Охота на красавиц - Арсеньева Елена - Страница 40

Мелодия погасла: Максим выключил радио, и Кире вдруг стало страшно наступившей тишины.

Теперь Максим знает, что она проснулась. Что они скажут друг другу? Что говорят люди друг другу после такого?..

– Эй… – негромко окликнул Максим, и Кира взглянула на него с самым независимым видом, на который только была способна.

Зеленые глаза улыбались:

– Ну, ты как?..

Она хотела, очень хотела недоумевающе вскинуть брови или сделать еще что-нибудь столь же существенное для своего спасения – но не смогла: все растворилось в безнадежно блаженной улыбке.

Максим притормозил:

– Садись со мной.

Кира перелетела на переднее сиденье – и сразу оказалась в его объятиях, под градом поцелуев.

Через некоторое время Максим тронул машину левой рукой, правой не переставая прижимать Киру к себе, то и дело целуя закудрявившиеся на виске легкие русые прядки.

– Ох ты, милая моя, – бормотал он, глубоко, ненасытно вдыхая запах ее волос, – ох, погубишь ты меня, добра молодца, погубишь!

– Что так? – усмехнулась Кира, чувствуя себя просто-таки непристойно счастливой от этого задыхающегося шепота.

– Погубишь… я уж знаю! Ты вот на меня сердишься, что так тебя напугал, да? А мне, думаешь, не страшно думать, что с тобой беда может случиться? Как вспомню твои злоключения, так мороз по коже.

– Но ведь теперь уже все позади! – Кира, изумленная таким признанием, даже отстранилась от Максима.

– Что позади, позволь спросить?

– Ну… все. – Она пожала плечами. – Теперь известно, кто все это устроил. Фридунский! Мы предупреждены, а кто предупрежден, тот…

– Вооружен, я знаю! – нетерпеливо перебил Максим. – Только чем же мы с тобой вооружены, позволь спросить? Благими намерениями? А ими, как известно, выстлана одна извилистая дорожка… Вот ты, к примеру, говорила, что отказываешься запатентовать свое открытие за бугром и сделаться американской гражданкой. Тобой руководят благие намерения или как?

– Наверное, благие, – усмехнулась Кира. – Во-первых, американцы и так уже пол-России к рукам прибрали…

– Ну, предположим, не пол, – с сомнением в голосе прервал Максим, однако Кира запальчиво возразила:

– Да ладно тебе! Не пол! Черт знает что со страной сделали, с людьми, с нами со всеми, а мы и рады, придурки. Нет уж, хватит с них. Перебьются и без моей «Галатеи». Eсли они такие умные, пускай сами и додумываются!

– И то, – согласился Максим. – А во-вторых?

– Что?.. А, ну да. Во-вторых, американское гражданство и патент означают, что жить придется в Америке. А мне не-охота.

– Tебе страна не понравилась, да? Или… что-то тут держит? – спросил Максим, так сосредоточенно глядя на дорогу, словно боялся случайно съехать с нее на минное поле. – Тот парень, да? Игорь?

Кира воззрилась на него широко распахнутыми глазами. Нет, ее не вопрос поразил! Поразило, что ей потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, о ком идет речь!..

Это ужасно. Ей приходилось слышать, как бегают некоторые обделенные лаской женщины за теми мужчинами, с которыми они внезапно испытали… да, вот именно. То, что природой не предусмотрено, а относится к числу величайших духовных богатств человечества.

Кира прижала руки к сердцу.

Да. Богатство. Это правда. Сокровище. Национальное достояние лично и персонально Киры Москвиной.

Нет, увы, дорогая, напрасно надеешься!..

Она тяжело вздохнула и сказала с досадой большей, чем хотела бы:

– Нет, Игорь тут ни при чем. Не подумай, что я так говорю, потому что он арестован и все такое. Нет, не в этом дело. Мы встречались-то раз в неделю, а то и реже. Хотя он умел… умел необыкновенно красиво ухаживать. Тридцать роз на тридцатилетие и все такое…

Максим оценивающе покосился на нее, и Кира едва не откусила себе язык. Ну что ж, в конце концов, мои года – мое богатство, а зеркало еще не стало для Киры врагом. Максиму ведь и самому явно за тридцать, а уж Шурочке его гулящей…

Кира насупилась:

– Ну, словом, дело вовсе не в Игоре… Моя бабка была знахарка, слепая: ослепла после пожара, – она, кстати, очень много рассказывала, что чувствуют ее незрячие глаза… И она, умирая, сказала мне: покинешь Pоссию – умрешь. Вот я и…

Максим так резко повернулся к ней, что «Москвич» заложил крутой вираж, едва не стукнувшись о шикарно-могучий «Шевроле», которому из-за этого пришлось нарушить свое высокомерное скольжение и трусливо, будто какому-нибудь «Запорожцу», вильнуть в сторону.

– А она тебе, часом, не предсказала, что и в России тоже можно умереть? А, красавица моя? Ты вообще соображаешь, по какому обрыву ходишь? Ведь если тебе на голову свалится кирпич…

– Кирпич, – совершенно автоматически процитировала Кира, – ни с того и ни с сего никому и никогда на голову не свалится!

Максим издал тихое рычание:

– Кира, через три-четыре часа мы будем в Нижнем. А ты забыла, что сегодня ночью улетает самолет в Нью-Йорк? Тот самый, на который для тебя местечко заказано? Об этом ты, голубушка, подумать не хочешь? Где этот самый билет? Где паспорт с визой на твое имя? А, не знаешь!

Кира сердито передернула плечами.

– Tак вот, на минуточку вернемся к кирпичу. Если, предположим, он все-таки упадет тебе на голову, значит, тот американский… как его, Штерн, Штейн… ну, словом, тот мужик станет единственным целителем всех слепых!

– Oго! А мои методики? A моя «Галатея»? – усмехнулась Кира. – Почерк у меня, конечно, неразборчивый, однако те сорок листочков набраны на компьютере «Таймсом»: их кто угодно прочтет.

– Кто угодно. Например, любой, кто откроет сейф в твоей лаборатории.

– А ключ, кстати, у меня в сумке, – похвалилась Кира.

– И дубликата нет?

– Был дубликат. Его хранила у себя дома Алка. Но ведь…

– Ну, вот и путь к твоим методикам, – фыркнул Максим.

– Да ведь Алка погибла! – возмущенно воскликнула Кира.

– С чего ты взяла? – вприщур, остро глянул на нее Максим. – Ты что, видела ее труп?

– Я нет, но Фридунский… – начала Кира, да так и замерла, вздрогнув от резкого смешка:

– Фридунский? Но он также видел какой-то труп в нашем багажнике. Помнишь, в Тамбове? Кстати, мы так и не выяснили, чей это был труп. Случайно не Алкин?

– Как ты можешь! – Кира в ужасе прижала ладони к щекам.

– Да уж так! Могу вот! – сверкнул на нее глазами Максим, и только теперь Кира поняла, что он взбешен. – Удивляюсь, как это ты до сих пор ничего не можешь понять! И еще меня удивляет, что не твой труп фигурирует в этом деле. Правда, трупы самолетами не летают.

– Да брось ты, – начала сердиться и Кира. – Ну кто сможет полететь по моему паспорту и с моим билетом? Это ошибка агентства, понимаешь? О-шиб-ка! Я не знаю людей, которые были бы схожи со мной, как две капли воды.

– А зачем – как две капли? Скажем, контактные линзы могут неузнаваемо изменить цвет глаз, парик – прическу, тональный крем, грим, то-се – не мне тебя учить. Рост-вес в паспорте не указывается, так что и дылда какая-нибудь, и малюточка-дюймовочка вполне могут выступить в роли Киры Москвиной. Тем более – вечером, почти ночью, когда у всяких там контролеров уже глаза слипаются. И вот некая особа с твоим паспортом…

– Господи! Ну какая еще особа?! Никто ведь не знал, где этот паспорт лежит. Никто не мог найти его под люстрой бабы Нонны!

– Кроме Алки, да?

– Да. Но ведь она…

– Это я уже слышал. Кто еще знает, где пробирки с «Галатеей»?

– Hикто. Кроме Алки…

– Кто знает шифр сейфа?

– Никто. Кроме… Но это чушь, чепуха, нелепость, она же убита!

– А если нет?

Кира уставилась на Максима расширенными, остановившимися глазами.

– Ладно, – сказала чужим голосом. – Тебе еще будет стыдно за все это. Потому что у Алки нет никакой надобности проделывать эти аферы с моим паспортом: у нее есть свой. Свой собственный загранпаспорт! Мы одновременно получали визу…

– Вместе? – перебил Максим, с досадой уворачиваясь от черного «Шевроле», который, похоже, возомнил, что один на шоссе.