Отрава для сердец - Арсеньева Елена - Страница 53

Вся содрогается, как ты,

Когда на мне лежишь…

И, дорогая Зуфолина, я буду не я, если твой любовник не всплакнет в приливе чувств!»

Троянда медленно закрыла книгу и провела пальцем по золотому обрезу страниц.

Да… кажется, напрасно она думала, будто все выгорело у нее в душе и не оставалось там ничего, что чувствует боль. Оставалось… и сейчас в муках умирал этот последний живой росточек. Память об их любви, об их ночах, словах и поцелуях, и слиянии тел и сердец – в том кратком промежутке между прошлым: насилием инкуба – и будущим: появлением Джильи. Последнее, что оставалось у Троянды, это память. Теперь Аретино уничтожил и ее.

Нетрудно угадать, чего хотел он, передавая Троянде эти «Письма» – руководство по обучению начинающих куртизанок. И бесценная «безделушка» – ее начальный капитал и одновременно расчет. Награда за любовь. Роза уходит в отставку, ее место занимает Лилия… уже заняла!

Ах, Джилья! Как понятны стали теперь все ее намеки! А впрочем, она и не намекала, она все называла своими именами, и только в том состоянии общего отупения, в каком пребывала Троянда, можно было их не разгадать. Зато теперь все сделалось ясно.

Ну, спасибо Джилье и Аретино (Троянда криво усмехнулась – а у него, значит, не хватило храбрости снова прийти к отвергнутой любовнице? Что же, так и выпроводит ее из дома, не простившись?) за то, что не просто выставили, но предоставили ей такой широкий выбор будущего, от скромной швейки до богатой куртизанки. Известно, в шести случаях из семи женщина сама не знает, чего хочет, однако Джилья не сомневалась: рано или поздно Троянда все поймет и благоразумно примет свою отставку. А если задумается о мести… что там сделали с этим бедолагой – отрубили руку и кончик языка, да? Ишь, Джилья сперва пригрозила, а потом… потом пошли предложения. Что ж, она права: что может быть хуже позора, увечья, смерти! Интересно, каким будет новое предложение? А что, если замужество? С кем? Да с кем угодно, хоть бы с тем же Луиджи Веньером! Джилья ненавидит его всей душой, как и свою бывшую соперницу. Для содомита и пылкой женщины брак сделается истинной пыткой. Джилья не может этого не понимать!

Троянду затрясло так, словно это воображаемое предложение уже было ей высказано. Впрочем, зная Джилью, она не сомневалась, что рано или поздно дойдет и до этого. А что же Аретино? Он знает о том, как заботится новая любовница о судьбе прежней?

На мгновение дрогнуло в робкой надежде сердце, но тут же Троянда услышала хриплый, циничный смешок и поняла, что сама невольно засмеялась над этим заблуждением.

Уж драгоценности-то не оставляли сомнений: все исходит от Аретино! Он так же жаждет избавиться от Троянды, как Джилья, но если бы все зависело только от Лилии, Роза уже давно была бы выброшена на помойку, в то время как великодушный Аретино всего лишь пытается переставить ее в новую вазу.

В другую! Подальше отсюда!

А что это Джилья так старается вымести ее вон, как опасную заразу? Она ведь спокойно терпит присутствие во дворце доброго десятка, а то и двух десятков прежних отставных Аретинок вместе с их (и Пьетро) многочисленными детьми! Отчего же такая «честь» Троянде? Или впрямь опасается, что в душе Аретино оживут прежние чувства к Троянде?

На миг это предположение заставило вспыхнуть искорку надежды, но тут же Троянда вновь усмехнулась и покачала головой. Нет. Нет… Дело вовсе не в Аретино! Дело в самой Троянде, в ее остывшем сердце, в ее высохшей душе. Аретино охладел к ней, да, но ведь и она разлюбила его! И Джилья, с ее бесовским умением читать в сердцах людей, не могла этого не заметить. Ей бы радоваться, а она беспокоится, места себе не находит. Джилья судит по себе: ее сердце тоже свободно, чувства не туманят голову, а значит, она может хладнокровно вертеть Аретино и извлекать из него наибольшую выгоду. Троянда любящая, растерянная, обезумевшая ей не страшна. А вот Троянда расчетливая, хладнокровная, мечтающая о мести… Кто-кто, а Джилья знает о ее намерениях относительно Марко. Но только ли Марко? Такую Троянду надо обезопасить, засунуть куда-нибудь подальше… замуж, в приют, да куда угодно! Странно, что ей до сих пор не предложили снова уйти в монастырь!

Троянда села на постели.

В монастырь?.. Тишина, покой, клочок голубого неба в узком окне кельи – спокойного неба, обители господа. Потупленные глаза сестер, подавленные желания, мир в душах, покой в сердцах. Стертые ступени каменных лестниц, ведущих в сад, где за каменной оградой небольшое кладбище, а там – плита на могиле Гликерии, единственного человека, который любил Дашеньку… И внезапно Троянде до боли, до слез захотелось оказаться рядом хоть с кем-то… или чем-то, олицетворяющим любовь, заботу, нежность и доброту, – пусть это будет всего лишь каменная плита с надписью!

Она сидела, прижав руки к груди, чувствуя, как слезы подступают к глазам, текут по щекам, как с каждой слезой становится легче дышать, словно с души спадает непроницаемый мрак, в который душа Троянды была окутана с того дня, когда заподозрила, что беременна от дьявола. Кстати, она не уронила ни слезы после этого! Пьетро, плачущий над своим мертвым ребенком, вдруг предстал перед взором ее памяти, и Троянда жалостливо покивала этому печальному образу, прощая его и прощаясь с ним.

Все кончено здесь! За полгода она испытала столько счастья и горя, что другому хватило бы на целую жизнь. Вот и для ее жизни этого достаточно. Конечно, если бы умереть… успокоиться… Но в третий раз попытаться покончить с собой? Да Смерть тогда просто-таки расхохочется! Нет, верно, ее удел жизнь… ну а где в жизни можно найти почти могильный покой? Только в монастыре!

Троянда вскочила с кровати – и замерла, ожидая привычной тупой боли, которая раздирала низ ее живота при каждом неосторожном движении. Но боли не было, и она расценила это как счастливое предзнаменование. Бог благословил ее решение! Конечно, он же все видит, все знает, все понимает. Он одобряет ее – теперь.

Да, надо вернуться. Только в этом спасение. Троянда вообразила себя во власянице; простертую на ледяных каменных плитах под статуей распятого Христа; бичующую свое изможденное от вечного поста тело, которое сквозит в прорехах самого жалкого рубища, – и блаженная улыбка коснулась ее уст.