Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Морская волчица (Ольга Голубовская) - Арсеньева Елена - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

«Лукулл» стоял совсем близко от берега.

15 октября 1921 года с ним случилось происшествие, бесспорно, уникальное в мировой истории и в морских анналах.

* * *

Отцом Ольги Голубовской был сапожник из Екатеринослава. Очень может статься, дочку его и в самом деле звали так, однако фамилия была, конечно, другая. От той фамилии Ольга избавилась с ненавистью – не к той нации, которая ее породила, а к своему социальному происхождению. Скрюченный, унылый сапожник с чахоточной грудью и вислым носом, скупой, ворчливый, скандальный, ненавидящий и жену, и детей… – нет, такой отец ей был не нужен! И мать, заморенная ежегодными родами, и бессчетный выводок братьев и сестер… Ольга хотела учиться, а не надрываться в прачечной, куда ее определили на работу. Потом ей чудом удалось устроиться в типографию, помощницей наборщика. Вообще-то туда предпочитали брать мальчишек, однако ребе очень сурово указал владельцу типографии на его жестокосердие, и тот решил, что принять на работу сапожникову девчонку – дешевле, чем платить положенную десятину.

Ольга проработала в типографии два года. За это время она приохотилась читать и читала все, что ни печаталось, – от газет и журналов до приключенческих романов и экономических брошюрок, от рекламных листовок и визитных карточек до стихов и словарей. Мало того, что начиталась вволю, – научилась по-французски, по-итальянски и даже по-турецки. Среди работяг были трое веселых-развеселых молодчиков-пропойц, которых нарочно держали для набора иностранных текстов. Сначала в шутку, а потом всерьез начали они учить угрюмую черноглазую девчонку языкам. Тут и словари кстати пришлись. Наборщики дивились: память у сапожниковой дочки была просто волшебная – все запоминала влет, способности к языкам у нее оказались невероятные. Сначала слово «полиглот» Ольга воспринимала как оскорбление, потом притерпелась к нему. От восхищения своих типографских приятелей она даже себя зауважала и… сохранила это теплое чувство к себе навсегда.

Но вот однажды Ольге приказали пойти в другой цех и помочь на резке бумаги. В первый же день она оттяпала себе мизинец – и рабочая карьера закончилась…

Промаявшись от боли два месяца (рана никак не заживала), Ольга окончательно возненавидела семью. Ее теперь запрягли в домашние работницы, а на ее место в типографию владелец, по настоянию того же ребе, взял ее младшего брата и считал себя после этого невесть каким благодетелем сапожникова семейства. Ольгу тошнило от прокисшего духа плохо выделанных кож, гвоздей, ваксы, которую сам, собственноручно варил отец для меньших братьев – чистильщиков сапог… Больше всего на свете Ольга мечтала уехать – вон из Екатеринослава, в Москву, в Петербург! Но откуда взять денег на билет? Не в собачьем же ящике ехать!

Хорошенько подумав, она стала по вечерам уходить на восточную окраину города, где стояли несколько рабочих кабаков, и там заработала самым доступным ей способом нужные ей на дорогу деньги. Способ оказался приятным, поэтому Ольга поработала еще немножко для чистого удовольствия и только потом, уложив в узелок несколько перезрелых желтых огурцов, буханку, бутылку с водой и застиранную розовую «парадную» блузочку, уехала в Петербург, который тогда как раз начал зваться Петроградом – шла империалистическая война, и немецкое название вымарали на географической карте.

Пока она ехала в столицу, деньги кончились, пришлось прямо на вокзале сколачивать новый капитал. Здесь, правда, гоняли городовые, которые оказались куда более свирепыми, чем в Екатеринославе. Но Ольге повезло сразу: пошла с каким-то студентиком, который снимал комнатушку в полуподвале (стол, стул, а матрас лежал на полу), да очень по душе пришлась хозяину сего матраса своим мастерством, а главное, тем, что с удовольствием слушала его стрекот… Говорил студентик не просто так – читал стихи собственного сочинения. Ольга вспомнила стихи, которые приходилось набирать в типографии. Тогда казалось, их какие-нибудь небожители пишут, а они, поэты, вон какие, оказывается! А может, и ей попробовать складывать строчки?

Рифмы давались легко, но студентик-любовник сказал, что она – пережиток прошлого, который пора выкинуть на свалку истории и литературы. Теперь главное – писать позлее, позвончее, побессмысленней и понепристойней, тогда успех среди футуристов обеспечен. Сам он тоже считался футуристом. Ольга последовала его совету – и любовник пришел в восторг!

Он уверял, что товарищи охотно примут ее в свой «цех». Привел на сборище к Бурлюку – это был у футуристов не то бог, не то сатана, Ольга так и не поняла.

Бурлюку стихи понравились! Теперь надо было соорудить наряд поскандальней – и выходить в свет.

Не прошло и недели, как Ольга (все тем же привычным способом) заработала на рыболовную сеть, на краску для губ и грудей (картинку она помнила еще с типографских времен, видела в каком-то фривольном, тайно печатавшемся журнальчике), а перьев они с милым другом-студентиком надергали из петушиных хвостов, нарочно сходив за этим добром аж на самую городскую окраину.

Голова у Ольги была битком набита всем тем, что ей удалось прочесть во время типографских «университетов». Под прежней, сапожниковой фамилией она жить не желала, назвалась Голубовской. Про отца рассказывала, что он-де был пролетарий, который жизнь свою загубил на фабрике капиталиста-империалиста. Ольга придумала этому выдуманному отцу очень красивую смерть: дескать, он свалился в чан с кислотой на кожевенной фабрике, а может, и сбросили злые люди, чтоб не агитировал на борьбу за права рабочих. На капиталистическом же производстве и она сама пальца лишилась. Ну, хотя бы тут вранья не было, а что она была из типографских, так это было просто очень здорово, типографских рабочих уважали, они считались чем-то вроде элиты пролетариата.

Все эти социально-политические тонкости Ольга усвоила столь же стремительно, как и основы стихосложения. У студентика сыскалось несколько книжонок Карла Маркса и еще какого-то Ленина, имелись вчетверо сложенные и хранимые под матрасом, истертые от частого елозенья по полу номера «Правды»… Ольга ахнуть не успела, как мало что заделалась футуристкой под псевдонимом Елена Феррари, но и стала хаживать со своим студентиком и на маевки, и на сходки, и на студенческие пирушки, где непременно провозглашались тосты за свержение самодержавия… Новым приятелям, коих полагалось называть товарищами, она была безмерно благодарна – за то прежде всего, что не корили происхождением. Наоборот: такие же, как она, выходцы из черты оседлости на всех этих сборищах были гостями частыми, еще и других жить учили, ну а что все, как один, меняли себе фамилии на русские, так ведь не токмо одни поэты любят псевдонимы…

Какая интересная теперь началась жизнь! Товарищи снова пристроили ее в типографию – на сей раз корректором, потому что, несмотря на скудость образования, она была не дура и очень внимательная, хваткая девчонка. «А языки учи, – сказал один из товарищей. – Станем мировую революцию делать, пошлем тебя… ну, в Стамбул или в Париж. Хочешь?»

А то! Конечно, она хотела. Поэтому и старалась: училась и работала. Типография, правда, была нелегальная, а оттого платили там сущие гроши. Конечно, ради грядущей победы революции можно было и пострадать, но есть иной раз хотелось просто отчаянно! Тогда Ольга подрабатывала все тем же приятным и привычным способом. Правда, один раз не убереглась от «французской болезни», но ничего, товарищи помогли – свели с доктором, со своим, соплеменником, и вдобавок сочувствующим. Вылечил за так, за одну лишь благодарность от партии, а когда Ольга предложила расплатиться натурой, скосоротился…

Своему пылкому студентику Ольга сказала, что у нее чахотка обнаружилась, ну, тот и отстал. Вообще ей надоело, что мальчишка ревновал – негоже это между людьми будущего, свобода – так во всем свобода! Поэтому, даже и вылечившись, она к нему не вернулась. А между тем его вдруг разобрала отрыжка буржуазного прошлого: замуж начал звать… С ума сошел!