Мост бриллиантовых грез - Арсеньева Елена - Страница 46

Она вошла. Поднялась на первый этаж – и очень удивилась, увидев, что дверь нужной ей квартиры приоткрыта.

Тихонько постучала. Дверь колыхнулась, но ответа Катрин не услышала. Тихонько заглянула и прижала ладонь ко рту, глуша крик: на полу, разбросав руки и ноги, лежал Арман.

Что с ним? Жив? Мертв? И если да, то кто его… Та самая надменная особа?

Ой, кажется, надо как можно скорей уносить отсюда ноги!

Тут что-то зашевелилось позади тела Армана, и Катрин увидела ту самую грязно-белую псину, которая недавно шла за ним по улице. Собака посмотрела на Катрин и предостерегающе гавкнула.

Еще не хватало шум поднимать!

– Пошла вон, дура! – прошипела Катрин. – Ну, пошла отсюда!

Собака поднялась. Катрин испуганно огляделась и увидела в углу вешалку, а под ней длинный зонт-трость. Схватила его и замахнулась:

– А ну, давай гуляй!

Собака поджала хвост, опустила голову и, прижав уши, стремглав ринулась в приоткрытую дверь.

Катрин поставила зонтик на место, и в эту минуту Арман что-то пробормотал и повернулся на бок. Ага, выходит, он все-таки не мертв, а спит. И, судя по запаху, по стакану на полу и по пустой бутылке «Сюза», валяющейся в углу, он спит пьяным сном.

– Фу, гадость какая! – пробормотала Катрин, которая любила выпить, умела пить, совершенно не пьянея, а потому презирала слабаков, которые валятся с ног после какой-нибудь бутылки аперитива.

У Армана было не более получаса между уходом той дамы и появлением Катрин. Умудриться до такой степени окосеть за столь ничтожное время – это надо уметь, это особым талантом надо обладать! А может быть, он не только пил, но и кололся? Н-ну, знаете…

Катрин ненавидела наркоту и наркоманов. У нее был один любовник, который сам подсел на иглу и пытался приохотить к этому Катрин. Незабываемые сохранились у нее о нем воспоминания! Нет, не от кайфа, а от того удара ножом, которым наградил ее сердешный друг, когда у него началась очередная ломка, а Катрин попыталась его успокоить. Не передать, сколько денег она потом потратила на пластические операции, чтобы сделать практически неразличимым этот шрам под правой грудью (хорошо, не под левой, не то никакие пластические операции ей уже просто не понадобились бы…).

Катрин с отвращением взглянула на спящего, но тотчас вспомнила, что она здесь вовсе не затем, чтобы бороться с поклонниками «белой смерти».

Но от Армана сейчас мало толку. Вернее сказать, вообще никакого! Придется уходить ни с чем?

Катрин раздраженно прошлась по комнате. Отметила смятый плед на диване, небрежно брошенную головную щетку, в которой жесткие черные волосы Армана перемешались с другими – тонкими, вьющимися, темно-русыми. Ей показалось, что сквозь застоявшиеся запахи этой комнаты пробивается один совершенно необыкновенный, свежий, как весенний ветер, – аромат двух слившихся рек, двух потоков, которые извергали мужчина и женщина в момент оргазма.

«Точно, трахались, – констатировала она брезгливо. – На этом самом диване. Вообще-то, мне наплевать, только почему от этого должна страдать работа, мой заказ?!»

А интересно, каков Арман в постели?

Хм, неужели ей и в самом деле это интересно?

Да нет, уже нет. Когда-то была минута… Была, да сплыла! Он не захотел. Ну и не надо! А теперь у нее дома имеется така-ая дивная постельная игрушечка… К тому же Катрин чистоплотна, как кошка, брезглива и ни за что, ни за какие радости секса не улеглась бы на этом старом диване, напротив пыльного зеркала, на котором намалеваны какие-то неразборчивые каракули – это китайские иероглифы, что ли? – среди такого беспорядка.

Катрин раздраженно пнула носком серо-белого сапожка (из кожи питона!) плоскую красную коробку, которая почему-то стояла на самом ходу. Коробка опрокинулась. Из нее вывалились бумаги, тетради, письма… Один глянцевито блестящий листок, исчерченный разноцветными квадратиками, подлетел ей прямо под ноги.

Катрин присмотрелась. На квадратиках цифры, внизу надпись – Studio Falour и какой-то адрес. А, понятно: это контрольные отпечатки с фотопленки. Такие контрольки выдают заказчику в фотоателье вместе со снимками и негативами. На всякий случай. Например, ты фотографии раздарил, потерял, а тебе еще нужен какой-то снимок – и ты, вместо того чтобы мучиться, пытаясь что-то разглядеть на негативах, находишь этот снимок на контрольном отпечатке, смотришь, какой номер, и идешь снова в ателье, где тебе его без проблем напечатают.

На этой контрольке вроде бы какая-то карусель, какие-то танцующие люди… мужчина и женщина. Наверное, Арман следил за ними для очередного дела. Это что, злодеи-преступники? Или просто нужен компромат для очередного бракоразводного процесса? Интересно посмотреть, жаль, что изображение такое мелкое, а у Катрин в последнее время глазки стали… Слабеть стали ее очаровательные глазки, что скрывать! Очки она ни за что не хочет носить, они ей не идут, придают какой-то глупый вид и, главное, жутко старят. Надо бы линзы вставить… Ага, а это что?

На письменном столе около компьютера лежит лупа. Да какая красивая, в бронзовой ажурной оправе! Лоран с ума бы от восторга сошел – он просто тащится от таких красивеньких старинных вещичек. Разве что спереть эту прелесть у Армана? Он спит, все равно ничего не заметит. А заметит, так небось подумает, что лупу унесла его любовница. Или уж не пачкаться мелким воровством, просто посмотреть – да и все?

Катрин поднесла лупу к контрольным отпечаткам – и чуть не выронила ее, так задрожала рука.

Да что это? Она бредит? Кто изображен на фотографиях? Нет, не может быть! Она не хотела верить глазам, но все же приходилось.

Катрин так яростно прикусила губу, что вскрикнула от боли.

С ненавистью посмотрела на мертвецки спящего Армана.

Проклятый алкоголик! Как не вовремя он вырубился! Больше он от нее ни гроша не получит, пока… пока не расскажет, что за разврат снимал. И подробней – про его участников. Наверное, есть и отпечатанные фотографии. Пленку бы найти!

Ну ладно. Здесь ей делать больше нечего – не сидеть же и не ждать, пока проспится этот паршивец!

Катрин снова пнула Армана. Тот перевалился во сне на другой бок, и она увидела на полу скомканный листок.

Осторожно взяла, развернула. Обрывок факсовой бумажной ленты. На нем что-то начеркано от руки такими же иероглифами, как на зеркале, а рядом приписано по-французски, тоже от руки, но четким почерком: «Que tu crиves, connard!» И еще: «Извини, приятель, но таков перевод! Твой Борис».

Катрин хихикнула. Кого, интересно, так разозлил Арман, что ему выразили столь прочувствованное пожелание? И не по поводу ли этого текста напился Арман? Значит, пожелание его огорчило, обидело, просто с ног сбило!

Почему? А что, если эти слова написала женщина, с которой он только что был? Та, высокая, которая бросала в мусорные контейнеры обрывки каких-то фотографий?

Катрин снова взяла лупу и вгляделась в отпечатки на контрольке. Она? Не она? Какая жалость, что Катрин так и не разглядела ее лица! По типу вроде бы она, хотя кто ее разберет…

Нужно отдать контрольки в фотоателье. В то же самое, в котором делал свои фотографии Арман, вот что! Вдруг там сохранились негативы?

Хотя вряд ли. Негативы обычно отдают заказчику вместе со сделанными отпечатками. Разве что найти какого-нибудь умельца, который и без негативов сможет сделать увеличенные фотографии с этих маленьких. Например, на компьютере. На хорошем компьютере, какие есть в любом дорогом, хорошем ателье!

Этим Катрин и займется. Причем немедленно!

Она спрятала в сумку контрольку и вышла, напоследок еще раз пнув Армана. Но он был в полной отключке и даже не шевельнулся.

Знакомый адрес. Знакомая дверь. Код 1469. Знакомый подъезд. Как ни странно, знакомая высокомерная толстуха в обтерханных мехах. Что она, дежурит в подъезде, что ли, эта старая графиня?

– Бонжур, мадам.

– Бонжур… Вы к кому, мадам?

В прошлый раз Фанни была названа милочкой, теперь ее статус повышен. И все равно – тебе-то какое дело, замшелое сиятельство?