Твой враг во тьме - Арсеньева Елена - Страница 14

В подъезде царила благостная тишина, и Самурай прекрасно слышал все, что нужно. Вот первый лифт остановился. Вот раскрылись дверцы. Вот закрылись… но за полмгновения до этого пискнула рация. Значит, акция завершилась.

Самурай услышал, как открылись и закрылись дверцы второго лифта, который тотчас пошел вниз. Остановился… однако оказался пустым.

Самурай прищурился… Но тут же со ступенек легко спорхнула стройненькая блондиночка в темных очках, с длинными распущенными волосами и алыми губками, одетая в красную ветровку, джинсы и кроссовки. Не удостоив скромного плиточника и взглядом, она исчезла в дверях.

Тогда плиточник одним махом выскочил из комбинезона, снял с головы «лысину» и сунул все добро в рюкзачок. Из подъезда вышел симпатичный черноволосый парень в темных очках и роскошном спортивном костюме. Потянулся, глядя на солнышко, – и пустился неторопливой трусцой «от инфаркта», не обращая внимания на легонькую ношу, болтавшуюся за плечами. Парень забежал за угол и тут, видимо, подустал: забрался в неприметный серый «Фольксваген», в котором уже сидел ничем не приметный человек в черной ветровке. Правда, у нее была ярко-красная подкладка, а на губах человека при ближайшем рассмотрении можно было увидеть следы алой губной помады. Может быть, он недавно целовался с той блондинкой, которая так гордо прошла мимо Самурая в подъезде?..

Спортсмен сел за руль. Любитель поцелуев запихал его рюкзачок в свою сумку, и «народный вагон» тронулся с места. Стоило ему свернуть за угол, как он растворился в потоке автомобилей.

Дмитрий. Февраль, 1997

Дмитрий едва успел схватить девушку за плечо и рвануть к себе, не то она сорвалась бы вниз. Мелькнула совершенно неуместная в данной ситуации обида: вроде бы отродясь не отшатывались от него девушки, скорее наоборот – гроздьями вешались, так что стряхивать приходилось. Неужели он так поплохел с годами? Посмотрела бы, между прочим, на себя!

Внимательнее вгляделся в грязно-серое лицо, на котором слезы промыли две бледные дорожки. Волосы тоже забиты пылью и мельчайшими осколками кирпича, ветер сбил их в причудливую массу неопределенного цвета. Одежда… Бог ты мой, как же она замерзла, бедняжка! Хоть и теплый нынче декабрь, но простоять столько времени на сквозном ветру, на высоте, не понимая, жива ты вообще или уже нет… И она еще держится, не вопит, не бьется в истерике, еще способна думать, нравится или не нравится ей то лицо, которое она сейчас видит!

И тут Дмитрий понял: а ведь лица-то его она как раз не видит. Перед ней золотисто-желтая, непроницаемая поверхность, в которой, как в выпуклом зеркале из комнаты смеха, отражается ее собственное измученное лицо. Немудрено испугаться…

Чертов козырек! Дмитрий с силой сдвинул его наверх, сделал самую ослепительную улыбку:

– Ну что, так лучше?

Пойми этих женщин! Она снова отшатнулась, а поскольку цеплялась при этом за Дмитрия, они едва не свалились вместе.

– Поосторожнее попрошу, – сердито сказал Дмитрий. – Еще один такой же ваш порыв, и мы оба – фью! – вниз, со скоростью девять и восемь десятых метра в секунду!

– Откуда вы знаете, с какой скоростью мы будем падать? – недоверчиво спросила она.

– Вернее, с ускорением, – поправился Дмитрий. – С нормальным земным ускорением – джи равно девять и восемь десятых метра в секунду. В школе по физике проходили?

– Ах да, – сказала она как-то не очень уверенно. – Я просто… не ожидала.

Чего, интересно? Что он знает про ускорение? Ладно, Дмитрий не стал вдаваться в подробности, не ко времени, да и глупости вообще. Ясно одно: если ее так шатает из стороны в сторону, и речи быть не может, чтобы она смогла пройти по карнизу сама.

– Вас как зовут?

– Лёля…

– Ляля? – не понял Дмитрий.

– Лёля! Не Ляля, не Люля, а Лёля! – вдруг разъярилась она.

Лёля! Дурацкое имя, кукольное какое-то. Ладно, какая разница?

Дмитрий расстегнул страховку и, быстро опоясав девушку, щелкнул карабином: – Давайте уходить отсюда. Вы, наверное, жутко замерзли.

– Да, – кивнула Лёля. – А как уходить? Куда?

– Вон к той балке, видите? Там «станция», оттуда спокойно спустимся вниз.

– На чем? – спросила она глухо. – На фуникулере? Какая еще станция, что вы мне голову морочите?

– «Станция» – это любое место, где можно закрепить систему КСГ-1, то есть систему Кошевника, предназначенную для спасения с высоты, – спокойно пояснил Дмитрий, всматриваясь в темно-серые, почти сплошь залитые зрачком, но все равно как бы незрячие от страха и усталости глаза.

Странно, откуда взялось ощущение, будто он уже где-то видел эту самую Лёлю? Или просто прав Разумихин, говоривший, что человек, которого ты спасаешь, на какое-то время становится для тебя ближе и роднее всех в мире, в нем словно бы смыкается и его, и твоя жизнь, в эти минуты он как бы часть тебя самого? И что же это Разумихин все прав да прав! Вот ведь уверял, будто на людей успокаивающе действует подробное разъяснение всех твоих планов и обстоятельное описание снаряжения, – и в самом деле: зрачки уменьшились, в глазах появилось осмысленное выражение.

– Вон там спасательные тросы и есть такая сидушка, – продолжал Дмитрий, умалчивая о том, что сидушка представляет собой брезентовый треугольник, больше всего напоминающий подгузник какого-то гигантского младенца, и называется «косынка». – Поедете с удобствами. И хоть это мало напоминает фуникулер, но здорово похоже на подвесную канатную дорогу. Например, как в Бакуриани. Вы бывали в Бакуриани? Для горнолыжников рай земной. То есть был рай в прежние времена, а как теперь, не знаю. Вот что, слушайте, Лёля: сейчас мы с вами в три шага перейдем этот карниз, а со «станции» спуститься уже нет проблем. И вы не бойтесь, я вас страховкой обвязал, теперь при всем желании не разобьетесь!

– Да вы что? – крикнула девушка, и глаза ее опять стали безумными. – Я боюсь высоты, я больше всего на свете боюсь высоты, я не смогу, тут и курица не пройдет!

Дмитрий вздохнул. Ну, началось!

– Курица, может, и не пройдет, – кивнул так покладисто, как только мог. – Нет у нее такой жизненной задачи! А у нас есть. Я же прошел – и вы пройдете.

– Я сорвусь, упаду!

– Ну и что? А веревка страховочная? Самое страшное, что с вами произойдет, – повиснете вон под той балкой и будете дожидаться, пока я вас не втяну наверх.

– Ладно, я буду болтаться, а вы? – спросила настырная девица. – С вами что будет, если вы сорветесь?

Это было так смешно, что Дмитрию даже расхотелось снова обижаться:

– Шутите, девушка? Я все-таки альпинист, хоть и бывший.

– Нет, а все-таки? – не унималась она. – Я, если что, буду болтаться под балкой, а вы со скоростью девять и восемь десятых…

– С ускорением, – машинально поправил Дмитрий.

– Да какая разница? – жалко усмехнулась она. – Нет, я так не хочу. Это же ваша страховка, вы ее с себя сняли. Я с места не тронусь, пока вы тоже чем-нибудь не обвяжетесь!

– Теряем время, – сердито сказал Дмитрий. – Вместо того чтобы с вами лясы точить, я должен искать живых людей. Пошли по-быстрому. Я впереди, вы за мной.

Он и моргнуть не успел, а Лёля мгновенно расстегнула карабин, сдернула с себя страховку и подала ему. – Идите. Спускайтесь, ищите. Правда, что я вам тут зубы заговариваю? Идите, идите! Я с вами побыла – и немножко полегче стало. Теперь я как бы не одна останусь. Вы работайте, а за мной пусть пришлют вертолет. Ну что вы на меня смотрите, как на дуру? Я видела в кино, как людей снимали с верхнего этажа какого-то небоскреба на вертолете. Кстати, может, и там, наверху, еще кто-то спасся. Их бы тоже заодно вертолет подобрал. Нет, ну что вы так смотрите?!

Дмитрий смущенно моргнул. Почему не оставляет ощущение, будто он уже видел эти глаза?

– С небоскреба, говорите? – переспросил задумчиво. – Нет, боюсь, тех, кто мог остаться на верхних этажах, тоже придется снимать мне или другим ребятам. Вертолет, конечно, штука хорошая, но не для здесь. Высота не очень большая, так что представляете, какую пылищу он винтом поднимет? До небес! Жди потом, пока снова уляжется. Этак мы весь фронт работ потеряем. Кроме того, не поручусь, что вся эта конструкция не развалится от вибрации. Тогда и вы, и те, кто может быть сверху, погибнете наверняка. Я уж не говорю, что все это рухнет на еще не разобранный завал, и тогда у тех, кого сейчас пытаются откопать, вообще не останется ни единого шанса. Это понятно?