Охота на красавиц - Арсеньева Елена - Страница 15

Итак, он каким-то образом узнал, что узница сбежала из-под стражи. И теперь шел по ее следу. Наступал на пятки!

Ее даже качнуло от этой страшной догадки – и проворный Зозуля оказался тут как тут. Конечно, он не просто поддержал Киру, а заключил ее в объятия.

– Пойдем, Кирюша… – бормотал он, жадно прихватывая мягкими губами мочку Кириного уха. – Василь еще не скоро придет… и накохаемся вволю, и в Феодосию успеем допрежь Алки, вот те крест!

Кира почувствовала, что ее глаза наполняются слезами. Всем существом своим она слушала: не развернется ли автомобиль? Не направится ли прямиком к лагерю дельталетчиков, непостижимым образом и сейчас просчитав действия Киры, как просчитывал их раньше?

Но было тихо. Значит, шанс на спасение еще оставался…

Она ничего не могла сказать, чтобы не заплакать. Так молча и пошла в палатку, куда ее тянул совершенно ошалевший Зозуля.

Она выскочила уже через пять минут и, завязав на боку пояс юбки, заспешила к накрытому чехлом дельталету. Следом вяло шагал недовольный Зозуля. «Покохаться», как он надеялся, не удалось: Кира взяла дело в свои руки, и Зозуля от неожиданности сдался на милость победителя. Да, он-то себя победителем никак не чувствовал! Но, думал Зозуля, лиха беда – начало… А Кира думала: хорошо, что Славко парень современный и предпочитает безопасный секс!

– Азартная ты, Кирюша, – пробормотал Зозуля. – Заводная! На сколько поспорили, что тебе все прочее по фигу?

– На пять тысяч баксов, – неохотно обронила Кира.

Эффект был именно тот, какого она ждала. Зозуля с уважением сказал:

– Ого! – и заткнулся.

Зачихал (как водится) мотор.

– Холодно наверху, – робко сказал Зозуля, подавая Кире шлем. – У тебя что-нибудь есть или куртец дать?

У Киры в рюкзачке была кофта, однако сейчас она исполняла роль кобуры для Мыколиного револьвера, так что драгоценный груз было бы лучше не кантовать. Она кивнула – и Зозуля принес чью-то вытертую, мягкую, как пеленка, кожаную куртку.

Между тем мотор прогрелся. Кира села, и Зозуля уютно устроился меж ее колен. Откинул голову, но Кира щелкнула его по шлему с такой досадой, словно сгоняла надоедливую кошку, и Зозуля быстренько дисциплинировался.

Дельталет запрыгал по дорожке: сперва медленно, потом быстрее, потом стремительно… и оторвался от земли.

Луна взлетела над Карадагом, будто монетка, подброшенная на удачу. Черно-серебристые гребни медленно, красуясь, потянулись ввысь. Но дельталет круто развернулся – и пошел прочь от Карадага, спиной к луне, над гладкой и сверкающей, словно серебряный шелковый плат, поверхностью моря.

Зозуля забыл дать Кире очки. Но сейчас она была рада этому: хотя бы для себя самой можно было притвориться, что это ветер выбивает из глаз слезы, а вовсе не сами они текут…

«Да что, вообще, произошло?» – раздраженно спросил неотступный Алкин голос.

Ничего. В том-то и дело, что ничего. В очередной раз. Как и всегда. Киру даже совесть не угрызала за то, что вот так, мимолетно, изменила Игорю. Она вновь убедилась на собственном опыте, что не родился на свет мужчина, ради которого стоило бы надеть на себя цепи вечной верности. И, как всегда, такая тоска взяла от этого открытия, что дико, до невозможности захотелось… домой. К маме. Чтоб она сказала: «Голубушка, да ты не переживай. Суженого конем не объедешь!»

Но мамы дома нет. Мама улетела вместе со своим мужем в Багдад по каким-то там его нефтяным делам. Однако Кира до того хотела оказаться сейчас рядом с мамой, что даже согласилась бы на присутствие его. Сказать по правде, она его недолюбливала. Ревновала? Наверное. А еще не понимала, ну почему, почему она – молодая, красивая, умная, сдержанная – найти любовь свою не может, а ее легкомысленная, вечно захлопотанная, сентиментальная матушка, хладнокровно сменив двух мужей, вдруг так ошалела от любви. И шалеет уже двенадцать лет! А вот она, Кира, сидит позади Зозули, с которым только что… Ну ладно, все ясно. И опять обстоятельства виноваты. Конечно!

Забавно, однако: она сейчас гораздо больше переживает из-за своей неудавшейся личной жизни, чем из-за кошмаров сегодняшнего вечера. Все-таки Алка была права, когда говорила, что для истинного подвижника науки в ней слишком много сердца!

Алка, снова Алка… Кире надо хотя бы на время забыть о потере, подумать наконец-то и о себе.

Неужели верны ее тайные подозрения и все дело в «Галатее»? Мэйсон Моррисон, значит, отчаялся дождаться, когда Кира наконец образумится и решит броситься в объятия великой американской мечте, а потому послал за нею охотничков?

Ну, предположим, решил. Предположим (чушь, бред, фантастика!), даже послал. И что? Опять же предположим: квартира взломана, «Галатея» украдена, лабораторный сейф вскрыт, все разработки исчезли. Алку – с обрыва, чтоб не путалась под ногами крутых ребяток, Киру…

Вот потому-то все это и чепуха, что Киру следовало бы хватать под белы рученьки, затыкать рот, связывать, а то и в мешок запихивать – и тащить, тащить поскорее к одному из тихих гротов Карадага, в котором притаилась подводная лодочка. Тогда бы все было в точности, как в кино! Или прикончить ее – тоже красиво смотрелось бы. Но при чем тут листовки? При чем тут паспорт под сиденьем автобуса? Или планировалось похищать ее прямиком из «обезьянника»? Нет, такая трагикомедия не в духе американских спецслужб…

Ох, какие слова! Прямо Юлиан Семенов или даже Александр Бушков. Нет, пока что все происходящее с Кирой гораздо больше смахивает на любимую Иоанну Хмелевскую. Только она никогда не дозволяла себе таких нелепостей, чтоб боевикам-террористам-шпионам поручали самодельные листовочки клеить. Безумие!

В этом безумии появляется смысл, только если допустить, что Мэйсон решил заполучить результат, то есть «Галатею», а автора разработки уничтожить. Чтоб исключить все могущие быть случайности, подкуп, то да се. Тогда, выходит, Алку убили по ошибке? Уничтожению подлежала Кира, ну а под руку попалась ее подруга? Сначала ее планировали просто вывести из игры…

Нет. Опять не получается. Листовки были изготовлены заранее. И на них – Кира, а не Алка. Листовки имели в виду конкретно ее, Киру Москвину.

Она в отчаянии стиснула виски. Невозможно хоть что-то понять. Не лучше ли и не пытаться, во всяком случае, пока? Сейчас главное – на свободу выбраться, жизнь спасти. Вот дома она сможет озаботиться головоломными поворотами своей судьбы и гипотетическим коварством Мэйсона Моррисона.

Нет. Нет, нет! Совсем плохой детектив получается. Ни американцы вообще, ни Мэйсон в частности тут, разумеется, ни при чем. Это портачат свои, родные. Но зачем?

Это какая-то сказка про белого бычка! Кира замотала головой, отгоняя бессмыслицу, за которую даже перед собой стыдно стало.

Лучше уж немножко понаслаждаться полетом. Может быть, она в последний раз в жизни поднялась на дельталете над Карадагом. Может быть, она вообще последний раз в Крыму. А что, будет на Украине персоной нон грата… Да и на здоровье!

Кира закинула голову. Звездные глаза смотрели на нее, и влекущая сила бездны, как всегда, наполнила душу спокойствием.

А впереди, на горизонте, вставали из моря огни Феодосийского порта.

Зозуля красивым виражом прошел над пирсом и эффектно сел на набережную.

– Где встречаетесь? – спросил он, оборачиваясь к Кире. Та неопределенно махнула рукой куда-то вперед и вверх: в конце концов, если она и встретится когда-нибудь с Алкой, то лишь там, высоко, очень высоко…

– Не вижу, – констатировал Зозуля, вглядываясь в темноту. – Похоже, мы выиграли.

«Мы!..» Ох, да как же от него теперь отвязаться?!

Кира не успела возмутиться вслух: тихая ночь раскололась громовым окриком:

– Всем оставаться на местах!

«Все. Вот и все. Но как они узнали?.. Сейчас крикнут: «Бросай оружие! Руки вверх!» И… кончено.

Безнадежность парализовала Киру, оглушила. И она уже начала медленно поднимать руки, как вдруг сообразила, что усиленный мегафоном голос обращается как бы не к ней: