Охота на красавиц - Арсеньева Елена - Страница 24

Это же надо – встретить мужчину, до того точно вписывающегося в прокрустово-издевательское ложе ее идеалов, что Кире даже как-то не по себе сделалось. А интересно, как у него обстоят дела с пунктом шесть ее требований? Судя по тому, как он целуется… Что ж, его жене можно только позавидовать!

И тут Кира ощутила в себе такую вспышку ненависти к этой незнакомой женщине, что флакон с шампунем вывалился из рук и канул на дно. Пришлось нырять, чтобы его добыть, а заодно и охладить дурную головушку. Первое удалось вполне, второе – лишь отчасти. И Кира с новым ожесточением принялась окунаться в воду, воскрешая в памяти все Алкины наставления против женатиков.

«Все холостые мужики – кобели, женатые – суки! – поучала многоопытная подружка. – Обожают тратиться на то, что можно дома получить даром. Единственное, что с ними хорошо, – определенность. На свиданки приходят вовремя, потому что надо успеть вернуться домой к приходу жены. И не бросают неопределенно: «Созвонимся!» – заставляя девушку мучиться ожиданием. Он звонит в назначенный день, в назначенный час. Просто из боязни, что ты позвонишь ему сама!»

Разумеется, у Алки бывали всякие: и женатые, и холостые. У Киры, кстати, тоже. Однако она еще никогда не чувствовала себя такой… как бы это поточнее выразиться… безнадежно опоздавшей на праздник жизни!

Между тем Максим выбежал из воды, старательно делая жесты, удостоверяющие, что он по-прежнему не подсматривает. А Кира опять подсмотрела – и безнадежно пыталась вызвать в памяти благонравный образ Игоря в этих его купальных трусах от Кардена, натянутых чуть ли не под грудь, чтобы скрыть животик.

На Максиме были тесноватые плавки, и Кира вдруг поняла, что именно такие должен носить мужчина ее мечты. Она в отчаянии отвела глаза, потому что тепловатая озерная вода вдруг показалась ледяной для ее вспыхнувшего тела.

«Честное слово, – подумала она уныло, – если он начнет ко мне приставать, я не устою!»

И почувствовала одновременно два раздирающих желания: чтобы Максим оставил ее в покое – и чтобы начал приставать как можно скорее.

«Не лучше ли остаться в сарафане?» – заколебалась она, медленно бредя из воды и надеясь, что Максим все-таки оглянется. Но он стойко скрылся в кустах, за которыми маячило голубое пятно «Москвича», и Кира, устыдившись, бегом добежала до берега и торопливо прикрылась полотенцем.

Никаких сарафанов! Она как можно туже затянула кушак, исключив даже намек на самораспахиваемость юбки-размахайки. Маечка под горлышко была бы лучше, но эта тоже достаточно скромная. И теперь как можно туже заплести волосы в косу, чтобы никакие завлекалочки не топорщились на висках, смягчая суровость облика молодого доктора наук. Скорее всего Максим на нее и не взглянет больше. Вот и хорошо. Потому что тебе, Кира, про Игоря надо думать: про Игоря, а не про Максима. А то интересно получается: рвешься сломя голову к Игорю, надеешься на него, собираешься доверить ему защиту собственной жизни на судебном процессе (отдуваться за тот удар Мыколе так и так придется!), а сама только и мечтаешь, как бы снова…

Ладно, оставим это. Думай лучше о том, почему ты спорола такую глупость и не позвонила Игорю из Ильича. «Наверное, прежде всего потому, – справедливо вступилась за себя Кира, – что у меня нет денег на этот звонок». А у Максима прямо вот так, сразу, просить неловко. Довольно и того, что он накормил ее в придорожной столовке, а потом дал шампунь и полотенце. К вечеру они должны доехать до Ростова, а там, может быть, Кира наберется храбрости и…

За кустами взревел мотор, и Кирино сердце так и подскочило.

Что это? Максим уезжает? Oн решил бросить ее? Ну да, часы-то ведь у него, так зачем ему… А она-то размечталась, дурища!

Одним прыжком Кира оказалась на верхушке косогора, вломилась в кусты – и чуть не свалилась от облегчения: «Москвич» стоял на своем месте! Максим, уже, к сожалению, вполне одетый, сидел на подножке и зашнуровывал кроссовки, а рядом с ним тормозил какой-то прехорошенький импортный автомобильчик. Это его шум и перепугал Киру.

У вновь прибывших явно что-то приключилось. С переднего сиденья выскочили двое: мужчина и женщина – и с двух сторон ринулись к задним дверцам. Однако не смогли их открыть: очевидно, те были заблокированы изнутри.

– Да возьми ты ключ! – в отчаянии вскричала женщина. – Роджер!

И с новой силой принялась терзать ногтями ручку.

Человек с красивым именем Роджер сунулся к передней двери, чтобы вынуть ключ зажигания, оставшийся на панели, – и вдруг обнаружил, что та дверь тоже заперта. Возможно, он машинально нажал на кнопки блокировки. Очевидно, то же самое проделала и его спутница, потому что и вторая дверца тоже не поддалась никаким попыткам ее открыть.

Мужчина и женщина в ужасе переглянулись, а потом женщина снова принялась отчаянно кричать: «Pоджер! Роджер!» – а мужчина – бегать вокруг машины, хватаясь то за одну, то за другую (третью, четвертую) дверцу. Но все безуспешно.

– Да у тебя пульт-то аварийный есть, мужик? – сочувственно спросил Максим, приблизившись к незнакомцу.

Тот мгновение смотрел непонимающе, потом стукнул себя кулаком по лбу, заодно сломав козырек каскетки, но даже не заметив этого, и извлек из кармана мешковатых бермудов какую-то черненькую коробочку. Нажал на нее… и все четверо: Кира, Максим, женщина и мужчина – враз отпрыгнули от автомобиля, потому что тот вдруг взорвался какофонией звуков внезапно сработавшей сигнализации.

Женщина очнулась первой – и снова принялась биться телом об дверь, широко раскрывая рот. Казалось, будто именно она исторгает этот поток завывающих звуков, однако Кира понимала, что бедняжка по-прежнему кричит: «Роджер! Роджер!»

Наконец-то Кира осознала, что Роджер – это вовсе не мужчина, который бестолково мечется туда-сюда. Роджером звали того, кто остался запертым на заднем сиденье. Очевидно, ему плохо, может быть, сердечный приступ. Наверняка он без сознания, если не может даже рукой шевельнуть – и разблокировать дверцы изнутри. И, похоже, счет идет на секунды, если его попутчики в таком отчаянии! Вон как рыдает и заламывает руки женщина, как побледнел мужчина. А проклятая сигнализация все орет благим матом!

Впрочем, едва Кира подумала об этом, как воцарилась блаженная тишина: это Максим сунулся под капот и, очевидно, разомкнул клеммы аккумулятора.

Потом он обхватил рыдающую женщину за талию и, приподняв, отошел вместе с ней на несколько шагов. Она так удивилась, что даже замолчала. И тут Максим, поставив ее на землю, в короткой разбежке подпрыгнул, как-то извернулся – и с криком: «Кия-я!» – выбил кроссовкой автомобильное боковое стекло.

Под общий дружный вопль звездами разлетелись осколочки-крошечки, а Максим проворно открыл заднюю дверцу, посмотрел туда – но тотчас отпрянул и замер с таким изумленно-детским выражением лица, что Кирино любопытство взыграло – и понесло ее к автомобилю вслед за хозяевами.

Ей хватило одного взгляда понять, что злополучный Роджер и впрямь не мог шевельнуть рукой. Просто потому, что этих частей тела у него не было. Их роль исполняли лапы, в лучшем случае – ноги. Ведь Роджер оказался бульдогом! И этот бульдог недвижимо лежал на заднем сиденье, закатив глаза и мелко, судорожно вздымая бока.

Только тут Кира осознала, какая духота царит в автомобиле. Градусов сорок, не меньше! Неудивительно, что у собаки случился тепловой удар. И еще чудо, как то же самое не произошло с хозяевами.

– Воды! Владик, воды! – взвизгнула хозяйка.

Ее муж (наконец-то выяснилось его подлинное имя!) выхватил из багажника канистру и ринулся под берег, а Кира, бесцеремонно оттолкнув хозяйку, сунулась в автомобиль и, вцепившись в задние лапы несчастного Роджера, поволокла его наружу.

– Оставь! Не трогай! – зарыдала женщина, однако Кира снова пихнула ее локтем и продолжала тащить с сиденья несусветно тяжелого пса.

Внезапно он сделался как-то слишком легок, и Кира осознала, что ей помогает Максим. Вернее, теперь она ему помогала вытащить Роджера.