Правда во имя лжи - Арсеньева Елена - Страница 23

Ответ пришел на диво быстро. За этот месяц Джейсон продолжал вскрывать поступающие конверты просто так, из врожденной привычки всякое дело доводить до конца, хотя разглядывание множества хорошеньких лиц его уже не забавляло, а утомляло. Красавиц в России не уменьшилось, однако ни одно лицо не произвело на него такого ошеломляющего впечатления, как Сонино. Даже и сравнить нельзя!

Причем с каждым днем она нравилась ему все сильнее. Не надоедало восхищаться изгибом бровей, придававших лицу слегка удивленное выражение, искать затаенную улыбку в румяных губах, вглядываться в таинственный полумрак глаз. У нее такие ресницы, что от них на щеки падает тень. Это уж просто фантастика какая-то!

При том при всем лицо казалось знакомым. Джейсон даже начал романически размышлять: «А не видел ли я ее во сне?» – и внезапно сообразил: да ведь она неотличимо похожа на прекрасную женщину с картины Серебряковой «Прощание славянки». Те же утонченные черты, загадочный взгляд, что-то детское в линии рта. Тот же бледно-золотой оттенок косы. Правда, у той славянки по волосам гуляют сполохи огня – погребального костра ее мужа.

А ради него, Джейсона Полякофф, взошла бы Соня Богданова на костер?

Он теперь подолгу простаивал перед зеркалом. Ну да, привлекательный мужчина, однако ничего особенного, совершенно ничего особенного! Вдруг он ей не приглянется? Вдруг ей вообще не нравятся брюнеты? Вдруг она больше не захочет иметь с ним дела?!

Когда доставили небольшую бандероль и Джейсон увидел знакомый почерк на этикетке, прочел обратный адрес, уже ставший родным и близким, он вдруг оробел. Вот и прислали видеокассету! А вдруг придется испытать разочарование? Вдруг она маленькая, толстенькая, кривобокенькая, ходит вразвалку, вдруг у нее сиплый или слишком громкий голос, вдруг она, господи помилуй, курит?! Казалось, он не вынесет крушения своего идеала!

И все-таки он справился с приступом малодушия и распечатал пакет. Вставил кассету в видеомагнитофон – и обмер. Надолго.

Это не просто любительская съемка – Джейсону прислали настоящий, профессионально смонтированный видеофильм. Соня Богданова в лесу и на ипподроме – она оказалась прекрасной наездницей, что необычайно порадовало Джейсона, имевшего трех превосходных скакунов и большого любителя верховой езды, – Соня в уютной кухоньке готовит обед для немолодой, измученной жизнью, но все еще удивительно красивой женщины, судя по сходству, своей матери. Соня примеряет платья в магазине – демонстрируя повадки знаменитой модели и отличную фигуру, примеряет туфли, показывая потрясающие ноги, Соня мечтательно смотрит на закатные облака, плетет венок из ромашек, причесывает длинные волосы, струящиеся по ее плечам, как золотая пряжа, смеется с подружками, и каждая из них, сама по себе недурненькая, безнадежно блекнет на ее фоне. Соня поет…

У нее оказался прелестный голосок, совсем небольшой, но такой приятный и задушевный, что у Джейсона невольно защипало в носу. Собственно, весь этот фильм шел в сопровождении Сониного пения. «Позарастали стежки-дорожки», «Ой, да не вечер, да не вечер», «Уж как помню, я молодушкой была», «Как хотела меня мать да за первого отдать» – и прочие такие же чудные русские песни, которые и прежде-то необычайно трогали Джейсона, а теперь, в исполнении Сони, привели его в состояние ошалелого восторга. Ну а уж когда он увидел ее в купальнике…

Он утер слезу умиления и, немедленно позвонив в агентство, заказал билет из Москвы в бизнес-классе ровно через месяц, считая с сегодняшнего дня, на имя Софьи Дмитриевны Богдановой.

Затем включил ноутбук и самым четким почерком и самым бешеным слогом… откуда это? Тоже Тургенев? Ах нет, Пушкин, «Барышня-крестьянка»! – самым, стало быть, четким почерком и самым бешеным слогом сделал Соне формальное предложение руки и сердца, предложив ей немедленно приехать в Сидней, чтобы окончательно решить все при личной встрече.

Эх, если бы он только мог бросить все и уехать к ней, вернее, отправиться за ней! Но, как назло, именно в эти дни, эти недели оказался прикован к делам. Кроме того, кузен Скотти ввязался в очередную аферу, на сей раз настолько явно пахнущую уголовщиной, что Джейсон усомнился, вытащит ли «дорогого родственничка» со скамьи подсудимых. Сумма залога, во всяком случае, оказалась астрономической.

Ну а если честно, Джейсон боялся увидеть Соню в убогой российской обстановке. Здесь-то, в Сиднее, он мгновенно огранит свой алмаз как подобает. Лучшие магазины, салоны и все такое. А там, в Северолуцке… черт его знает, что за подозрительный городишко, ну просто кошмарно не нравится ему название! Боялся ли он все еще какого-то последнего, трагического разочарования, интуиция срабатывала, что ли…

Нет, пусть приедет она. Все-таки не зря ответила на его объявление, не зря прислала фото и, как последнее доказательство серьезности своих намерений, – этот видеофильм. Значит, и он, Джейсон, ей приглянулся – Соня так и пишет в своем письме: «Вы кажетесь мне весьма приятным и порядочным человеком, очень надеюсь, что наша взаимная симпатия даст толчок более серьезным отношениям».

Более серьезным отношениям…

Конечно, она приедет!

Хотелось, чтобы это случилось как можно скорее. Хотелось, чтобы она оказалась здесь уже сейчас! Но Джейсон прекрасно понимал, что раньше чем через месяц это никак невозможно. Письмо с билетом, приглашением, подтверждением его платежеспособности и оплаченной медицинской страховкой он отправит экспресс-почтой DHL, то есть в этом богом забытом Северолуцке оно окажется через три-четыре дня. Но Соне же надо устроить свои дела на родине. Вдобавок возможны задержки с визой. А вдруг у нее не готов загранпаспорт? Значит, его придется делать, и делать срочно. И визу оформлять по срочному тарифу. На всю эту срочность Джейсон вложил в конверт – надежный, плотный конверт экспресс-почты, упакованный в дополнительный непромокаемый пакет и скрепленный печатью, – тысячу долларов. Наверное, она не захочет приехать к нему в чем попало, ей понадобится приодеться. Впрочем, такой красавице не о чем беспокоиться. Да и лучшие магазины и бутики Сиднея отныне к ее услугам…

Джейсон отправил письмо и постарался набраться терпения. Теперь он ничего не может ускорить. Надо ждать, ждать…

И что-то сделать со своим подсознанием, которое вдруг сошло с ума и принялось каждую ночь посылать ему эротические сны такой напряженности, что Джейсон даже похудел.

– Просыпайтесь! Пассажир, просыпайтесь! Приехали! Да вы что все, с ума посходили? Просыпайтесь! Станция Горький!

Струмилин с усилием разлепил веки. Такое впечатление, что он только что уснул. Голова как болела вечером, так и болит. Да и темно еще, рано вставать. Зачем мама решила его разбудить ни свет ни заря? И при чем тут Горький – ведь уже лет двенадцать город снова называется Нижний Новгород?

Он хотел повернуться на другой бок, но чья-то назойливая рука вцепилась в его плечо и принялась довольно чувствительно теребить, причитая:

– Просыпайтесь! Пассажиры, вставайте! Конечная станция! Немедленно собирайтесь и выходите, а то отгонят поезд на запасные пути, потом оттуда не выберетесь!

Струмилин приподнялся, очумело приоткрыл глаза. С великим трудом дошло: он не дома, а в купе поезда. И не отсыпается после суточного дежурства, а возвращается из Северолуцка. Но поезд прибывает в шесть утра, в это время уже светло, почему же их будят среди ночи?

На этот вопрос он получил незамедлительный ответ. Послышался скрежет, и купе осветилось. Ну да, проводница подняла кожаную шторку на окне. И в самом деле – светлехонько. А на часах – шесть. Приехали, что ли? Ничего себе, заспался он. Голова тяжеленная, как с большого бодуна. Хотя что они там пили-то? Всего ничего, и еще днем. Давно прошло бы.

Память возвращалась с трудом. Струмилин тупо озирался, потирая виски и чувствуя себя почему-то выжатым лимоном.

На нижней полке копошился толстяк, натягивая простыню на волосатые плечи и одновременно пытаясь спрятать не менее волосатые ноги. Но таких удобств для пассажиров желдорога не предусматривала.