Узник в маске - Бенцони Жюльетта - Страница 36

– Я того же мнения, и вы правильно поступили, что пожаловались ему. Даже если этот Сен-Реми извлечет на свет свое пресловутое «обязательство», суд с ним не посчитается, если на то не будет высочайшего благоволения. Поверьте мне, после ареста суперинтенданта многие трепещут перед молодым полновластным правителем, жаждущим самоутверждения.

– Без всякого сомнения. Только это не вернет мне сына. Ах, крестный, мне страшно! Знали бы вы...

Он покровительственно обнял Сильви за плечи и привлек к себе.

– Знаю, моя малышка! Поплачьте, если это принесет вам облегчение. Только пускай вместе со слезами вас не покинет надежда... Я уверен, что Филипп жив и что вскоре мы получим требование выкупа.

Та же мысль не покидала Бофора, скакавшего в Париж в обществе своего верного оруженосца Пьера де Гансевиля. Они опередили карету Сильви на несколько лье, потому что очень спешили. Ведь ему отвели всего-навсего неделю на спасение сына и посрамление негодяев-похитителей! Срок очень короткий, однако Бофору предстояло в него уложиться, ибо он не смог бы зажить жизнью, о которой всегда мечтал, зная о несчастье Сильви. Его любовь разгорелась по прошествии времени с новой силой. Он боготворил ее, как мадонну, и жаждал как женщину из плоти с неукротимой яростью, которую напрасно пытался охладить в объятиях то одной, то другой любовницы. Тревожась за мальчика, который был ему дорог не меньше, чем матери, он одновременно испытывал тайную радость: ведь это похищение позволило ему снова превратиться в ее рыцаря, снова вступить ради нее в бой и наконец снова с ней сблизиться...

Подъехав к своему маленькому особняку неподалеку от ворот Ришелье, он спешился, бросил поводья слуге и вошел вместе с Гансевилем в дом. За долгие годы двух этих людей связала крепкая дружба, переросшая обычные отношения господина и оруженосца. Когда Жак де Брие, другой оруженосец Бофора, выразил желание постричься в монахи, к чему имел давнюю склонность, герцог почтил своим присутствием обряд посвящения в монастыре капуцинов, сделал щедрый взнос в монастырскую кассу и не стал подбирать Брие замену, так как высоко ценил дружбу с Гансевилем. Этот говорливый нормандец, любитель увеселений, отличный товарищ, прямой, как клинок, дамский угодник, знаток изысканных блюд, поклонник опасных приключений и драк, сделался еще более ценен Бофору, когда его стало не с кем сравнивать.

Коротко посвятив Гансевиля в курс дела, герцог с удовольствием отметил, как зажглись у того глаза при упоминании предстоящего отъезда в Брест. Славный малый стремился к тому же, к чему и сам Бофор, и не меньше его обожал море.

Разговор продолжился за паштетом, каплуном и двумя бутылками вина из Бона, которые Бофор велел подать прямо к себе в спальню. Гансевиль предложил начать поиски Сен-Реми с обхода кабачков, притонов и прочих злачных мест. Персеваль де Рагнель подробно описал им внешность этого человека и даже набросал рисунок, однако Бофор рассудил, что слоняться по кабакам значило бы понапрасну терять время. Вместо этого правильнее сразу ударить по сердцевине заговора, то есть по самой госпоже де Ла Базиньер.

– Я нанесу ей визит, – решил он, – и как следует напугаю, чтобы она отказалась от своих козней.

– Плохая идея. На особу вроде нее трудно произвести желаемое впечатление, к тому же она способна на любую подлость. Припомните, уже в пятнадцать лет она была платной осведомительницей Ришелье...

– Я не собираюсь обходиться с ней как со знатной дамой. С подобным ничтожеством нечего церемониться!

– Толк выйдет только в том случае, если вы поднажмете. Впрочем, бывшая мадемуазель де Шемеро, будучи уже не первой молодости, все равно заботится о своей внешности, которая пока что ее не подводит. Не так давно я видел ее на прогулке и...

– Только не говори, что она тебя заинтересовала! Впрочем, раз так, ты должен знать, где она сейчас живет. Мне известно, что она покинула набережную Королевы Маргариты, где жила в прелестном домике, выстроенном ее покойным мужем вскоре после свадьбы. Кажется, она не ладила с пасынком?

– Это целый роман! Говорят, он так в нее влюбился, что не прочь был жениться, но старый Ла Базиньер оставил ему такое неплохое наследство, что он в конце концов предпочел свободу и девиц свободных нравов... Кажется, он купил мачехе дом, только не помню где...

– Прискорбный провал в памяти! Нам очень не хватает аббата Фуке! Вот кто знал все и обо всех!

– Верно. Зато у нас есть госпожа д'Олон. Разве вы забыли, что она тоже все знает и очень к вам привязана?

– Да уж, больше, чем я к ней... Однако ты прав: все женщины легкого поведения друг с другом знакомы, их связывает взаимная ненависть и зависть. Иду к ней!

Замысел оправдался. Женщина, прозванная «гетерой века», носила полученную от мужа фамилию де Ла Тремуй. Она оказалась, как и подобает в ее положении, отлично осведомленной о делах всех тех, кто мог хотя бы попытаться ее затмить. Вращаясь в литературных кругах, мадам д'Олон черпала оттуда же любовников. Бофор в отличие от прочих оказался ей особенно дорог. В связи с этим она не торопилась утолить его любопытство. Пришлось ему торжественно поклясться, что все его планы в отношении госпожи де Ла Базиньер отличаются сугубой злонамеренностью.

– Я считаю ее повинной в похищении ребенка. Этого ребенка я обязан найти!

Сказано это было настолько серьезно, что у красотки пропало желание сердиться и даже смеяться. Ее очаровательное личико – она была неотразима, разве что обладала слишком пышными формами на взгляд любителя изящных фигурок – погрустнело.

– Я о ней невысокого мнения, однако не сочла бы ее способной на столь низкий поступок. Она живет на улице Нев-Сен-Поль, в особняке с декоративными масками на окнах, построенном для нее после смерти мужа. Напротив нее проживает сам королевский судья по гражданским делам господин Дре д'Обре.

Последняя подробность вызвала у Бофора смех.

– Именно ему король поручит расследование, если ребенок не будет найден. Что ж, по крайней мере ему не придется далеко ходить, чтобы проводить допросы. Благодарю тебя от всего сердца, прекрасная подруга! Я знаю, на тебя всегда можно положиться. Один поцелуй – и я ухожу.

– Так скоро?

– Мне нельзя терять времени. Я буду сообщать тебе новости.

После мимолетного поцелуя Франсуа ретировался, оставив молодую женщину тоскливо прислушиваться к удаляющемуся галопу коня, понесшего его прочь по улице Кок-Эрон. То, что он наведался к ней верхом, уже служило доказательством спешки, поскольку жили они неподалеку друг от друга. Франсуа не задержался дома: захватив с собой Гансевиля, он направился на улицу Нев-Сен-Поль, застроенную красивыми зданиями. Пожелтевшие сады вокруг домов еще хранили память о стоявшем здесь прежде королевском дворце Сен-Поль...

Темная улица освещалась только окнами домов да еще тусклой масляной лампой перед статуей святого. Тем не менее найти дом, указанный госпожой д'Олон, оказалось несложно. Стоило Гансевилю объявить имя и титул своего господина дворецкому, прибежавшему на стук, как беднягу, не привыкшего к визитам принцев, разбил настоящий паралич. Придя в себя, он поспешил доложить о гостях. Бофор устремился за ним, не желая ослаблять эффект неожиданности. Гансевиль расположился в прихожей с видом человека, к которому лучше не приближаться.

Преследуя дворецкого, Бофор пересек просторную гостиную, обильно украшенную позолотой, после чего оказался в помещении поменьше и поскромнее, с затянутыми желтой парчой стенами, с желтыми же креслами, где беседовали две женщины, сидя друг напротив друга за столом с книгами, письменным прибором и осенними маргаритками в вазе. При появлении гостя обе поднялись и дружно присели в реверансе. Он ответил галантным поклоном, помахав шляпой с перьями; если бы хозяйка оказалась одна, он воздержался бы от жестов вежливости. Пришлось даже извиниться за внезапность визита, прервавшего женскую беседу. Однако он подчеркнул, что разговор с госпожой де Ла Базиньер не терпит отлагательства.