Мост бриллиантовых грез - Арсеньева Елена - Страница 40

Заволновалась? Еще бы! Почуяла недоброе.

– Ваш сын и не подозревает, с кем он связался. Опасна не Катрин – она хоть и стерва, но довольно безобидная стерва, – смертельно опасен ее любовник. Он связан здесь, в Париже, с людьми, которые лоббируют в Национальной ассамблее новый законопроект – о легализации игорного бизнеса в столице и других крупных городах, об открытии целой сети общедоступных игорных заведений. Надеются добиться этого не только в нижней палате парламента, но и утвердить в сенате. Причем одновременно добиваются этого две заинтересованные группы бизнесменов, которые соперничают друг с другом. Есть мнение, что череда нераскрытых убийств и терактов – их рук дело. Полиция пока молчит, не делает никаких заявлений.

– Ну и при чем ту Илла… то есть Лоран? – спросила Эмма. – Его в чем-то подозревают?

– Нет или пока нет. Он очень осторожен, хитер и подозрителен. Боюсь, он может заподозрить, что Роман – агент его конкурентов, которые пытаются добраться до некоторых опасных тайн Лорана через его любовницу. Например, желают добыть какие-то компрометирующие его материалы, поэтому и подсунули Катрин этого мальчика. Очень может быть, что материалы, за которыми охотятся, касаются российского прошлого Лорана. Какая разница! Лишь бы скомпрометировать его, а через него – и те политические силы, которые готовы не просто поддержать новый законопроект, но и обещают поддержку той команде, в которую входит Лоран.

«Какая чушь! – подумала Эмма. – Я это знаю, и он это знает. Полуправда. Полувранье… Но чего он добивается? Почему так старается уверить меня, что Роману грозит смертельная опасность? Откуда вдруг такая заботливость?»

– Я не совсем понимаю, чего вы хотите и зачем меня пугаете, – сказала Эмма. – Просматривается такая логика: я должна испугаться, разыскать Романа и спасти его от Катрин. Но… мне совершенно безразлично, с кем он спит, – это его выбор, в который я не имею права вмешиваться. Лишь бы ему было хорошо и удобно! Мне только непонятно, вы-то ради чего суетитесь? Чтобы Роман вернулся к Фанни, что ли? Вы желаете устроить ее личную жизнь? Или ревнуете к нему Катрин? Я ничего не понимаю!

– У меня есть средства вас убедить, – холодно сказал Арман. – Но для этого вы должны зайти ко мне.

Эмма вскинула брови и усмехнулась.

– Да чего вы боитесь? – вскипел он. – Я не собираюсь вас насиловать! – А про себя продолжил: «Это правда. Ты мне сама отдашься, когда увидишь…»

Эмма пожала плечами.

– Поверьте! – теперь голос его звучал умоляюще. – Поверьте, это ради вашего же блага!

– Да почему вы заботитесь о моем благе?!

– Я люблю вас.

Оба остолбенело уставились друг на друга: он – потрясенный тем, что сказал; она – ошеломленная тем, что услышала.

– Пойдемте, прошу вас! Клянусь, я не причиню вам вреда. Ну хорошо, если вы меня боитесь, позвоните кому-нибудь… этому вашему Роману, друзьям, если они у вас есть, в полицию, что ли… назовите мой адрес, скажите, что, если через час от вас не будет вестей, пусть приедут, пусть примчатся с автоматами, в бронежилетах, с гранатами со слезоточивым газом… Ну, я не знаю! – развел он руками.

Эмма молча смотрела на него. О какой любви он говорит?! Опасность! Опасность! Она чувствовала опасность, исходящую от этого человека.

Что делать? Не у кого спрашивать совета! Ох, ну почему, почему Эмме всегда в этой жизни приходится рассчитывать только на себя! Кончится ли это когда-нибудь?

Неизвестно, как поступит Арман, если она откажется…

Эмма опустила взгляд и встретилась глазами со Шьен. Собака несколько раз ударила хвостом по мостовой и встала. Потянулась…

– Хорошо, – сказала Эмма неожиданно для себя самой. – Идемте. Который дом? Вон тот?

И пошла, слыша за спиной торопливые шаги Армана, который от неожиданности замешкался было, а теперь бросился догонять ее.

– Хотела бы я понять, – лениво протянула Катрин, – чего тебе от меня нужно? – И длинно зевнула, уютно приоткрыв алую шелковую пасть.

На самом деле спать ей не хотелось совершенно, все тело было напряжено, глаза опасливо прищурены, и зевать никак нельзя было – не то имелся шанс очень многое прозевать. События могли выйти из-под контроля. Катрин терпеть не могла, когда какая-то ситуация в ее жизни выходила из-под ее контроля! А поскольку она не отличалась глобальным умом и широтой мышления (и, между прочим, сама признавала за собой этот недостаток, но молча признавала, молча, не крича об этом на всех перекрестках, потому что люди должны быть осведомлены только о достоинствах Катрин, которые так и били по глазам: красота, умение себя подать, некоторое количество довольно-таки острого ума, сексуальность, раскованность и т. п.), то приходилось все время быть настороже, в боевой готовности к неприятностям. Однако главным средством существования Катрин (и главным удовольствием ее жизни) всегда был какой-нибудь мужчина, а она прекрасно знала (было время усвоить, на самом-то деле она не такая уж молоденькая, какой кажется, жизненный опыт у нее – ого-го, хоть мемуары пиши или, к примеру сказать, руководство для начинающих куртизанок!), да, прекрасно, стало быть, знала, что мужчины предпочитают видеть в женщине не амазонку, а кошечку-мурлыку, а потому образ этакой безмятежной, ленивой, сладко потягивающейся и позевывающей киски стал ее второй натурой. Выходить из этого образа она позволяла себе только в постели, когда кошечка-лапушка превращалась в тигрицу. Но это очень нравилось ее любовникам, поэтому было оправдано.

Вообще Катрин была убеждена, что отлично разбирается в мужчинах, досконально изучила их привычки и причуды, а потому виртуозно умеет ими манипулировать и извлекать из их карманов и ширинок максимум пользы и удовольствия для себя, очаровательницы. Однако этот мальчишка по имени Роман, который вот уже вторые сутки неустанно, неутомимо и с полной отдачей трудился в ее постели, то и дело озадачивал ее. Катрин не могла бы сформулировать (она вообще-то не любила точных формулировок, ее восприятие жизни основывалось только на инстинкте… ну, кошка – она кошка и есть!), не смогла бы даже себе объяснить, почему ей кажется, будто для ее новой игрушки она сама – тоже в некотором роде игрушка.

Вот интересно, да? Катрин затащила его на себя, вернее, уложила под себя (ведь в первый раз именно она была сверху), не только потому, что так уж сильно жаждала обездолить бедненькую старушку Фанни. Мальчишка ее очаровал: он был не просто красив (а может, даже и не слишком красив, подбородок-то подкачал!), он светился, в нем словно огонь горел, что чувствовалось в каждом его движении и каждом взгляде. Катрин, перебравшая на своем веку не один десяток мужчин, этот огонек разглядела мгновенно и решила около него обогреться. Ни о каких взаимных чувствах она и не помышляла, чувства – это для сентиментальных дурочек вроде Фанни, а ей нужна была только лишь молодая, неутомимая энергия юноши. Молодой любовник – наилучшее средство помолодеть и самой! Она подержит его около себя несколько дней, потому что Лоран занят какими-то своими дурацкими делами. О нет, Катрин очень уважала его дела, потому что они приносили деньги и часть этих денег оседала в ее карманчиках, но считала хорошим тоном презрительно надувать губки, когда речь шла о заботах Лорана. В общем, сейчас ему не до нее – он то встречается со своими партнерами, то уезжает из Парижа, то мотается по антикварным салонам и выставкам, пополняя свою коллекцию натюрмортов, то запирается дома, чтобы хорошенько подумать, сосредоточиться, то бродит по своему любимому д’Орсе. Катрин ходила с ним, пока не нарвалась на скандал с Фанни, потом стала предпочитать Лувр, и не напрасно. Вон какого мальчика себе отхватила! Ему предстояло тешить ненасытную плоть Катрин до тех пор, пока Лорану не надоест заниматься только добыванием денег и он не надумает снять напряжение с помощью живой, горячей Катрин, а не мертвых произведений искусства.

А впрочем… Неужели после этого она расстанется с Романом?