Париж.ru - Арсеньева Елена - Страница 66

– Тебя просит Себастьен, – пояснил Бенуа и немного приоткрыл карты на то, что требуется Себастьену.

Гийом призадумался. В свое время именно Себастьен помог ему вылезти из одного очень неприятного дела. Это стоило тому огромных неприятностей, от которых Себастьен сумел избавиться только с помощью крупных взяток. Гийом был человеком справедливым и благодарным: он вернул Себастьену потраченные деньги, но все равно до сих пор считал себя в неоплатном долгу перед ним. Именно поэтому Себастьен рассчитывал, что цыган не откажется помочь ему.

Однако похоже на то, что на сей раз он ошибся.

– Похищение... – проворчал Гийом. – Он что, сошел с ума, этот Себастьен? Я никогда не занимался такими вещами. Зачем мне это нужно? Я тихонько собираю свою жатву, не причиняя никому очень вреда. Если люди плохо охраняют свою собственность, значит, она им не особенно нужна, верно? Если человеку что-то по-настоящему дорого, он крепко прижимает это что-то к себе. А если ценная вещь валяется где попало, значит, в глубине души он не прочь с ней расстаться. И я угадываю его тайные желания и избавляю его от того, что ему не слишком-то нужно. То есть я всегда стараюсь действовать в соответствии с желаниями человека. Но попробуй убедить меня в том, что эти люди хотят угодить в подвал – или где вы их там собираетесь держать?!

– Хотят, хотят, не сомневайся! – буркнул Бенуа. – Мы им предлагали играть по нашим правилам – в самом деле предлагали! – они предпочли отказать нам, причем в довольно грубой форме. Значит, они сами напрашиваются на крутые меры.

– Ну, это тебе так кажется, – пожал плечами Гийом. – А у них на сей счет может быть другая точка зрения.

Бенуа только головой покачал. Логика этого цыгана была извилиста, как критский лабиринт, из которого в незапамятные времена с трудом выбрался некий Тезей. Этот цыган, что, не допускает, что у ограбленных им людей тоже может быть другая точка зрения на свою собственность? Дело в том, что Гийом учился в университете... Правда, недолго, всего один семестр, а потом угодил в тюрьму. И то и другое навсегда отшибло у него желание и учиться, и попадаться в лапы законников. Но все-таки прикосновение к основам знаний успело крепко развратить его!

– Слушай, ты должен нам помочь! – настойчиво сказал Бенуа. – Честно говоря, я просто не знаю, что делать. Сейчас поразительно удобный момент: все эти русские собрались вместе. Их можно накрыть всех сразу, одновременно.

– Русские? – воскликнул Гийом. – Так дело касается русских?! Ну, если так... Стоит подумать. Я против насилия, ты же знаешь. Но если речь идет о русских... Ладно. Только не даром, понятно? И если я ничего не смогу взять толкового в этом доме, значит, вам придется заплатить мне за труды.

Бенуа откровенно опешил. Во-первых, потому, что Гийом наконец-то перестал бескорыстно вкалывать на Себастьена. Во-вторых, эта непонятная неприязнь к русским... Выходит, не он один расист? Хотя к русским-то он относится нормально, особенно к особам женского пола. Как ловко улизнула сегодня утром от них с Тьерри эта длинноногая девчонка! Бенуа не мог на нее долго сердиться – даже за то, что она откровенно оставила его с носом.

– А чем тебе насолили русские? – осторожно поинтересовался он. – Конечно, в Чечне они ведут себя некорректно, однако...

– На их месте я вел бы там себя куда менее корректно! – категорично отрезал Гийом. – Это их страна, пусть что хотят, то там и делают. Плевать я хотел на Чечню. У меня с русскими счеты двадцатилетней давности. Я тебе никогда не рассказывал, за что попал в тюрьму? Думаешь, за кражу или грабеж? Черта с два! Я был нормальным парнем, я хотел одного: учиться и стать адвокатом. У меня и в мыслях не было идти против закона. Я был счастлив тем, что выбился из своего племени, что я, цыган, учусь в Сорбонне. Среди нас мало по-настоящему образованных людей. И я мечтал, что выучусь сам, а потом пошлю учиться своих детей. И что ты думаешь? Проучившись всего какой-то семестр, я повздорил с одним русским. Это был мой однокурсник. Его имя я запомнил навеки: Жерар Филиппофф. То есть он был русским только наполовину, но это не суть важно. Итак, мы подрались. Случилось это в одном бистро... народу там было много, вскоре посетители начали делать на нас с Жераром ставки: кто победит, – а потом и сами принялись драться. Не стану утомлять тебя подробностями – скажу только, что после этого события бистро пришлось не просто ремонтировать, но фактически отстраивать заново. Отец Жерара – он был крупный виноторговец – отмазал сынка. Заплатили крупный штраф, и папа с сыном уехали из здания суда на собственном «Рено». А меня увезли в тюрьму. Потому что я – цыган. Наши тоже готовы были заплатить за меня, однако их пригрозили привлечь за дачу взятки. Так я угодил за решетку, и после этого вся моя жизнь пошла вкривь и вкось. Я... я уже не мог жить так, как жил раньше. Я забыл о своем стремлении стать слугой закона и сделался преступником. А кто в этом виноват? Этот русский! Вот с тех пор я и ненавижу эту нацию. Так что, если мы сойдемся в вопросе об оплате моих профессиональных услуг, я охотно помогу тебе.

Бенуа несколько мгновений тупо смотрел на Гийома и думал, что, пожалуй, ошибся, сравнив его логику с критским лабиринтом. Критский лабиринт – это просто прямая линия по сравнению с извилистым путем измышлений Гийома! Наконец он смог улыбнуться:

– Я хочу тебе кое-что сказать. Ты не поверишь, если узнаешь, кто такие эти русские. Это близкие друзья того самого Жерара Филиппофф, о котором ты только что говорил. Так что настало время и ему платить по счетам.

Несколько мгновений Гийом в упор смотрел на Бенуа, потом медленно улыбнулся и сказал:

– Передай Себастьену... передай, что я согласен.

– А как насчет твоих профессиональных услуг? – ухмыльнулся в усы Бенуа.

– Вопрос снят, – подмигнул Гийом. – Я сделаю это для собственного удовольствия. В свободное от работы время!

– Ты что?! – испугался Бенуа. – У нас нет времени ждать до воскресенья, когда у тебя будет время. И даже до завтра, до субботы, нельзя ждать. Тут каждая минута дорога.

– А кто тебе сказал, что надо ждать? – нетерпеливо потер руки цыган. – Будем считать, что сегодня – в пятницу – выходной день. Как у мусульман. Многие из наших – мусульмане, почему бы и мне не присоединиться к ним? Итак, сегодня выходной день, и в свое нерабочее время я бесплатно сделаю то, о чем мечтаю больше двадцати лет, – наконец-то лажану русских!

Данила Холмский. 2 августа 2002 года. Мулен-он-Тоннеруа

– Боже мой! – со слезами в голосе воскликнула Николь. – Как же вы намучились, бедный!

Такова была женская точка зрения. Судя по выражению лица Леры, она ее вполне разделяла. Однако мужчины смотрели на страдальца c несколько иным выражением. Во всяком случае, без слез. И без слов.

Молчание тянулось долго.

– Да... – протянул наконец Мирослав. – Это же надо было столько дури напороть. О чем ты только думал njulf?!

– О том, что я не хочу в тюрьму, вот о чем, – буркнул Данила. – Или ты считаешь, что сейчас у нас в России кто-нибудь разбирается, прав ты или виноват?

– Секундочку! – поднял палец Мирослав. – Ты забыл, что я и сам только вчера прилетел из России и вообще – как бы живу там постоянно.

– Вот именно, как бы! – передразнил Данила. – Ты ведь из другого класса. Я – разночинец, как таких называли в XIX веке. Нищий интеллигент, попросту сказать. А ты – типичный «новый русский». Ты теперь гораздо больше похож на этого вот... – он подбородком указал на Жерара, однако перехватил его дерзкий взгляд и замялся, подбирая определение: – ...на этого...

– Врага народа? – с предупредительной улыбкой подсказал Жерар.

– Ну, если вы настаиваете, – с тем же издевательским видом согласился Данила. – Можно и так назвать. А я бы сказал – на этого буржуя. Для вас, богатых, свои порядки. Сам знаешь, закон – что дышло... и далее по тексту. У вас всегда есть деньги, чтобы откупиться, нанять адвоката, внести залог. А мне одна дорога – со скрученными руками в ментовозку, потом в «обезьянник», в СИЗО, ну и на нары где-нибудь в Нарьян-Маре, или где у нас там содержат убийц.