказано в Писании. Кто сеет ветер – пожнет бурю: появился первый донос и на самого Мазепу. В нем говорилось, что гетман тайно сговаривается с поляками, скупает земли в Польше, причем под вымышленными именами, словно готовясь рано или поздно дать туда деру. Писали, что Мазепа продает в рабство единоверцев, раздает земли, должности и богатства из войсковой казны кому захочет и сколько пожелает... И это была правда, но московские власти верили Мазепе и отправляли доносчиков к нему же для разбора дел. На верную смерть для них!

А впрочем, в Москве было сейчас не до Мазепы. Власть Софии Алексеевны повисла на волоске. Фаворит ее Голицын угробил войско во втором Крымском походе. Начались волнения. Стрельцы, верные Софье, задумали убить молодого царя. Петр бежал в Троице-Сергиеву лавру, и там образовалась как бы вторая столица. Бояре, патриарх, служилые люди постепенно переходили на сторону молодого царя.

И тут как раз Мазепа приехал в Россию – оправдываться и привлекать на свою сторону князя Голицына. Однако он немедленно понял, что от Голицына проку ему уже будет мало – власть переменилась. Мазепа ждал беды и для себя, старшины втихаря уже сговаривались, кого будут избирать новым гетманом... Но Петр позвал малороссийское посольство в Лавру, и наконец Мазепа предстал перед молодым царем.

Петру нужны были сторонники, кроме того, «чародiй» ему сразу понравился своей внушительностью, куртуазностью и образованностью. Мазепа мигом разглядел в Петре недюжинную мощь натуры – и поспешил присягнуть ему на верность. Ну а для пущей убедительности поднес заранее заготовленную челобитную, вернее, донос на князя Голицына... В челобитной было пылко описано, как Голицын вымогал деньги у гетмана (в награду за избрание его, кстати), и даже перечислялось, что Мазепа вынужден был уплатить князю: одиннадцать тысяч рублей червонцами и ефимками, серебряной посуды более трех пудов, драгоценностей на пять тысяч рублей, три коня турецких с убором...

В результате он отправился на Украину, обласканный новым царем и уверенный в себе, как никогда!

Так описывал Пушкин те времена.

Пока Россия «мужала гением Петра», что длилось десяток лет, до начала Северной войны со «шведским паладином» Карлом XII, Мазепа спокойно правил Украиной. В те годы он ладил со всеми – и в Москве, и с казацким старшиной. Его казаки не раз отбивали набеги татар. В то время у России с Польшей был заключен мир, а когда появлялись перебежчики, желавшие сманить гетмана на свою сторону, Мазепа отказывался и даже выдавал посланцев русским властям.

Тут вновь возникла в его жизни княгиня Дольская – давняя подружка. Она стала склонять Мазепу к союзу с новым королем Лещинским, обещала шведскую помощь, если гетман открыто восстанет против Москвы. Но тот держал нос по ветру и чуял сильного хозяина. Пока что сильным хозяином был Петр, и Мазепа старался с ним не ссориться. «Проклятая баба обезумела! – доносил он в Москву. – Хочет меня, искусную, ношеную птицу, обмануть».

И доверие к Мазепе возросло.

Как человек образованный, гетман покровительствовал Киево-Могилянской академии, выстроил учебный корпус, присылал книги для библиотеки. Он построил и украсил две или три церкви за свой гетманский счет и еще примерно столько же перестроил из казенных средств – все в стиле барокко. Часто навещал он со вспомоществованиями Печерский Вознесенский женский монастырь в Киеве, в который постриглась, овдовев, его мать – Мария Магдалина Мазепа. После избрания сына гетманом она стала игуменьей.

Положение Мазепы весьма упрочилось после участия казаков в Азовской кампании, пусть даже она и окончилась неудачей. Перед следующим Азовским походом Мазепа посоветовал Петру завести речные флотилии. Немного позднее, в 1700 году, украинский гетман стал одним из первых кавалеров ордена Андрея Первозванного, высшей награды империи...

Конечно, ему случалось сталкиваться с царскими сановниками, которые вдруг начинали слишком уж своевольничать на Украине или с украинцами. Так, историк Сергей Михайлович Соловьев описывал ссору Мазепы с царским дядей Львом Кирилловичем Нарышкиным, имевшим тогда огромное влияние на Петра. «У Нарышкина была карлица-украинка. Что с ней делал Лев Кириллович, можно только догадываться, если она бежала домой и ни под каким видом не хотела возвращаться назад. Старик сильно огорчился и с угрозами требовал у Мазепы, чтобы тот выдал ему карлицу. Гетман по этому поводу написал Головину: «Если б та карлица была сирота безродная, не имеющая так много, а наипаче знатных и заслуженных казаков родственников своих, тогда бы я для любви боярина... приказал бы ту карлицу, по неволе в сани кинув, на двор его милости к Москве допровадить. Но она хотя карлица, возрастом и образом самая безделица, однако роду добраго казацкого и заслуженного, понеже и отец ея на службе монаршеской убит, – для того трудно мне оной карлице неволю и насилие чинить». В конце концов карлицу схватили против воли гетмана и увезли в Москву».