Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Моя подруга – месть - Арсеньева Елена - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

Смех смехом, а кончилось все плохо, очень плохо. Эта история, как выразилась Валентина, «была последней каплей крови моего терпения», и защищать хозяйку 135-й квартиры на правах старого друга пришел бугай Роман. И вот как-то раз, проснувшись с похмельной, гудящей головою, Витька обнаружил себя валяющимся на раскладушке, Романа же отыскал рядом с Валентиной в своей супружеской постели.

И сошел Витька с катушек, и завил горе веревочкой, и не отрывался больше от стакана, в котором только и перемигивались с ним теперь приветливые лица, ибо весь прочий мир, казалось, от него отвернулся.

Деваться ему было решительно некуда: он снова и снова возвращался домой, откуда вылетал то на кулаках Романа, то на проклятиях Валентины.

Когда положение дел в 135-й квартире стало общеизвестным, возмущение соседей вмиг достигло точки кипения, но Михаил Алексеевич Корсаков оказался единственным, кто ввязался в конфликт. Нет, он не пошел стыдить Романа и Валентину: он стыдил Витьку-Федор Иваныча. А вскоре устроил его в ЛТП, чтоб зашили ампулу. Но пациент сбежал оттуда через неделю, заявив, что лучше голову в петлю сунет, чем воротится в эту гробиловку. В те времена про кодирование еще мало кто знал, однако Михаил Алексеевич нажал на все свои обкомовские педали и определил Витьку в отдельную палату «психушки», где экспериментировал молодой гений от психиатрии. Витька-Федор Иваныч стал его первым пациентом, блестяще подтвердившим амбиции пока еще непризнанного светила.

После выписки Витьку-Федор Иваныча восстановили в КБ, дали комнату в заводском общежитии. «Нет худа без добра», – сказал тот, кто потерял только сварливую жену да еще голос: это, видно, была плата за новую жизнь, ибо судьба ничего не дает на халяву. Корсаков подзуживал его начать размен квартиры, хоть бы и через суд, однако Витька мелочиться не намеревался: захотел по-мужски поговорить с Романом и заодно забрать кошку, которую Валентина теперь в квартиру не пускала (у борова Романа на кошачью шерсть обнаружилась аллергия), так что рыжую Симку весь подъезд прикармливал, только не родная хозяйка.

Пришел Витька-Федор Иваныч днем, чтоб наверняка застать одного Романа – отгул взял. Почти все соседи были на работе. Еще на пятом этаже ощутил запах газа, а уж на седьмом все было сизым-сизо, и тянуло из его, 135-й, квартиры! Почуяв недоброе, кинулся звонить в соседние двери. Бог надоумил не ломиться в роковую квартиру самим – вызвали пожарных, милицию, аварийную горгаза… Жильцов из подъезда удалили и только потом вскрыли квартиру. Зрелище открылось ужасное: Валентина с перерезанным горлом лежала в объятиях синего Романа, который сунул голову в газовую духовку – да так и застыл навеки.

Витька ничего из вещей не тронул, только свои фотографии, старые, еще детские, забрал. Кошку поймал во дворе, с собой унес. Квартиру сдал в ЖЭУ – и отправился в общежитие, больше ни разу не появившись на Ковалихе, где разыгралась драма его жизни.

Пока Михаил Алексеевич работал в обкоме, они с Витькой хоть нечасто, но виделись во время всяких инспекций да проверок, однако скоро разразилась перестройка, потом августовские события. Обком ликвидировали. Корсакова сократили. Партбилета он не сдал, из партии не ушел. «Слава павшему величию!» – на все был один у него ответ. Старые друзья звали его во всякие фирмы, расплодившиеся, как грибы после дождя, на обкомовских деньжатах, однако Михаил Алексеевич, по своему обыкновению, отшучивался – и вдруг устроился преподавать сопромат в университете: красный диплом наконец сослужил свою службу, даром что больше четверти века минуло с тех пор, как он сам этот сопромат изучал! Там проработал Корсаков почти до самой своей смерти, о которой Марьяне еще предстояло рассказать Витьке-Федор Иванычу… и тогда казалось, будто это самое трудное, что ей предстоит.

* * *

Oсобой ловкостью Марьяна никогда не отличалась, но по «лестнице» из вьющихся роз только инвалид не спустился бы, а уж тем более – молодая женщина, пусть и обремененная ношей. Марьяна была так озабочена, чтобы не развязался шелковый изар, в какой завертываются арабские женщины, выходя на улицу (еще одна Ларисина покупка за сегодняшний день), который окутывал «Саньку», что почти не заметила спуска и на какое-то мгновение даже забыла о, самое малое, двух пистолетах, стороживших каждое ее движение. Oднако о них не забыла Надежда. И она-то не зевала: едва Марьяна коснулась земли, как над головой дважды громыхнуло, и на улице снова воцарилась раскаленная тишина.

Марьяна, с трудом удержавшись на ногах, оглянулась.

Пусто… но из-за забора вывалилась смуглая рука – пальцы еще слабо цепляются за пистолет, а чуть поодаль бежит в пыли тоненький кровавый ручеек.

– Чтоб твои глаза друг дружку увидали! – яростно зашипела сверху Надежда. – Чего стала, дура?! Двоих нет, путь пока свободен. Беги скорее!

Слово «пока» было как нельзя кстати. Неподалеку уже слышались возбужденные голоса, топот, и Марьяна, бросив последний взгляд на алую вялую струйку, метнулась в ближний проулок.

Ноги ее лишь на мгновение опередили волну ужаса: а если там засада?! – но в проулочке никого не было, если не считать собаки, пыльным клубком свернувшейся под глинобитным забором, и паренька, дремлющего рядом.

Пролетев проулок почти насквозь, Марьяна обернулась, спохватившись: а если никто из нападавших так и не заметил ее с «Санькой» бегства, а если они сейчас же начнут атаку с улицы на комнату, где затаились настоящие Лариса и Санька?!

Ни парень, ни пес даже голов своих не подняли, но в конце проулка застыли, словно в сомнении, две высокие фигуры. Стоило Марьяне обернуться, как они ринулись вперед.

Казалось, на всю жизнь запомнит Марьяна очертания этих стремительных фигур! На какое-то мгновение она застыла, глядя, как их длинные ноги сокращают расстояние, разделяющее ее и преследователей, а потом, взвизгнув, бросилась наутек по улочкам, забитым горами вонючего мусора, среди которых играли дети в очень ярких одежках, босые и чумазые.

Повернула за угол – и едва не упала на капот джипа, сцепившегося крыльями с побитым «Фордом», застывшим в крутом вираже. Улица оказалась до того узка, что двум машинам здесь почти не разъехаться, а еще и мушараби, ажурные деревянные решетки, со всех сторон окружавшие балконы, выступали вперед от двух противоположных домов, почти смыкаясь над пространством улочки.

Кое-как Марьяна протиснулась под стеной мимо джипа. Наскакивавшие друг на друга водители на миг замолкли, проводили взглядами испуганную белую женщину с плотно укутанным, так что виднелась лишь нахлобученная каскетка да кроссовки, ребенком на руках – и вновь нырнули в поток взаимных оскорблений. Пробежав еще несколько шагов, Марьяна обернулась – и, словно в четком кадре кинотриллера, сразу выхватила взглядом в толпе длинноногих негров в защитных поношенных штанах и таких же рубашках. Негры легко перескочили обе машины, словно те были игрушечными, и со всех ног помчались к девушке. Можно теперь не беспокоиться: след взят крепко! Стоило, конечно, подумать, что случится, когда ее схватят и обман раскроется… но времени на размышления не оставалось. И она побежала.

Хотелось лететь быстрее, еще быстрее, но Марьяна понимала, что с настоящим ребенком на руках так мчаться нельзя. К тому же пробраться сквозь толпу всех этих пестрых людей, кишевших на узких улицах и переулках, оказалось очень даже нелегко.

Сутолока здесь царила, как в настоящий базарный день! Пешеходы, велосипедисты, арбы, запряженные мулами, продавцы всякой всячины, ослики, верблюды с седоками и вьюками – все это визжало, кричало, ржало, скрипело, звенело.

Из-за угла, согнувшись под тяжестью бурдюка, вывернул сабба – разносчик воды; рядом толкал свой лоток с кусками жареной рыбы коричневый, как кофейные зерна, абиссинец. Марьяна проскочила между ними, но тотчас позади раздался истошный вопль, и она, не удержавшись, глянула через плечо.

Один из негров-преследователей оказался достаточно проворным, зато другой с разбегу столкнулся с абиссинцем, оба налетели на лоток, рассыпали рыбу и сами упали на мостовую. Негр попытался встать, но поскользнулся на разлитом жире и снова упал. А водонос, худощавый парень, то ли от испуга, то ли от неожиданности уронил свой бурдюк прямо на неловко поднимающегося негра – и тот снова рухнул.