Правда во имя лжи - Арсеньева Елена - Страница 34

Прибежал хозяин с вытаращенными глазами:

– Нету меновазину! А чего еще нету, я не знаю. Там черт ногу сломит, в этой аптечке.

– Мусорное ведро когда выносили? – спросил Струмилин.

– Че-го?!?!

– Да ничего. Посмотрите там облатки от лекарств. И не удивляйтесь: случается, пакетики и обертки даже за окошко выбрасывают, так что и на улице их искать приходится. Только сначала дайте вот сестре большой таз и полведра чистой холодной воды.

– Зачем?

Все тебе скажи!

– Желудок промывать будем. Надо вытащить из вашей жены максимум той пакости, какой она наглоталась.

– А может, чайник согреть? У нас «Ровента», полминуты…

– Ни в коем случае. Просто чистой холодной воды.

Промывать желудок дама не хотела. Очень не хотела. Давно Струмилин не встречал такой силы в довольно-таки тщедушном женском теле. И вдобавок чертов пеньюар, скользкий, как змеиная кожа! В конце концов Струмилин сорвал с нее эту шелковую тряпку, и дело пошло на лад: даму перевалил на бок, руки связал (широкий бинт всегда имелся в Валюхином чемоданчике), вывел нижнюю челюсть вперед. Рот открылся, Валюха начала вводить зонд, дама задергалась.

По-хорошему, надо бы зафиксировать голову, тогда будет легче – это проверенный метод! – но уж очень субтильная дамочка, голова у нее маленькая такая, вдобавок стриженная коротко, с этими разноцветными перышками. Полное впечатление, что перепелиное яйцо. Тут как раз вбежал муж с обрывками фольги в руках:

– Вот! Нашел! Тазепам!

– Сколько?

– Не знаю… Штук десять, а может, больше…

– Ладно, попробуем что-нибудь сделать, – успокоил его Струмилин.

Валюха закончила вливать воду и вопросительно взглянула на Андрея. Тот кивнул. Валюха убрала воронку и опустила зонд в таз.

Хозяин, все еще топтавшийся на пороге с облатками от тазепама в руке, смотрел-смотрел на синюшное тело жены, на ее тощенькие груди, на черные кружевные трусики и черные же чулки с кружевными подвязками, спустившиеся в пылу борьбы с врачами, потом перевел взгляд на разноцветную массу, извергающуюся из ее желудка, – и вдруг всхлипнул, начал тереть глаза неловко вывернутыми кулаками:

– Ой, Оксанка, ну на … тебе сдался весь этот стриптиз?! Так хорошо жили, ну чего тебе было мало?!

У Валюшки глаза стали круглые. Действительно забавно. Эта женщина – ну, так, скажем, возраста элегантности, она что, в стриптизерши подалась?!

С другой стороны, как только люди не оттягиваются в наше время. Еще хорошо, что дама не стала кончать с собой из-за несчастной любви к какому-нибудь юнцу. Ведь отравления – это, как правило, отравления именно от разбитого сердца. И чего только не услышишь на вызовах, какие только семейные тайны не вскрываются, особенно когда налицо суицид или попытка его! Да и вообще – причуды человеческие, даже не самоубийственные, весьма разнообразны. Одна бабуля, насмотревшаяся сериалов, снятых в богатых странах, вдруг потребовала сделать ей рентген и страшно удивилась, узнав, что в машине «Скорой помощи» нет рентгеновской установки. Другая бабуля, к примеру, изводила всех врачей требованиями померить ей внутричерепное давление. А ведь это возможно только на особой аппаратуре! Нет, хоть ты тресни… Старуха вошла в легенду и сделалась настоящим пугалом для врачей «Скорой», пока Струмилин, как-то подменявший приятеля на дежурной машине (то есть на той, что ездит по всем вызовам вообще и только потом приглашает специалистов – кардиологов, токсикологов или реаниматоров), усталый до полного столбняка, не решил проблему весьма просто. Он обмотал зловредной бабке лоб обыкновенной манжеткой тонометра, накачал ее, как положено, приложил к виску фонендоскоп, долго и глубокомысленно слушал, потом брякнул какую-то первую попавшуюся цифру, что в голову пришла… и не знал потом, как отбиться от чайку, вареньица, компотику и пирожков, а также свеженького домашнего холодца и еще каких-то разносолов, вплоть до черносмородинной наливочки. Как ржал, слушая его, Венька Белинский! И ругал Струмилина, что не привез наливочки для «боевых товарищей». А мама назвала Андрея кощунником и поджала губы, но потом иногда начинала ни с того ни с сего хохотать, и Струмилин знал, что она вспоминает бабку с манжеткой на лбу.

Веселая у них, конечно, работа на «Скорой». Спасу нет!

– Ну, вроде все, – сказала Валюшка, осторожно вытягивая зонд из горла женщины. – В больницу ее берем?

– Конечно.

Пригорюнившийся мужик встрепенулся:

– Не надо! Зачем?!

– Да вы что? – повернулся к нему Струмилин, ловким рывком развязывая на запястьях больной узел, казавшийся запутанным намертво. – Мы же до сих пор не знаем, что именно приняла ваша жена, это все – он кивнул на таз, – только первая помощь. Нужны анализы, возможно, переливание крови. Попытка суицида – дело серьезное.

– Нет… – послышался хрип с кровати. – Не надо… в больницу. Никто не должен… Лучше бы я умерла!

– Оксаночка, да плюнь! – вдруг застонал ее муж. – Забудь все, что я говорил! Ну не сдержался, вгорячах… я ж на самом деле не верю, что ты с ними со всеми спала, это я так, со зла…

– Заткнись!

Оксана с усилием приподнялась на дрожащих руках, но тотчас снова рухнула лицом в матрас.

– Заткнись, Мишка! – невнятно бормотала она. – При чем тут ты? Дело в моей репутации… ты разболтал все, что мог! Они сейчас выйдут отсюда и продадут информацию на первом же углу этим проклятым «Итогам дня», или «Ведомостям», или «Молодой смене»!

Струмилин покачал головой. Для человека, выпившего столько таблеток тазепама, она на диво быстро реабилитировалась.

– Не волнуйтесь, – сказал он хозяину. – Существует такое понятие, как врачебная тайна.

– Да ведь вызовы такие регистрируются! – застонал Михаил.

– Ну… да, – неохотно кивнул Струмилин. – И все-таки в больницу придется проехать. Я не могу взять на себя такую ответственность.

– Я отказываюсь от госпитализации! – прохрипела Оксана.

– Не тот случай, – отмахнулся Андрей. – Мы вас просто-напросто опять свяжем. Тут уж получится гораздо более эффектная картина для случайных свидетелей. Лучше не привлекать излишнего внимания. А что до регистрации, вы потом можете как-то решить вопрос. Скажете, что приняли, мол, лекарства по ошибке. Никак не могли заснуть, ну и потеряли счет таблеткам. Такое случается довольно часто, особенно у женщин. А меновазин выпили, когда уже не отдавали себе отчета в том, что делаете.

Оксана хрипло выла, вдавливая лицо в матрас. Синие лопатки ходили ходуном.

Струмилин сел рядом, осторожно погладил пестрые взлохмаченные прядки.

– Знаете, Оксана… все понятно, понятно, вам сейчас ужасно, невыносимо, но поверьте… Я столько видел по работе попыток суицида, что стал настоящим экспертом. Рецидивов очень мало. Страшен только первый миг возвращения к жизни, а потом вы начнете осознавать, что жизнь куда приятнее смерти. Все как бы… перевернется, что ли. Даже против вашей воли начнется переоценка ценностей. Все ваши горести уже случились, худшего быть не может. Рядом с вами муж, он вас любит…

– Люблю! – пламенно вскричал Михаил, громко стукаясь об пол голыми волосатыми коленями. – Это ж я от любви завелся… от ревности! Ну ты сама посуди, вот тебе б сказали, что я голый на сцене танцую и с негром трахаюсь, ты бы как на это отреагировала?! Я и взбесился!

– Знаете что, – перебил его Струмилин, с острой болью вспомнивший вдруг, как он сам «взбесился» какие-то сутки назад и тоже, что характерно, по поводу негра, – вы лучше уж помолчите. Видимо, все, что могли, вы уже своей жене высказали, и вот вам результат. Теперь для вас же обоих лучше об этом забыть. Да и нам совершенно незачем знать лишние подробности. Дайте какую-нибудь одежду для вашей жены, и одеяло – ее сейчас станет сильно знобить, – и сами оденьтесь. В больницу, конечно, поедете? И еще надо подумать, кто нам поможет нести носилки. Мужики по соседству есть?

– Нет, не надо соседей! – снова испугался Михаил. – И носилок не надо. Я ее и на руках сам отнесу – большое дело!