Помоги другим умереть - Арсеньева Елена - Страница 71

«Теперь-то я, условно говоря, здоров…»

– Прижились, насколько может чужеродное прижиться к человеческому телу. Но он же был молодой, он лежать устал – устал в двадцать два года быть инвалидом. Он начал тренироваться, чтобы восстановить силы, и что-то там надорвал. И опять угодил на операционный стол. И тогда ему сказали: «В любую минуту, от любого напряжения». От тяжести, которую резко поднимешь, от волнения. От… слишком крепкого поцелуя, в конце концов! И так далее. Он продержался где-то месяц. Потом Галина ушла. Они с Олегом рано поженились, чуть не сразу после школы. Она все время была при нем и готова была ждать сколько угодно, но не выдержала этой безнадежности. Ее где-то можно понять. Одно дело страдать, зная за что, надеясь, что это рано или поздно кончится. А тут… Со всем пришлось проститься, со всеми мечтами. Она ужасно хотела ребенка, а теперь… вообще ничего было нельзя! И она ушла.

«Да, – подумала Женя, пытаясь быть справедливой, – ее где-то, как говорит Грушин, можно понять! В конце концов, я ведь и сама не выдержала точно такой же безнадежности. Правда, речь не шла о жизни и смерти… Хотя почему? И у шаристов бывают аварии – реже, кстати, чем у автомобилистов, но бывают же».

И все-таки это было другое дело – совсем другое! У Галины оставалась любовь Олега. Она была уверена в этой любви! А у Жени такой уверенности в любви Льва никогда не было. Судя по сегодняшнему дню, напрасно? Ее передернуло.

– И что было дальше?

– Дальше?

Грушин закурил.

– Дальше… он опять чуть не умер, потому что это и оказалось тем самым потрясением. Галина очень испугалась, хотела вернуться, но он не согласился. А сам выжил – как я понимаю, из вредности. Сначала-то наверняка хотел, чтобы она пожалела, что так поспешила. Но постепенно все это забылось, утихло.

– Думаешь, забылось?

– Забылось, – твердо кивнул Грушин. – Тебе может показаться странным, но Олег и в самом деле мой лучший друг, хоть мы живем в разных городах и редко видимся. А может быть, именно благодаря этому можно иногда настежь открыть душу… Иногда это нужно. И он мне однажды сказал: «Я просто вырвал ее из сердца. Благо теперь оно наполовину механизм и проделывать этакие механические манипуляции стало гораздо сподручнее». И я поверил.

Конечно, он привыкал к жизни довольно долго. Но привык наконец. И решил: в конце концов, угроза внезапной смерти висит над каждым человеком, я, мол, никакой в этом смысле не уникум. А жить едва дыша – такая скука! Он не бережет ничего – только сердце.

– То есть как?.. – начала было Женя.

– Не притворяйся, что не понимаешь, – перебил Грушин. – Я знаю: единственное, чего он боялся в жизни, – это полюбить снова. Можешь себе представить, как виснут на нем женщины!

«Могу…»

– И он их отнюдь не сторонится, – беспощадно продолжал Грушин. – Черт его знает, может быть, он все время как бы доказывал себе, что Галина много потеряла, расставшись с ним? Не знаю, однако это был еще тот гангстер… Я его как-то предостерег, а он мне этак жизнерадостно: «Ты что? Мне же нужно спортом заниматься, укреплять сердечные мышцы. Так вот это – самый лучший спорт! Главное, чтоб женщина снова не выстрелила в сердце. Но, по-моему, этой опасности для меня больше не существует. Во всяком случае, я ни разу не встретил женщины, от которой не смог бы уйти». Но, ты понимаешь…

Черт! – Грушин стукнул кулаком по рулю. – Черт же меня дернул послать тебя в Хабаровск! Главное, я сразу понял, что дело швах, когда Олег меня впрямую про тебя спросил. Как я понял, ты буквально только что приехала. Я мог бы соврать, но почему-то сказал правду: мол, между нами ничего нет. Он сказал: «Спасибо тебе» – и положил трубку. Так что… – Грушин попытался усмехнуться. – В общем, произошла эта самая роковая встреча. Получается, для тебя тоже, да?

Женя кивнула.

– Только не говорите мне про какую-нибудь любовь с первого взгляда! – с неожиданной злостью буркнул он.

Женя опять кивнула.

– Жаль, – после паузы сказал Грушин. – Мне правда жаль, что все так получилось. Черт же принес этого летающего Льва. Хорошо хоть, у вас с Олегом это не очень далеко зашло, вы мало знаете друг друга. Ничего, как-нибудь переживете все.

Женя промолчала, только откинулась на спинку кресла. Показалось, в грудь ударили чем-то острым.

– Но ведь мы должны были… – хрипло пробормотала через некоторое время. – К Аделаиде…

– Ты про засаду, что ли? – уныло вздохнул Грушин. – Какая, к черту, теперь засада? Один в поле не воин. Я и стреляю-то… У меня основная надежда была на Олега. Ну что же, я понимаю, бывают в жизни минуты, когда кажется, будто все рухнуло! Я пытался его остановить, хотя бы сказать, мол, ты представления не имела, что Лев нагрянет. Да где там… Он и не слышал ничего. Прошел сквозь меня, как сквозь стену.

– Но его вещи у тебя! – в последнем проблеске надежды воскликнула Женя. – Он должен заехать за ними, ты ему скажешь…

– Жень, ты его пять дней знаешь, а я – больше десяти лет. Вещи! Какие вещи? Да брось ты! Олег такой человек… Он не оглядывается, когда уходит. Он с Галиной прожил больше пяти лет и то не оглянулся, а тут… и еще, главное, какая ситуация пошлая! Муж из командировки вернулся – в смысле любовник. Как в анекдоте. Хоть в окошко прыгай!

Она ничего не сказала – сил больше не было.

Пошел дождь, по стеклу зазмеились капли. Грушин включил «дворники» и нагрев, потому что стекла начали запотевать.

– Ну ладно, – сказал наконец, оборачиваясь к Жене и глядя на нее с откровенной жалостью. – Мне надо ехать. Аделаиду мы сами подставили – сами и должны ее выручать. Полчаса, правда, потеряли, но я наверстаю в пути. Этот тип туда до ночи не сунется, я уверен. Приеду, объясню ситуацию, заберу ее оттуда. Поживет пока хоть у меня.

– Лучше у меня, – разомкнула губы Женя. – У тебя тесно.

– Там же… – начал было Грушин, но тотчас кивнул: – Ясно. Ох, Женька, подумай… Что же всех-то терять? Ну ладно, молчу. Тогда поехали, раз ты так решила!

«Фольксваген» вывернул на шоссе.

Женя закрыла глаза. Ей никуда не хотелось ехать, но возвращаться было еще хуже. Кругом одни трещины, провалы, темные ямы… «линзы», вроде той, куда провалился несчастный Иван, чтобы вернуться на белый свет другим человеком, убийцей. Та старая история задела всех, кто к ней прикоснулся, и продолжала бить без промаха через много лет. Что-то вроде усыпальницы Тутанхамона. «Смерть быстрыми шагами настигнет того, кто нарушит покой фараона» – медная табличка с этими словами была якобы найдена археологами при входе в усыпальницу. Вскоре лорд Карнавон, который удостоился чести первым войти в гробницу и зреть сокровища фараона, скончался от воспаления легких. И началось… Каждый, имевший хотя бы самое отдаленное отношение к легендарным раскопкам, умирал. Кто-то скончался от кровоизлияния в мозг, кто-то выбросился из окна, повредился в рассудке, погиб в автокатастрофе, умер от сердечного приступа или по неизвестным причинам, стал жертвой паралича, в лучшем случае – сломал ногу. Так и здесь. Не только прямые участники спектакля убиты или пострадали – даже отдаленные! Эмма, например. О ней самой и говорить нечего. Даже Лев! Ну, он-то не пропадет. А Олег?

– Спишь? – спросил Грушин. – А правда, поспи, успокоишься немного.

Женя взглянула в окно.

Дождь шел и шел, за стеклами все расплывалось, мелькали «дворники»… Потом они остановились, но все по-прежнему плыло в Жениных глазах. Наконец она поняла, что плачет. Легла на сиденье, чтобы Грушин не слышал всхлипываний, да так и лежала, а в глазах все мелькала, мелькала темнеющая дорога.

Только не эта дорога. Та, другая. В тайге…

К вечеру погода вдруг улучшилась, и, когда должны были наступить совсем уж непроглядные сумерки, в небесах ни с того ни с сего посветлело. Меж разбегающихся туч заиграли золотисто-розовые отблески заката, и округа преобразилась. Внизу, под высоким берегом, по которому шло шоссе, обозначилось сверкание воды, но это было не озеро, а узкая и довольно быстрая речка. Однако Грушина это ничуть не смутило: он бодро свернул с основной дороги на боковую, и через несколько минут с обеих сторон замелькали дома деревни, вытянувшейся, как это и водится в России, вдоль тракта.