Мост бриллиантовых грез - Арсеньева Елена - Страница 6

– Не надо… погоди… не надо… брось!

Сцена была дурацкая, и камни были дурацкие, слишком мелкие, легкие, им не в силах было бы противостоять стремительному подводному течению Сены. Тело мальчишки все равно выкинуло бы вверх, и оно поплыло бы под мостами, завораживающе мерцая сквозь зеленую воду этим бледным лбом, и черные волосы влачились бы за ним, словно невиданные водоросли…

Фанни, не выдержав этой воображаемой картины, вдруг закричала:

– Не надо! Прошу тебя!

Крик ее был так внезапен и страшен, что они оба оторопели и уставились в глаза друг другу.

Потом лицо его расплылось в глазах Фанни, и она услышала его жалобный, срывающийся – детский! – голос:

– Не надо, не плачьте, вы что?!

– Ничего, – сказала Фанни хрипло, с силой проводя рукой по лицу и сминая ресницы, – я не плачу, это просто ветер.

– А, ну да… – нерешительно согласился он и отвел было глаза, но тут же снова взглянул на Фанни чуть исподлобья, сквозь спутанные пряди волос.

Она не знала, не понимала, сколько прошло времени.

– Извините, – сказал наконец мальчик. – Я… извините, я у вас отнимаю время. Вам, наверное, пора? До свидания, спасибо большое!

Он протянул руку, и Фанни вложила в нее свою. Мальчишка тряхнул ее, легонько сжав, отпустил очень бережно, потом улыбнулся – ох, Пресвятая Дева, что же сделала с его лицом и глазами эта мгновенная улыбка, каким светом зажгла! – и ринулся прочь по мосту, канул где-то в переулках Сите, ни разу не оглянувшись.

Фанни точно знала, что он не оглянулся: ведь она смотрела ему вслед.

А вот чего она не знала, так это того, что на нее все это время тоже смотрели. Наблюдатель находился неподалеку, буквально в десятке метров: прятался между закрытых ларей, возле которых днем топчутся букинисты. Он вел себя очень осторожно, и Фанни даже не подозревала о его присутствии. Ему было видно все, хотя и не слышно, но по выражению лиц Фанни и этого спасенного ею юноши он вполне мог догадаться о смысле разговора.

Он всматривался и удовлетворенно кивал головой. Все шло по плану, все шло как надо! Дай бог, чтобы события так же развивались и впредь.

Наблюдавший за Фанни человек не последовал за ней, когда она наконец медленно пошла по мосту, а потом побежала по нему все быстрее и быстрее. Со стороны могло показаться, будто она решила догнать парня… может быть, провести с ним еще одну банальную душеспасительную беседу… Однако наблюдатель знал, что таков маршрут обычной утренней пробежки Фанни: через Пон-Неф, потом по набережной Сите до Пон-Рояль, потом через Тюильри и Лувр на площадь Колетт, мимо Комеди Франсез на улицу Ришелье – и оттуда до улицы де ла Бурз, откуда всего несколько шагов до ее дома на углу рю де Колонн.

Этот человек хорошо знал маршрут Фанни, потому что следил за ней давно.

А вот чего он не знал, так это того, что за ним самим тоже кое-кто следил давно. А также и этим утром… этим сумрачным февральским утром, которое, впрочем, с каждой минутой становилось все яснее: на сегодня синоптики обещали некоторое потепление, а прогнозы парижских синоптиков всегда сбываются.

Или почти всегда.

Инсулиновая кома… Вообще-то правильнее ее называть гипогликемической, но это не суть важно. Так вот: инсулиновая, или гипогликемическая, кома – это такая штука, которая происходит с человеком внезапно, как бы ни с того ни с сего. К примеру, ваш попутчик в поезде вдруг начинает дрожать, потеет, у него кружится голова, все двоится в глазах, начинаются судороги, он теряет сознание… и, вполне может быть, умирает прямо на ваших глазах. Причем, даже если вы врач и распознали признаки, вы можете не суметь ничем больному помочь, настолько быстро развивается гипогликемическая кома – то есть внезапное, реактивное и очень значительное снижение глюкозы (сахара) в крови. Гипогликемия – это антипод диабета. Диабет лечат, как всем известно, с помощью инсулина, который именно что уменьшает содержание сахара в крови. Но если здоровому человеку, не диабетику, сделать инъекцию инсулина (или ввести его критическую дозу каким-то другим способом), он запросто может умереть.

По какой причине это может быть сделано?

По небрежности медсестры, перепутавшей инсулин с другим препаратом (порою такие эпизоды происходят в лечебных учреждениях, другое дело, что они не афишируются, ну и слава богу, зачем народ зря пугать, меньше знаешь – лучше спишь); в случаях заболеваний эндокринной системы; у запойных после пика опьянения; при некоторых почечных болезнях… По многим довольно-таки причинам, короче говоря. И одна из них – прием сахароснижающих препаратов, особенно если у человека больны почки, печень или налицо сердечная недостаточность.

Константинову повезло (если, конечно, уместно говорить о везении по отношению к покойнику, труп которого находится на вскрытии): эксперт ему попался добросовестный, вдобавок – некогда работавший на «Скорой помощи» и случаев с диабетической и инсулиновой комой наглядевшийся. Поэтому он ее распознал, вернее, заподозрил, несмотря на то, что со времени смерти больного прошло семь часов.

Да-да! В первом часу ночи, сразу после отправления из Нижнего и проверки билетов, Константинов попросил у проводницы Якушкиной чаю. Это вызвало недовольное ворчание пассажиров Шаповаловых, которые уже намеревались лечь спать, и нескрываемую насмешку А.В. Ил…, который выразился в том смысле, что пить так поздно много жидкости – верный способ утром встать с мешками под глазами. Константинов холодно произнес, что он человек семейный, никого завлекать не собирается, а потому на мешки ему наплевать. Это адресовалось А.В. Ил…, ну а что касается Шаповаловых, то им Константинов сказал, что никому мешать не намерен, выпьет чайку в коридоре, не велика беда. Вы, мол, извините, грипп начинается, слабость какая-то… Выглядел он и впрямь бледно, утомленно. Шаповаловы устыдились, забекали-замекали, мол, ничего страшного, пейте свой чаек, не час же вы его будете пить, а всего-навсего минут пять-десять, от силы пятнадцать, потерпим… Однако Константинов все же вышел в коридор, и проводница уже там вручила ему стакан с чаем и кубики сахару. Положил ли Константинов сахар в чай или выкинул, она не знала: стакан был пассажиром сдан и вовремя проводницей Якушкиной вымыт. Но что Якушкина своими глазами видела и в чем клялась, это что Константинов запивал чаем какие-то таблетки, которых принял несколько штук.

Какие таблетки? Сие оставалось неведомым, потому что в карманах Константинова нашли только пустую упаковку от но-шпы. Да-да, подтвердила проводница Якушкина, таблеточки были меленькие такие, на но-шпу очень похожие. Но ею отравиться никак нельзя. Да и сколько таблеток но-шпы принимают нормальные люди? Одну, две… ну, три при остром спазме! Даже и десятком таблеток но-шпы невозможно отравиться, они не способны спровоцировать гипогликемическую кому. Эксперт после вскрытия настаивал, что Константинов принял хлорпропамид или какой-то его аналог. Как известно, хлорпропамид усиливает действие инсулина, отчего и применяется при сахарном диабете. Но у Константинова сахарного диабета не было – совершенно обратная картина!

При осмотре тела обнаружились также следы многочисленных внутривенных инъекций. Однако они явно не были свежими, и такое впечатление – прошло не меньше суток со времени последнего укола до момента смерти Константинова. Вводимый препарат установить не удалось. Так что внутривенное введение инсулина или, тем паче, хлорпропамида, которое могло спровоцировать мгновенную кому, тут явно ни при чем.

Похоже было, что загадочный А.В. Ил… не имел к смерти своего соседа никакого отношения. Тут ведь еще не с точки зрения чистой медицины можно посмотреть: сделать соседу смертельный укольчик, а потом спать с ним в одном купе, да еще и замешкаться с выходом… рискованно! Кроме того, очень уж случайно попал А.В. Ил… в четвертое купе. Вот явись на свое место Ломакин А.Н. – и вовек не оказался бы А.В. Ил… рядом с предполагаемой жертвой.