Париж.ru - Арсеньева Елена - Страница 25

– В каком смысле? – насторожился Мирослав, отступая на шаг от Шведова, потому что ему почудилось, будто его новый приятель слегка заговаривается. – Как это – села на пол? Когда?

– Непосредственно после того, как ее подельник устроил тут вот это кораблекрушение. – Шведов широким жестом обвел творившийся вокруг кошмар. – Флоранс в это время попивала на кухне чаек. Потом она пришла, села в угол и подставила свои красивые ручки, чтобы их связали, и сексуальный рот – чтобы его заклеили пластырем. Но не думаю, что она долго просидела: все было сделано незадолго до нашего появления, а это означает, что нас, вернее вас, выслеживали по пути из аэропорта. Так что Флоранс не больно-то утомилась сидеть тут в уголке.

– Да с чего вы взяли?! – вскричал Мирослав.

– Да с того, что у нее юбка сзади вся в грязи! – крикнул в ответ Шведов и похлопал себя по заднице. – Вот на этом самом месте! Значит, она обосновалась в уголке, когда в комнате уже была эта свалка! А также взгляните на подошвы ее босоножек! – Шведов слегка пнул носком башмака обутую в плетеную сандалию ногу Флоранс, и та брезгливо попятилась. – На них тоже осколки и грязь! Она ходила по комнате, когда тут уже был устроен весь этот шурум-бурум! Понятно? Неужели вы еще не поняли, что ее слова – вранье от начала до конца?!

Мирослав потрясенно повернулся к Флоранс, которая все это время опасливо поглядывала то на него, то на Шведова, и замер, не зная, с чего начать. Доводы Шведова звучали убедительно, однако при этом казались ему сущей фантастикой. Ну зачем этой девушке, такой красивой, такой ухоженной, так хорошо одетой, (вернее, хорошо полураздетой) выдумывать какую-то нелепую историю о похищении, предварительно повалявшись на осколках разбитого фарфора?! Конечно, несуразицы в ее объяснениях есть, но это, вероятно, от пережитого потрясения.

И в это мгновение Мирослав и сам пережил немалое потрясение, потому что Флоранс вдруг ринулась вперед, сильно оттолкнув его с пути, ловко увернулась от Шведова и, успев крикнуть на прощание:

– Рутан де мерд! Кю! Ва тан фэр футр! – исчезла за дверью, захлопнув ее.

Ошеломленный Мирослав замер, Шведов очухался быстрей. Он попытался открыть захлопнувшуюся дверь, но, пока справился с замком, грохот каблуков Флоранс по лестнице стих.

– Она сказала, что мы дерьмо, задницы, и она желает нам пойти далеко-далеко, – перевел Мирослав, предвосхитив вопрос Шведова.

– Вот это девка! – почти с восхищением протянул тот. – Соображучая какая! Вряд ли она понимает по-русски лучше, чем я по-французски, но по моим жестам мигом просекла, что я ее заподозрил. И удрала прежде, чем мы ее прижали к стенке! Значит, я все правильно насчет нее угадал!

– Лучше бы вы держали свои догадки при себе, – с тихой яростью проговорил Мирослав.

– Почему?! – с обидой возопил Шведов. – Это же типичная аферистка, а я ее разоблачил!

– Ну и что проку от ваших разоблачений? – выкрикнул Мирослав, не в силах больше сдерживаться. – Они не помогут мне отыскать Николь!

Шведов растерянно заморгал, похоже, только теперь осознав, что «аферистка» Флоранс и впрямь была единственной ниточкой, которая могла бы привести их к исчезнувшей Николь. И в это мгновение зазвонил телефон.

Вениамин Белинский. 2 августа 2002 года. Нижний Новгород

То есть на один вопрос он все-таки ответил: узнал хотя бы, как зовут убитого.

Вениамин лежал на раскладушке на втором этаже станции, в комнате отдыха, и тупо следил за игрой теней на стенке против окна. Во дворе росли огромные тополя, в их листьях запутался ветер, и что он выделывал с этими листьями, как озоровал с ними! У Вени от этого зрелища уже началось мельтешение в глазах, но он все смотрел, смотрел, смотрел... А ведь в кои-то веки выдался перерыв в трудовой деятельности. Казалось бы, спи, как спит в соседней комнате Валентина, которая не любила терять время зря. Нет – Вениамин лежит, таращится в стенку и думает, думает все о том же.

Вот же подсел он на этой загадке! Какое ему дело до убитого человека по имени Сорогин, автора омерзительных рассказов? Книжка лежит сейчас у Вениамина под подушкой, и ему кажется, что оттуда доносится запах тления. В книжке было двенадцать рассказов – Вениамин ознакомился только с пятью. Вот именно что ознакомился. Нормально читать это было невозможно, немыслимо. Он пролистывал страницы, выхватывая взглядом те или иные строки, и всякий раз желудок конвульсивно сжимался от отвращения, а ладони становились холодными. Один рассказ назывался «Ада», в нем шла речь о компании подростков, которые убили, зажарили и съели свою подругу. Другой назывался «Сезон охоты» и повествовал о том, как двое друзей заманили в ловушку случайного прохожего, чтобы насладиться шашлыком из его печени. Третий – «В столовке» – был и в самом деле о школьной столовой, где варили супчик из детских костей. Четвертый – «Смертельная страсть» – о влюбленном, у которого умерла невеста накануне брачной ночи, так он пошел на кладбище, вырыл из могилы труп и долго, страстно сношался с мертвым телом. Пятый рассказ – «Преклонение» – повествовал о некоем человеке, который настолько любил и обожал своего учителя, что кушал его экскременты. С наслаждением и почтением...

– Бр-р-р! – громко сказал Веня и сел, помахав перед носом руками, как если бы мысли его вдруг обрели отчетливый запах. Что характерно, вывихнутая психология рассказов Сорогина произвела явное впечатление на его психику. Ему казалось аморальным не убийство человека – он считал аморальными поиски убийцы. Общество должно быть благодарно тому, кто избавил его от этой раковой опухоли по имени Владимир Сорогин! И Вениамину казалось страшно несправедливым, что кто-то будет наказан за воистину благое деяние. Особенно обидно, если и в самом деле пострадает Холмский – потому что парень Белинскому очень понравился. Вдобавок он до такой степени не был похож на убийцу...

– Ну ладно, – проворчал Вениамин. – Не похож – и прекрасно. И чудесно! Мне-то какое дело?! Я-то чего суечусь? Что со мной-то происходит?!

Он и в самом деле суетился, он не мог найти покоя. Он почему-то чувствовал себя замешанным в это дело и обязанным его разрешить.

В общем-то в глубине души Вениамин знал ответ на этот вопрос. Ответ заключался в зависти. Да, да, это очень дурное, позорное чувство, однако Веня мучился от него уже несколько лет. Все началось года три назад, когда пропала невеста Коли Сибирцева и он позвал друга Веньку на помощь. Они тогда под видом врачей «Скорой» (в смысле, воспользовавшись служебным положением!) вломились в дом к местному авторитету Родику Печерскому и, заморочив голову охраннику, отыскали молодую женщину. Теперь, как уже было упомянуто выше, Николай Сибирцев состоял в счастливом браке и не переставал благодарить Вениамина за своевременную помощь. Потом приключилась эта история с Андреем Струмилиным, который сначала запутался в двух сестричках-близняшках, одна из которых была грешным ангелом, а другая – непорочной дьволицей. Благодаря Андрею была спасена уникальная картина Серебряковой, которую пытались вывезти из какого-то провинциального музея, а он вернулся из этого городишки с простреленным плечом – и женатым на ангеле. Потом доктор Алехан Меншиков связался с каким-то подозрительным типом, подцепившим редчайшую болезнь Аддисона в такой форме, что лицо его напоминало бронзовую маску. Оказывается, его из мести отравляла мышьяком девушка, которую он считал приемной дочерью. Меншиков не только выяснил причину мести («бронзовая маска» некогда убил отца девушки), не только разоблачил преступницу, но в конце концов женился на ней![13]

Разумеется, Вениамин завидовал не тому, что все его три друга нашли себе спутниц жизни таким романтическим способом. Он считал свой брак вполне удачным, и даже если верность Инне особенно не хранил, то расставаться с женой ни под каким видом не собирался. Но он умирал от зависти потому, что с ребятами происходили какие-то невероятные истории, которые благополучно закончились только благодаря их мыслительным усилиям. А ведь Венька был старше, опытнее их, он раньше пришел в «Скорую», он обучал их, можно сказать, азам ремесла, он не раз покровительственно качал головой в их адрес, приговаривая: «Наберут детей во флот...» А теперь эти салажата обошли его, старого медицинского волка!