Жажда возмездия - Бенцони Жюльетта - Страница 30

Агноло махнул рукой, дав понять, что это не деньги, и подошел к одному из сундуков с железной окантовкой, стоявших в ряд в его кабинете. Он открыл тяжелую крышку и вынул оттуда увесистый мешочек с монетами.

– Вот для начала тысяча ливров. Вы можете просить у меня деньги каждый раз, когда они вам понадобятся, но раз вы доверяете мне управление вашим состоянием, я постараюсь сделать так, чтобы вам не пришлось пожалеть об этом.

Растрогавшись, Фьора подошла к нему и расцеловала в обе щеки.

– Я в этом убеждена. Если бы мне не надо было уезжать, я попросила бы вас ввести меня в курс коммерческих дел, которыми так интересовался мой отец.

– И в этом я тоже всегда буду в вашем распоряжении, – с улыбкой пообещал мэтр Нарди. – Это было бы действительно хорошо, если бы вы изучили дело. Мы еще обсудим это, когда узнаем, что хочет от вас наш король!

Фьора сердечно попрощалась с этим добрейшим человеком. Она еще не свела счетов с Карлом Смелым и Филиппом де Селонже, не говоря уж об Иерониме де Пацци, которую только чудо спасло от наказания за ее преступления. И только потом она, может быть, пойдет по следам Бельтрами. Но когда наступит это «потом»? Через сколько лет? И какой станет тогда она, Фьора?

На рассвете следующего дня Фьора выезжала из ворот Сен-Дени в сопровождении Филиппа де Коммина и Эстебана. За всадниками следовала рота лучников, эскортировавшая несколько повозок, нагруженных бочками. При виде кортежа горожане отпускали шуточки, крича, что хитрому королю Людовику потребовалось хорошее вино, чтобы взбодрить свои войска до начала битвы с алчным англичанином. Солдаты улыбались и отшучивались.

Один только де Коммин знал, что лишь в трех из этих бочек было любимое вино короля с берегов Луары. Остальные же были наполнены золотом, которое, может быть, лучше, чем бряцание оружием, заставит англичан покинуть территорию Франции.

Если в ближайших окрестностях Парижа шла мирная жизнь, население было занято сбором урожая, то по мере удаления к северу путникам все чаще встречались солдаты. Даже самая маленькая деревня охранялась, на башнях замков можно было заметить блеск копий. Густой лес Сенлиса, где Людовик XI любил охотиться, был уже не таким тихим. Эхо отданной команды или бряцанье оружия иногда заглушали пение птиц: будучи предусмотрительным человеком, король держал свои войска в боевой готовности, несмотря на то что его эмиссары вели переговоры с посланниками английского монарха.

Вдруг наступила тишина, божественный лесной покой, нарушаемый лишь пением птиц. Всадники съехали с главной дороги, в конце которой вырисовывались укрепления Сенлиса, и направились дальше по заросшей травой тропинке, на которой были едва заметны следы от колес повозок. На молчаливый вопрос Фьоры Коммин ответил улыбкой:

– Мы почти приехали, – сказал он.

Лес расступился, словно театральный занавес, и перед ними предстало сооружение, напоминающее уменьшенную копию города: за высокими стенами виднелся дворец с окнами, украшенными виньетками, с позолоченными флюгерами, а также великолепная церковь. Вокруг недостроенных башен еще стояли леса, а новые черепичные крыши блестели, словно стальные пластинки. Знамя с геральдическими лилиями и белым крестом развевалось на позолоченном древке, водруженном на крыше здания.

– Аббатство Виктории, – объявил Коммин. – Король Франции любит здесь жить.

– Как тут красиво! – воскликнула Фьора. – И какое прекрасное название: Виктория!

– Его происхождение очень простое: в 1241 году, когда 27 июля король Филипп-Август победил в Бувине немецкого императора Стона, он отправил к своему сыну, принцу Людовику, гонца, чтобы сообщить ему радостную весть. Людовик, одержавший победу в Рош-о-Муан над королем Жаном Английским, также отправил гонца к своему отцу. Говорят, что они встретились именно в этом месте, и несколько лет спустя король приказал основать здесь аббатство. Он не пожалел денег, и вот вы видите, что из этого получилось: благородное сооружение, достойное господа бога.

– Наверное, ангелы хранят его? За исключением крыльев, они похожи на статую святого Михаила, которую я видела.

Действительно, великолепные в своих сверкающих доспехах, в шляпах, украшенных длинными перьями цапли, самые красивые солдаты, которых Фьора когда-либо видела, бдительно несли службу с обеих сторон высокого портала.

Коммин рассмеялся:

– Это совсем не ангелы! Перед вами, донна Фьора, знаменитая шотландская гвардия короля Людовика, в рядах которой самые лучшие воины мира. Здесь они знают только два закона: закон короля, которому они поклялись в верности, и закон чести и любви к своей родине.

Путников заметили. Кто-то уже скакал им навстречу, и Коммин прокричал:

– Приветствую вас, Ребер Каннингам! Со мной прибыли друзья. Король ждет эту молодую женщину и... бочки с вином, которые следуют за нами.

– Подвалы уже готовы к их приему. Что касается сопровождающих, они могут освежиться, немного отдохнуть и возвращаться в Париж. А вам, мессир, не требуется проводника, чтобы войти.

Вежливо поприветствовав Фьору, так и не сумев разглядеть ее лицо под вуалью, которую она всегда надевала в поездках, шотландец круто развернул свою лошадь и поскакал вперед. Одна за другой повозки и их охранники проехали в ворота монастыря, сопровождаемые заинтересованными взглядами лучников охраны.

– Вот мы и прибыли! – сказал Коммин. – Готов поспорить, что наш государь будет весьма рад увидеть вас, донна Фьора.

За высоким стрельчатым порталом, на фронтоне которого стояли фигуры ангелов, словно защищающих крыльями герб Франции, путники увидели большой двор с зеленым травяным ковром. Гончие собаки с кожаными ошейниками, украшенными золотыми заклепками, резвились вокруг человека, бывшего, по мнению Фьоры, слугой, занимавшимся собаками. Он был худощав, среднего роста, одетый в короткую тунику из грубого серого сукна, перепоясанную кожаным ремнем; его штаны были заправлены в высокие мягкие сапоги из серой замши.

– Какие красивые собаки! – воскликнула Фьора. – Такое впечатление, что они вышли прямо из какой-то легенды. Мне кажется, что они очень любят человека, который занимается ими!

– Они действительно его очень любят, – сказал Коммин и подмигнул Эстебану с видом заговорщика. – Не хотите ли их посмотреть поближе?

Он уже спешился и подал руку молодой женщине, чтобы помочь ей сойти с лошади. Она заколебалась:

– Хорошо ли будет из-за этого заставлять короля ждать? Говорят, что он нетерпелив.

– И все же пойдемте! Обещаю, что он будет к вам снисходителен.

Не уверенная, что поступает правильно, Фьора все же позволила увести себя. Эстебан остался на месте, держа в руке поводья трех лошадей. Почувствовав приближение чужих, гончие перестали играть и замерли в настороженных позах, повернув острые морды в сторону вновь прибывших. Видя это, человек, занимавшийся с ними, обернулся. Под изумленным взглядом Фьоры Коммин преклонил колено:

– Государь, – сказал он, – я вернулся, выполнив оба поручения, которые король доверил мне! – И добавил сквозь зубы: – Приветствуйте короля, черт вас побери!

Фьора машинально присела в глубоком реверансе.

– Хорошо, хорошо! – сказал король. – Вы сослужили мне еще раз хорошую службу, мессир Филипп, и я благодарю вас за это. А теперь прошу вас оставить меня наедине с этой молодой дамой, которая, надеюсь, окажет нам милость и поднимет вуаль? Но не удаляйтесь далеко: нам надо поговорить!

Фьора откинула вуаль, открыв свое лицо. Еще не оправившись от удивления, она рассматривала этого невзрачного человека маленького роста, который был королем Франции. Он не был особенно красив и уже не молод: пятьдесят два года исполнилось ему в прошлом году, но под властным взглядом его карих, глубоко посаженных глаз Фьора почувствовала, что краснеет, и опустила голову, успев только увидеть его длинный нос, тонкий подвижный рот с опущенными уголками; но Фьора уже поняла, что, проживи она тысячу лет, она никогда не забудет этого лица.