Лиза обвела толпу блуждающим взором. Все еще казалось, что это не с ней, не с нею происходит! Мужчины, стоящие вокруг, опускали глаза. Стыдились чего-то?

Но уж в глазах престателя не было ни капли смущения! Он не отвел взора. И Готлиб тоже. И Лиза не поверила себе, когда его длинное лицо вдруг исказила жалобная гримаса.

Господи всеблагий! Он, этот унылый, постный немец, жалеет ее? Ту, которую всегда, всегда до отвращения презирал?

Кровь бросилась ей в голову с такой силой, что Лиза, не помня себя, подбежала к воротам и ударилась о них всем телом.

– Откройте! Ну! – приказала она глухо. – Выпустите меня!

Чьи-то руки суетливо сняли тяжелые засовы. Без скрипа – как же, рачительные хозяева аккуратно смазывали петли! – створки чуть разомкнулись, и Лиза выскользнула в узкую щель.

Она услышала стук, с которым захлопнулись ворота, и оказалась лицом к лицу с темной толпой, подступившей к стенам крепости уже почти вплотную.

При виде ее все замерли, и только гнедой конь, будто радуясь, вздыбился, и снова всадник мгновенно усмирил его.

Он смотрел на Лизу довольно, чуть искоса, и она вспомнила свой сон. Седой беркут с окровавленным клювом, вцепившись в пушистое серенькое тельце, точно так же косил на нее круглым желтым глазом…

Тошнота подкатила к горлу, и безрассудная храбрость покинула Лизу так же мгновенно, как и обуяла ее.

Она отшатнулась к воротам, но спиною наткнулась не на их холодные, окованные железом створки, а на чье-то теплое плечо.

Быстро оглянулась.

Позади стоял Леонтий.