Обнаженная тьма - Арсеньева Елена - Страница 2

«Я похожа на бабушку в молодости, – уныло думала Александра, когда ей приходила фантазия задержаться у зеркала. – Вернее сказать, у меня ужасно старомодное лицо! Все-таки я типичная старая дева».

Она как-то упускала из виду, что бабушка совсем не была старой девой. Вот уж нет! Она немало попортила крови своему мужу, да и дочь ее, Александрина шалая мамаша, взяла свое в жизни, прежде чем утонула на неведомой реке Зее, катаясь на лодочке, для которой оказалась не в подъем пьяная компания. И с отцовской стороны наследственность была нормальная, если судить по сестре, у которой в восемнадцать лет имелся за плечами один неудачный, трагический, можно сказать, любовный роман, а сейчас, по-видимому, раскручивался второй, о котором Александре ничего толком не было известно. Восемнадцать лет – и два кавалера! А у нее… Ну что ж, в семье не без урода!

Впрочем, вернемся к часам. Благодаря предупредительности судьбы, которая как бы пыталась возмещать этими мелкими находками грядущие весомые потери, Александра никогда не имела собственных часов, то есть купленных или подаренных, а не найденных на дороге. И вот однажды последние («Костины», как она с издевкой называла их) часы пропали. Еще утром, выходя из дому, Александра застегнула их на руке, а когда после вызовов вернулась в поликлинику, обнаружила, что ее запястье опустело. Где, когда, в какую воду канули красивые часы марки «Чайка» в корпусе, отделанном под дерево, и с красным кожаным ремешком – неведомо.

Однако она никогда не беспокоилась по этому поводу, зная, что будет день – будет и пища, одно ушло – зато придет другое: бог пошлет! Что в придачу к часам тот же бог пошлет какую-нибудь гадость, Александра старалась не думать!

Миновала неделя, другая, но Александрино запястье все еще пустовало, как брачное ложе в ожидании подгулявших молодоженов. И настолько осточертело беспрестанно спрашивать всех встречных-поперечных, который час, что она начала всерьез задумываться о покупке хронометра.

Но судьба не иначе как решила поберечь ее кошелек…

Итак, это случилось днем. Александра бежала по Высоковскому проезду. Бежала, впрочем, не то слово: после оттепели крутой узехонький тротуарчик покрылся рыжей снежной кашей, ударивший прошлой ночью заморозок превратил слякоть в лед. Здесь, в сплошном частном секторе, жившем по своим законам, чистить тротуар считалось городским предрассудком. За день дорожку расходили и разъездили так, что Александра не падала на этой скользанке только сущим чудом. Вдобавок она сегодня, не ожидая такой подлянки от природы, надела сапоги на высоких каблуках… Словом, неудивительно, что старик Филатов (хронический бронхит, застарелый радикулит и артрит, но сердце работает как, извините за выражение, часы, а желудок способен переварить железные гайки), который, по обыкновению, стоял у ограды, согнувшись в три погибели, подпирая пятой точкой ворота и уложив клешнястые руки на клюку, при виде семенившей Александры спросил не без ехидства:

– Бежишь, что ль, Егоровна?

– Бегу, бегу, дедуля, – сквозь зубы процедила Александра, слишком занятая преодолением закона Ньютона, чтобы быть приветливой.

– Ну, я и вижу, что бежишь, как гулявица по печи, – прокомментировал дедушка, а вслед за тем издал что-то вроде восхищенного хохотка, потому что не каждый день увидишь такую внушительную демонстрацию закона земного притяжения.

Мало того, что было скользко, – под каблук Александре попался какой-то камушек или круглая ледышка, что и стало причиной катастрофического падения. Она не просто села, а грохнулась на спину и, оглушенная, какое-то время не могла пошевелиться, медленно съезжая по ледяной дорожке вниз, а когда подняла голову, старик Филатов уже скрылся за сугробом, слышно было только его характерное кхеканье.

Круто начинался ноябрь, одно слово – круто!

Наконец, Александра медленно перевернулась на бок и начала подниматься на четвереньки, то и дело охая от боли в ушибленном копчике. На счастье, улица была пуста, да и занавески в окнах, отодвинутые из любопытства, вроде бы не дрожали, так что зрелище копошившейся на льду Александры, пожалуй, не нанесло непоправимого урона ее авторитету участкового врача. Хотя нет, мелькнула худая невысокая фигура. Какой-то подросток выскочил из-за сугроба, растерянно уставился на Александру и тотчас, словно испугавшись, метнулся обратно.

Ну и манеры, блин, у русского народа! Нет чтобы помочь даме подняться!

Справилась в конце концов сама. Однако стоило встать и сделать шаг, как под каблуком опять что-то скользнуло, ноги поехали вперед – и Александра, завалившись назад, снова накрепко прижалась ко льду ушибленной частью тела. Из глаз даже слезы брызнули! Не поднимаясь, она решила ликвидировать роковую помеху, пошарила под ногами…

Ну что же, некоторые дважды наступают на грабли, а она, выходит, дважды наступила на часы!

Не веря своим глазам, Александра рассматривала плоскую, эффектную, наверняка дорогую тикалку с импортной неразборчивой надписью на круглом циферблате. Часы шли и даже показывали половину второго.

Александра взвилась с такой стремительностью, словно ледяной тротуар под ней вдруг превратился в раскаленную сковородку, и понеслась вниз, к остановке автобуса, более не заботясь ни о репутации, ни о законах физики, ни о собственной безопасности.

Половина второго! Через полчаса начинается прием в поликлинике, а до нее еще надо доехать! И придется проститься с мечтами об обеде, а ведь она сегодня из-за спора с Кариной не успела позавтракать. И теперь останется голодная до позднего вечера, опять придется наесться на ночь, а потом с тоской ощупывать на себе эти лишние килограммы. Ну почему она такая принципиальная дура, что не может заставить себя выпить чаю хотя бы в одном из тех шестнадцати высоковских домов, которые посетила сегодня по вызовам? У Котовановых и Веселовых были пирожки (с мясом-рисом и капустой-яйцами соответственно), а бабуля Витрищак хвалилась оладьями с медом, привезенным аж из Дивеева… Впрочем, пирожки и оладьи с медом – это тоже лишние килограммы, а чаю ей дадут в регистратуре, пусть бы и пустого, успокоила себя Александра, вскакивая в любимый автобус номер 47 и помахивая во все стороны проездным. Усевшись в уголке, она блаженно вытянула усталые ноги и стала размышлять, что же такое «гулявица», которая семенит по печи. Сороконожка, что ли? Ну, дедуля!

Потом, уже у входа в поликлинику, Александра машинально покосилась на запястье, порадовалась, что прибежала без двух минут два, то есть фактически не опоздала, – и только тут осознала, что новые часы уже на руке. Когда успела надеть их – неведомо. Однако не сами же они застегнулись на запястье! Ну что же, «привычка свыше нам дана, замена счастию она…».

Счастию? Как бы не так!

Ему пришлось звонить долго, даже очень долго, прежде чем за дверью объявились признаки жизни. Другой человек на его месте давно бы плюнул и ушел, однако он все давил и давил на кнопку звонка. Хозяин был дома, просто не хотел открывать. Гость точно знал, что он дома: не далее как четверть часа назад засек мелькнувшую меж плотно задвинутых штор полоску света. Исключено, чтобы при той патологической скупости, какой страдал этот человек, он ушел бы из дому, не выключив электричества!

Однако хозяин не только отвратительно скуп, но и мерзко терпелив. Да у него у самого уже трещит голова от этих непрерывных трелей, а тот все терпит, терпит… зубами небось скрипит, а терпит!

А может, хозяина и правда нет? То есть он в доме, но не сидит где-нибудь на кухне, треская сало, а валяется на полу в комнате с простреленным лбом или перерезанным горлом или висит под потолком на крюке от люстры с неловко вывернутой шеей?

Кстати, не исключено. Рано или поздно до него доберутся те, кто этого очень хочет, кто видит эту масляную рожу в самых страшных, окровавленных снах, – и тогда… Хотя эта сволочь, конечно, хорошо забилась в щель, так просто не сыщешь.