Поцелуй с дальним прицелом - Арсеньева Елена - Страница 34

Франция, Париж.

Наши дни

– …Ладно, я все понимаю, но зачем вы снова потащились к нему в офис?! – возмущенно воскликнул Бертран. – Какого черта было нарываться на неприятности?! Слышали такую поговорку: любопытство погубило кошку?!

– Слышала, слышала. Ну кто ж знал, что эта Настасья возьмет и вернется? – проворчала Алёна, зябко кутаясь в большущий вязаный платок, выданный ей Мариной для сугреву, и прикладываясь к толстостенному стакану, куда был щедро – для той же цели – налит коньяк.

Она уже приканчивала горючее, однако внутренний озноб, бивший ее после возвращения из некоего офиса на рю де Фобур-Монмартр, никак не утихал.

– Впрочем, с этой вашей «тревожной кнопкой» недурно было придумано, – проговорил Бертран благосклонно. – Зашифровать номер Шершнева на одно нажатие на клавиатуре портабля и вовремя нажать… Да, если бы не это, даже не знаю, что случилось бы. Сами придумали?

– Нет, один человек научил.

– Ваш друг?

– Ничего себе, друг! Пару месяцев назад чуть до психушки меня не довел.

– Pardon? – вскинул брови Бертран.

– Ну, короче, до госпиталя Святой Анны. – Алёна очень кстати вспомнила, что по указанному адресу помещена самая известная парижская клиника для душевнобольных.

– Понятно. А все-таки вы зря к нему пошли! Госпиталем Святой Анны тут не кончилось бы.

– То есть вы считаете, что я напрасно?.. – У Алёны аж дыханье сперло от возмущения.

– Я только говорю, что это было очень рискованно, – успокоил ее Бертран. – Но не зря. Конечно, не зря! К сожалению, все то, что вы вытащили из мусорной корзинки, вполне могло там и оставаться, а вот насчет связи с мсье Шершневым Дени Морта – это бесценная информация. Правда, я еще не совсем понимаю, что она означает. Может быть, просто-напросто то, что подобный подобного ищет?

– В каком смысле?

– В том, что каждой твари – по паре. Дени Морт во всех своих ипостасях – это коллега Шершнева, – пояснил Бертран. – Конечно, Морт – фигура гораздо более серьезная, можно сказать, мастер международного класса, Шершнев по сравнению с ним – просто мальчик из церковного хора. Между ними есть одно общее: ни того ни другого ни наша полиция, ни Интерпол не могут взять с поличным. Но если Шершнев сидит в Париже и строит из себя добропорядочного адвоката, пытаясь хотя бы для видимости уживаться с законом, то Морт практически неуловим. Он виртуозно меняет внешность, вы и сами могли в этом убедиться.

– Морт – это и есть его настоящая фамилия? Или он Тод? Или все же этот, как его?..

– Нет, в том-то и состоит ирония судьбы, что этому человеку, который сделал смерть своим ремеслом, повезло родиться с фамилией Морт. Думаю, я не поверил бы, если бы мне кто-то сказал об этом, но я знаю совершенно точно, что это так.

– Откуда?

– Оттуда, что мы с этим Мортом, можно сказать, друзья детства.

Стакан выпал из рук Алёны. По счастью, он уже почти опустел, да и Бертран с непостижимой ловкостью поймал его у самого пола.

– Не пугайтесь, – он вручил стакан Алёне, – я же говорю: мы, можно сказать, друзья детства. А можно и не сказать. Мы родом из Бургундии, есть там такое чудное селение – Мулен-он-Тоннеруа. Великолепное, сказочное место! Там вообще много Мортов, Баре, ну и Гренгуар очень распространенная фамилия.

– Мулен? В Бургундии? – недоверчиво переспросила Алёна. – Да что вы говорите? Туда как раз собираются ехать Морис и Марина, какие-то друзья пригласили их пожить в своем доме.

– А вы с ними едете? – быстро спросил Бертран.

– Да ну, мне и в Париже хорошо, – покачала она головой.

Тот посмотрел с сомнением: похоже, не слишком-то верил, что где-то, пусть даже и в Париже, может быть так же хорошо, как в этом неведомом Мулене.

– Ну так что Морт? – напомнила Алёна.

– У меня с ним старые счеты. Когда нам было по шестнадцать, он увел у меня девушку. Мы все учились в одном классе, у Арьян – ее звали Арьян – были поразительно красивые волосы – легкие, пышные, вьющиеся, золотые… просто солнечные лучи… – Бертран мечтательно улыбнулся. – Я потом долго ненавидел светловолосых женщин. Смешно вспомнить, как страдал!

– Вы ее так сильно любили?

– Сильно или нет, уж и не помню, но это была первая любовь… А Морт меня терпеть не мог, вот и переспал с моей Арьян – просто так, чтобы мне досадить. Он был весьма обаятелен, а она легко смотрела на жизнь. Мы подрались так, что чуть не убили друг друга. В конце концов оба мы уехали из Мулена, Арьян тоже вышла замуж куда-то в Оксер или в Тоннер, точно уж и не скажу, я постарался забыть эту историю, но, как ни странно, известия о Дени порою доносились до меня. Он завербовался в Иностранный легион, был там на высоком счету, считался чуть ли не лучшим снайпером, потом сам нарвался на пулю в живот, перенес не одну операцию, был комиссован, ну и начал подрабатывать тем единственным ремеслом, которым владел. Так что его фамилия себя оправдала.

Алёна кивнула. Да уж, фамилия у Морта еще та!.. Интересная это вещь – говорящие фамилии. В России был знаменитый фехтовальщик Кровопусков… А разве у самого Никиты Шершнева не говорящая фамилия? Ведь шершень – это большая оса, тревожить гнездо которой не стоит. Эти насекомые очень агрессивны, а укусы их весьма болезненны. Острая боль, отек, воспаление, головная боль, головокружение, сильное сердцебиение, повышение температуры, крапивница, порою затруднение дыхания, а в тяжелых случаях – анафилактический шок, доводящий даже до паралича центральной нервной системы, и самый настоящий сердечный спазм – вот что может приключиться из-за укуса потревоженного шершня. Потому Алёну и била весь вечер дрожь, потому она и прибегала к сильнодействующим транквилизаторам, что до сих пор не могла прийти в себя и поверить, что спаслась из гнезда русско-французского шершня без контрольного укуса в голову. Сердечный спазм у нее практически произошел в тот момент, когда появилась эта дурацкая Анастази. Причем спазм этот был так силен, что Алёна словно окаменела: ни рукой, ни ногой шевельнуть, ни в бегство удариться.

Ей надо было, конечно, изобразить ледяное изумление, принять вид, будто Анастази ее с кем-то перепутала, однако Алёна только и могла, что стоять, будто приколоченная к полу, да лупать глазами, в то время как Никита удивленно повторил вслед за секретаршей:

– Нашли блокнот?.. Какой блокнот?

– Да ее шефа, какого-то Баре, – ляпнула Анастази, у которой, видимо, было недержание речи. – Говорила, он был у вас вчера и забыл тут блокнотик с русскими буковками на обложке. Только мы его не нашли.

– А когда это было? Когда вы его искали? – спросил Никита, и Алёна поразилась тому, насколько изменился его голос. От веселого и гостеприимного хозяина, обворожительного собеседника не осталось и помину. Полное впечатление, что в лице Алёны к нему явился враг, разделаться с которым он мечтал всю предыдущую жизнь. И будет жалеть всю оставшуюся, если не удастся воплотить эту мечту в реальность!

– Да примерно час назад, перед тем как мне в джим-саль идти, – продолжала болтать проклятущая Анастази.

Нет, вот же свинство какое, а? Алёна была убеждена, что Анастази на сегодня свое отработала и свалила домой. Почему же она не предупредила, что всего через час вернется? Свинство, честное слово, другого слова не подберешь! И почему ее не угораздило задержаться в этом самом джим-сале, в спортзале, говоря по-русски, еще хотя бы на полчасика? А главное, почему у нее не отсох по пути на работу ее противненький язычок?!

– Баре – ваш шеф? – Никита повернулся к Алёне и уставился на нее с непроницаемым выражением. – Очень интересно… И давно вы к нему устроились? Не позавчера ли, после нашей встречи на Монтолон? А с какой целью? Неужели тоже для сбора информации к роману? Однако, я смотрю, ваша любознательность поистине безгранична.

То, что он знал Бертрана, было несомненно. И, конечно, связал все концы с концами. И обо всем догадался…