Твой враг во тьме - Арсеньева Елена - Страница 91

Да нет, не может быть…

Догадка, осенившая ее, была столь невероятна и вместе с тем абсолютно проста, что Лёля даже за голову схватилась, словно боясь, что мысль исчезнет так же внезапно, как появилась.

А не потому ли нет записи про антитела, что их самих тоже… нет?

Мгновенно вспомнилось, как спросила угрюмо: «Теперь, когда я уже не беременна, эти антитела из меня никуда не делись?» И осторожный ответ Смиринской: «Бывает такое, и довольно часто. Но наверняка мы узнаем только при новом анализе».

В Центре крови этот анализ так и не сделали. Зато его провел доктор – и убедился, что вышла осечка: «чертова кукла» О.В.Н. порастеряла все свои антитела… поиздержалась в дороге!

Так какого же, спрашивается, дьявола ее продолжают здесь держать, а не выгоняют с позором, как несостоявшегося донора?! Ведь в ее крови теперь вообще нет никакой пользы для Олеси, даже гипотетической!

Не выгонят ее, поняла вдруг Лёля. Не выгонят и не выпустят. Она слишком много узнала про замок, про деревню. Ничего не узнала, если честно… Но здешним сумасшедшим небось и муха, пролетевшая над усадьбой, кажется шпионкой, что ж говорить о человеке? И ждет теперь Лёлю… что? А не соседство ли с бедняжкой Юлей? Не оказалась ли и та в сходной ситуации: похищена как донор, но утратила свои «целебные свойства» с естественным течением времени – и была списана за ненадобностью? А может быть, не утратила. Может быть, ее успели обескровить, а потом просто зарыли на деревенском кладбище… спасибо еще, не в канаву какую-нибудь свалили!

Лёля изо всех сил прижала руки к лицу. Но зачем, зачем все это, жертвы такие зачем, трупы? Ведь… И тут ей стало холодно от новой догадки, которая оказалась покруче предыдущих открытий. Ведь не нужны Олесе никакие доноры! Не нужно ради нее никого убивать! Все показания ее анализов свойственны совершенно здоровому человеку! И только однажды, когда проводился консилиум, доктор зафиксировал патологические данные.

Просто подтасовка фактов? Или принял меры – впрыснул девочке какую-то временно действующую гадость? Зачем? Чтобы ввести в заблуждение других врачей? Чтобы они подтвердили целесообразность действий доктора, ценность его заботы об Олесе? Не в этом ли все дело, не в ценности ли его усилий, в смысле – их стоимости? Что за счет такой хитрый, о котором упомянул доктор в своем дневнике? Не ради этого ли счета все и…

Она резко вздрогнула: показалось, рядом звучно взвели курок пистолета. Но нет – это всего лишь отворилась дверь, и на пороге выросла знакомая фигура.

Доктор скользнул ладонью по стене – вспыхнул свет. Лёля зажмурилась, а когда открыла глаза, доктор стоял уже совсем рядом, с холодноватым любопытством разглядывая лежащий на ее коленях ноутбук. Лёля наклонилась, пытаясь прикрыть компьютер, но было уже поздно.

– Ну вот, – сказал миролюбиво. – А я его искал. Вот он где!

Лёля метнулась было пальцами по клавиатуре, пытаясь закрыть файл, но доктор проворно перехватил ее руки и легким движением колена сбил ноутбук на пол. А потом наклонился. Поднял его – и снова швырнул с размаху. Крышка отвалилась. Экран погас.

Лёля вскрикнула, но глаза доктора, обращенные к ней, были совершенно спокойны.

«Да он сумасшедший! – мелькнула мысль. – Он не просто шарлатан, обманщик и вымогатель – он псих!»

И, с внезапным проворством взлетев с кресла, она неожиданно для самой себя метнулась за его спину, в оставшуюся открытой дверь. И тут же рухнула ничком от страшного удара между лопаток. Даже дыхание зашлось от боли. И все-таки билась, рвалась что было сил, выворачивалась из-под руки, зажимающей ей рот, кричала, срывая голос, в тщетной надежде, что хоть кто-то услышит, услышит ее:

– Олеся не больна! У нее нет никакой лейкемии! Это все неправда!

Доктор навалился ей на спину, прижал голову так, что Лёля поняла: еще один рывок – и ее шейные позвонки хрустнут. Может быть, он даже хочет этого, этот сумасшедший?!

И тут же его дыхание защекотало волосы около уха.

– Конечно, у нее нет лейкемии, – шепнул доктор. – Ну и что?

Рука, словно лаская, скользнула по шее, длинные пальцы нажали с двух сторон пониже ушей. Лёля почувствовала, как больно пульсирует кровь в пережатых артериях… Перед глазами завертелось огненное колесо, которое вдруг погасло вместе с ее сознанием.

Дмитрий. Июль, 1999

Первый порыв был – броситься к ней, схватить, убедиться, что жива… Но Дмитрий заставил себя отпрянуть, вжаться в стену: напряженный слух уловил торопливые шаги вдалеке. Очевидно, возвращался хозяин комнаты. Точно, он. Дмитрий отшатнулся, замер за дверью.

Вошел тот же, седоватый, – и замер на пороге, как бы принюхиваясь. Дмитрий мог бы поклясться, что он почуял присутствие постороннего, – да только не было времени для клятв. Сгреб незнакомца левой рукой за горло, уткнул в спину стволы «тулки»:

– Тихо. Тихо! Не дергайся!

Тот дисциплинированно замер.

– Что здесь происходит? – проговорил Дмитрий, сторожа стволами каждое движение седого.

– По-моему, происходит элементарный бандитский наезд. Поэтому спешу расколоться: личного сейфа с миллионами у меня нет. Потому как профессия моя неприбыльная: я – тутошний лепило.

Голос его был абсолютно спокоен и даже насмешлив. Это озадачивало.

– Кто-кто? Лепило?

– Именно так, – отозвался пленник с прежней дурашливой интонацией.

– Лепило? Доктор, что ли? Срок мотал, должно быть, что ли? По какой статье? – невольно озадачился Дмитрий.

– Бог миловал, – передернулся доктор с пылкой брезгливостью. Что напрочь озадачивало, так это его полнейшее спокойствие. Можно было подумать, на него каждый день набрасывались среди ночи незнакомцы и втыкали в спину ружейные стволы. Или он был до такой степени философом, что постоянно ждал от жизни подобных каверз? – Я просто подумал: может быть, вы пришли за Македонским, значит, человек его круга. Если так, лучше сразу договоримся о терминах: я – не он. Я всего лишь врач его дочери.

– Это она, что ли? – криво усмехнулся Дмитрий, подталкивая доктора к столу, на котором лежала Лёля, и жадно впиваясь взглядом в ее лицо: она дышала, ресницы чуть вздрагивали. Жива!

Впрочем, он и так знал, что она жива. Сердце знало!

Вроде бы навидался сегодня, испытал достаточно, чтобы ничему больше не удивляться, однако даже вздрогнул, когда доктор спокойно ответил:

– Совершенно верно.

Ей-богу, ну до того он безмятежно произнес эти лживые слова, что Дмитрий на миг даже заколебался: а что, если и в самом деле у Лёли обнаружился какой-то папаша-миллионер, а Нечаев всего лишь второй муж Марины Алексеевны? Впрочем, дурь тотчас сошла. Он хищно ухмыльнулся, покрепче пережимая горло доктору:

– Рассказывай! Люблю твои рассказы! Что ж ты, лепило, творишь с моей женой?

Вот когда его проняло! Все тело на миг обмякло, Дмитрию даже показалось было, что доктор сейчас в бесчувствие впадет от изумления, – но нет, удержался все же на ногах, зато голос был совсем дохлым:

– Жена? Ваша жена?

– А что, – не удержался от издевки Дмитрий (черт его знает, что в нем было, в этом докторе, что так и хотелось втыкать ему раскаленные иголки под ногти, хотя бы в моральном смысле!), – у тебя на нее какие-то виды?

– Да нет, – передернул плечами доктор, и голос его обрел прежнее спокойствие, – в семейной жизни всякое случается. У вас, наверное, были какие-то серьезные проблемы, если вы не знаете, что ваша жена была очень серьезно больна и обратилась ко мне за помощью?

И опять на Дмитрия нашло секундное помрачение. Ну до чего честно врал этот тип!..

– Больна?.. – протянул как бы задумчиво. – А у тебя здесь, очевидно, частный загородный санаторий? И чем же моя жена больна, хотелось бы узнать?

– Может быть, вы меня все-таки отпустите? – спросил доктор. – Дело-то нешуточное, я вам скажу, а вы меня от расстройства р-раз! – и придавите невзначай одной левой. А разговор требуется серьезный, глаза в глаза.