Крутой мэн и железная леди - Арсеньева Елена - Страница 59

Нет, правда – никогда в жизни не было так жалко просыпаться. Не только потому, что Алёна совершенно не выспалась и веки казались каменными. Просто-напросто ей снился Игорь. Они танцевали, конечно… нет, не румбу и даже не медленный фокстрот. Они танцевали именно тот танец, который больше всего на свете любила Алёна… его танцуют, как правило, в горизонтальной позиции, хотя, конечно, возможны варианты.

Она знала, что это именно Игорь – его черные глаза, его темные волосы, его загорелые плечи, его «Фаренгейт», который Алёна не любила, однако готова была вдыхать его до бесконечности, потому что он нравился Игорю, – но лицо его было закрыто черно-фиолетовой маской. Это была маска Нарцисса, и Алёне вдруг стало нестерпимо страшно: а вдруг это и правда Нарцисс?! И она начала гладить, трогать, ласкать Игоря еще нежней, еще неистовей, чтобы убедиться – это именно он, любимый, он, единственный, это он с ней, а не кто-то другой – ненужный, временный, обреченный на скорое забвение… И она уже чувствовала, что вот оно, сейчас придет, то, ради чего задыхаются в едином ритме они оба… как вдруг Игорь приподнялся на руках и сказал ровным, насмешливым, не своим голосом:

– Это слово – первый шаг к разгадке тех загадок, которые я намерен перед тобой поставить. Рано или поздно ты поймешь, ты всё поймешь…

Почему-то было невыносимо слушать этот его – нет, не его, чужой! – голос. Он звучал пронзительно, нестерпимо! Алёна зажмурилась, а когда с усилием приподняла отяжелевшие веки, Игоря уже не было. Она была одна, опять одна в своей постели, а рядом разрывался от пронзительных трелей телефон.

«Я когда-нибудь умру от этой любви, – подумала она безнадежно. – А ему всё совершенно безразлично!»

Дотянулась до телефона:

– Алло?

Ну и голосок… хриплый и какой-то разбойничий. Как сказал бы Булгаков, преступный .

– Елена Дмитриевна?

Покосилась на будильник. Восемь часов.

Сан Саныч, что ли, активизировался с утра пораньше? Хотя голос вроде не его. Противный какой-то.

Вот и хорошо, не так стыдно своих преступных хрипов:

– Да, это я, доброе утро.

– Елена Дмитриевна, это Коля звонит.

– Коля?

Она не знает никакого Колю. Она знает только Костю – Костю Простилкина.

Бред!

– Ну да, Коля Носачев. Помните? Вы мне сто долларов обещали.

Вот тут-то Алёна проснулась мгновенно – словно иголкой ее ткнули в те нервные центры, которые отвечали за просыпание!

Коля! Ха-ха! Сто долларов! Три ха-ха!

– Если не ошибаюсь, я вам не просто так сто долларов обещала , а если вы кое-что узнаете. Только, Коля , дело в том…

– Я узнал! – выкрикнул он хвастливо. – Я всё узнал!

– То есть? – насторожилась Алёна.

– Ну вы что, не помните, что я должен был узнать? – сердито спросил Носачев. – Почему этот… который не Орлов… в того мужика…

– Да вы говорите толком! – раздраженно прикрикнула Алёна.

– Да мне неудобно разговаривать! – зашипел Носачев. – Я не могу! Короче, вот что: мне все известно. И вам это обязательно нужно знать. Тут такие дела творятся, что… Короче, так: я в девять часов буду ждать вас на Московском вокзале, в главном зале, там, где «Волга» выставлена, ну знаете, рекламная машинка стоит?

– Их там две, – вспомнила Алёна.

– Точно, черная и белая, я буду около черной. Да небось как-нибудь найдемся, зал не такой уж и большой. Приезжайте. Я вам такое скажу, что вы мне не сто, а тысячу долларов заплатить захотите. Но да ладно, я цену ломить не буду, не беспокойтесь! Возьмите двести баксов, и ладно. Вот увидите. Мы вам такое… я вам такое скажу, что никаких денег не жалко будет! Всё, жду вас!

И Носачев бросил трубку.

«Мы вам такое…»

Что это за «мы» такие?! Интересная обмолвка.

Обмолвка ли?

Однако время не ждет.

Алёна выскочила из постели, пометалась по квартире и через четверть часа, напившаяся кофе, умывшаяся, встала перед гардеробом. Хотела надеть любимые клетчатые парижские брючки с какой-нибудь кофтенкой и легкую курточку сверху (май замаял погодой!), но спохватилась.

Нет. Чует сердце – не все так просто с этим звонком Носачева. Поэтому лучше провести обходный маневр.

Алёна взяла джинсы, футболку, кроссовки и теплую фланелевую серую кофту с золотисто-синей надписью на груди: «Sasquehanna University». Эту кофту Алёне подарила одна ее знакомая девочка, Марина, чудное такое создание, которое умудрилось поучиться в Америке, в этой самой Сасквихенне, а теперь обитало ни больше ни меньше как в Париже. Марина вышла замуж за настоящего француза и даже приглашала нашу писательницу приехать к ней летом погостить. Очень может быть, Алёна так и сделает, дописав романец про Федру и Иго… то есть про Ипполита, конечно, Ипполита! Поедет, значит, и напишет в Париже новый романец, назвав его как-нибудь этак… типа… «Аэропорт Орли». Боже, какое сладкозвучие, какая музыка в этих двух словах!.. Да ради одного этого названия стоит написать роман о Париже!

А впрочем, вернись на землю. Пока ты еще не в Париже, а в Нижнем Новгороде, и не в аэропорт Орли тебе надо спешить, а на Московский вокзал. Для этого ты и надеваешь бесформенную кофту, совершенно скрывающую фигуру, и бесполые джинсы с такими же кроссовками, и отыскиваешь в прихожей забытую Алексом (похоже, забытую нарочно!) уродскую синюю каскетку с многозначительной надписью: «Not forget me!» [17]. Эту каскетку с нелепым козырьком ты запрещала Алексу носить, потому что она ему жутко не шла. Зато она совершенно меняет форму головы и делает человека неузнаваемым. Отлично! Что и требуется. Меняем имидж, краситься не надо. Солнечные очки прихватить с зеркальными стеклами – и можно двигать!

Хорошо бы, конечно, посмотреть электронную почту, но времени нет: уже половина девятого, а еще ехать до вокзала, да и появиться там хотелось бы заранее, чтобы оценить диспозицию.

Алёна надела очки, рассовала по карманам деньги, ключ, носовой платок и зеркальце, зажала каскетку под мышкой – не хотелось уродоваться раньше времени – и выбежала вон из квартиры.

Пробегая мимо Капиной двери, малость притормозила, вслушалась – все тихо. Может, они, бедолаги, спят, отдыхают после ночных приключений. Ну, пусть хоть они отдохнут, а писательнице Дмитриевой покой только снится!

Вдруг под лестницей что-то закопошилось. Алёна обмерла… но это оказалась всего лишь Сусанна, почтенная и очень милая дама с первого этажа, ближайшая соседка Капы Самсоновой.

– Леночка, здравствуйте, – поздоровалась она печально, хотя ее темные глазки всегда блистали удивительным задором. – Вы случайно моего Пиратку не видели?

Пиратка – это был кот Сусанны: черный, гладкий, разъевшийся, плюшевый и наглый кастрат, который вечно норовил вырваться из квартиры и начать шнырять по этажам, порою заморив бегавшую за ним хозяйку до полного изнеможения.

– Не видела, – покачала головой Алёна. – Да куда он денется? Хотите, я до четвертого этажа поднимусь, проверю, может, за какой-нибудь ящик забился?

– Нет, спасибо. Я уже там смотрела, – сокрушенно сказала Сусанна. – Он удрал, наверное.

– Сусанна, куда он мог удрать? – рассудительно сказала Алёна. – Чужие здесь практически не ходят, а наши все его знают, если увидят у двери, ни за что на улицу не выпустят. Определенно сидит за чьим-нибудь картофельным ящиком, вы просто плохо посмотрели. Давайте я по…

– Да нет, он удрал! – уже со слезами в голосе перебила Сусанна. – Вот сюда! – И она, обернувшись, толкнула парадную дверь.

Алёна только ахнула. Эта дверь вела на высокое крыльцо, выходившее на улицу Ижорскую, но за все восемь лет жизни здесь Алёна ни разу не видела ее открытой. Кажется, она была заколочена, а может, просто накрепко заперта. Кому же понадобилось ее открывать?!

Да, если Пиратка прошмыгнул сюда, пиши пропало. Ижорская – улица бойкая, это вам не тихий дворик…

– Теперь надо кого-то из мужчин просить заколотить или замок поставить, – горестно сказала Сусанна. – А у нас в подъезде такие мужчины… Не допросишься зимой крылечко почистить, лампочку над входной дверью сменить! Просто бе…