Кошмар во сне и наяву - Арсеньева Елена - Страница 47

Глубоко, со всхлипом, вздохнула, убрала с лица волосы и взглянула на Германа уже осмысленно: – Привет. Ты кто?

– Да так, – пожал он плечами. – Просто ехал мимо, когда ты… упала.

Девица не позволила ему проявить деликатность, и ее простенькие, серые, хотя и очень большие глаза засверкали поистине синим пламенем:

– Когда он меня выбросил! Я не упала! Этот сукин сын Хинган выбросил меня из машины!

– То-то я удивился, когда «мерс» не остановился и помчался дальше! – фальшиво возмутился Герман. – Он негодяй, просто негодяй! Ты же могла убиться насмерть!

– А ему плевать! – мрачно кивнула девица, бросая выразительный взгляд на английского потребителя бифштексов.

Понятливый Герман вновь наполнил кружечку. На сей раз девушка обошлась без «Спрайта» и продолжала жаловаться точно с того места, на котором остановилась:

– …и плевать с высокой башни! Вчера ночью столкнул меня в бассейн, а ведь знает, что я и плавать не умею и воды боюсь панически! И вообще – в апреле купаться?!

– Бассейн на улице? – посочувствовал Герман.

– А где же! И хоть вода подогретая, так воздух не подогретый же! А в полночь это вообще только для моржей…

Девушка всхлипнула от жалости к себе и принялась оглядывать руки-ноги на предмет нанесенного ущерба. Ущерб обнаружился незамедлительно: чулки стали ажурными, сквозь дырки виднелись разбитая коленка и длинная ссадина, плащ покрылся грязными пятнами, а главное, сломались два алых ногтя. Глядя на укоротившиеся пальцы, девушка снова обиженно завыла, как если бы это была самая большая беда.

– И за что, главное? – тоскливо воззрилась она на Германа. – Я всего-то и сказала ему, что фамилию, конечно, можно на любую другую поменять, хоть из «Бархатной книги», хоть из «Гербовника», и титул купить не проблема, однако все равно предки твои как были Цимбалами, так и останутся!

У Германа глаза на лоб полезли:

– Твой парень хочет купить себе титул? Вот уж правда: дураков не сеют, не пашут, они сами родятся. Денег некуда девать, что ли?

Серый глаз подозрительно заблестел:

– А ты кто такой, деньги в чужих карманах считать?

Оказывается, она не так уж и пьяна. И ее обида на Хингана совсем не означает, что она автоматически выложит каждому встречному-поперечному все секреты своего пусть и жестокого, однако весьма щедрого (стоит только взглянуть на коллекцию бриллиантов на ее пальцах!) любовника.

– Да плевать я на них хотел, – сказал Герман со всей возможной прямотой. – И на тебя, кстати, тоже. Ты, я вижу, оклемалась? Ну, тогда вали отсюда, а то мне ехать пора.

Лексику и интонации такого рода девушка понимала мгновенно. Хорошенькая замурзанная мордашка озабоченно вытянулась.

– Ой, нет! – сказала она испуганно. – Ты меня подвези, ладно? – Пошарила по карманам. – Б-блин… Все деньги остались в сумке, а сумка у этого хрена в машине. Слушай, если уж ты смертельно хочешь, я тебе быстренько дам или минет могу, как скажешь, но ты меня подвези на Таганку, а? Понимаешь, если я не появлюсь там, Хинган точно возьмет к себе Лидку, а мне тогда только в эскортницы подаваться!

– А на Таганке – там что? – уточнил Герман, послушно трогая джип с места и игнорируя предложение о предоплате.

– Один хитрый кабак. Ты не знаешь, конечно, но я покажу.

– Но как же ты… в таком виде? Может, где-то переоденешься? – заикнулся он, деликатно косясь на разбитую коленку, выглядывавшую из лопнувшего чулка.

– Да ну, чепуха, ты что, думаешь, там ресторан «Планета Голливуд»? – хихикнула девица. – Сойдет и так. Один раз я вообще приехала в разрезанном платье… Что, не веришь?! – смертельно обиделась вдруг она, поймав взгляд Германа. – Хинган взял и разрезал – спереди, точно посередине: стал такой халатик без пуговиц. – Она опять хихикнула. – А ничего, никто не помер. Там и не такое видали. Да поехали скорей!

– Ну, как посмотрю, жизнь у тебя – на грани фола, – посочувствовал Герман. – Платья режут, купаться по ночам заставляют…

– Ой, не говори! – Девица охотно свернула на тропу своих обид. – Главное дело, ровно в полночь купаться, ты представляешь? Особенно любит при гостях выдрючиваться. Надоел до чертиков! Раньше все ходили на него смотреть, а теперь он в бассейн – и никто даже головы не повернет, сидят, пьют, в телик пялятся или еще что-нибудь. Ну, Хинган злится, конечно, а все равно форс держит. Этот чокнутый где-то вычитал, будто один из тех графов, хрен знает каких, фамилию которых он намерен взять, купался в любую погоду, зимой и летом, ровно в полночь – и дожил до ста лет. Я ему говорю: «Хинган, ты все равно не доживешь, зачем зря мучиться?» Он мне ка-ак дал!

Девушка привычно всхлипнула.

– Почему же он не доживет? – исключительно из вежливости поинтересовался Герман.

Больше не хотелось поддерживать беседу. Даже мороз по коже бежал от возбуждения. Наконец-то… Наконец-то что-то проклюнулось, нащупался хоть какой-то подступ к тому, что он задумал. Похоже, доберется он все-таки до Хингана, доберется!

Нет, не шутка была, конечно, подстеречь его, изрешетить пулями, но в планы Германа не входило оказаться после этого за решеткой. И даже если бы удалось выйти сухим из воды, этого было для него мало. Смерть Хингана – ничто. Ему уготовано другое… он должен еще пожить, получить от жизни удовольствие… от новой жизни! И только иногда прошлое будет возникать перед ним: невозвратимое прошлое, только иногда Хинган будет осознавать, что он потерял и почему… И, может быть, в эти минуты Герман будет ощущать хотя бы подобие торжества, а главное – покоя. Потом придет очередь тех двоих, которые сейчас «отдыхают» в Заволжье, в колонии, но первое дело – Хинган.

Нет, эта дурочка в алом плащике не права! Хинган вполне может пожить еще, и даже довольно долго…

– Так почему ты думаешь, что твой приятель долго не протянет? – спросил он опять. – Не всех же новых русских обязательно убивают. Да у него небось и охрана есть.

– Конечно, – кивнула девица, подозрительно косясь на него. – Есть охрана! А тебе какая забота? Что ты меня все время выспрашиваешь, а?

Положительно, она начала действовать Герману на нервы, и он даже где-то понимал Хингана, который решил избавиться от этой дуры столь радикальным путем. Поэтому Герман просто подрулил к обочине и, перегнувшись через колени пассажирки, открыл дверцу. Спросил обиженно, глядя в округлившиеся глаза:

– В этом доме кота, кажется, в чем-то подозревают?

Глаза стали еще больше: разумеется, она в глаза не видела ни одной строчки Булгакова!

– Проще говоря, – пояснил Герман, – ты думаешь, я выпытываю какие-то секреты твоего недоумка Хингана? Видел я его в гробу в белых тапочках! – Он не лгал, ей-богу… – Давай, топай отсюда. Выходи, выходи!

– Почему? – испуганно пискнула она.

– Чтоб не думалось. Брысь, ну!

– А… минет? – спросила девица с робкой надеждой, но Герман, усмехнувшись, бросил ей на колени сотенную:

– Сделаешь кому-нибудь другому. А если и он не захочет, просто заплати, чтоб довез.

Недоверчиво, исподлобья поглядывая, она сгребла деньги бриллиантово сверкающей лапкой и сползла с сиденья. Постояла минуточку, словно в нерешительности, потом вдруг резко задрала узенькое платьишко, да так, что стало ясно: эта девица предпочитает обходиться без нижнего белья. Вызывающе мелькнув блондинистым треугольничком, одернула подол и ринулась прочь, то и дело оглядываясь. Может быть, надеялась, что Герман пустится вдогонку. Но он только головой покачал: блондинка-то натуральная, кто бы мог подумать! – и, дав газ, погнал джип вперед. Через полминуты, не больше, он забыл и эту дуреху, и все ее благоглупости.

Мысли текли спокойно, холодно. Схема похищения Хингана выстраивалась в голове так четко, будто ее вычерчивал компьютер. Сердце билось ровно. Его не тревожили призраки, сознание не мутилось от близкого торжества свершающейся мести. Он думал о том, что предстояло, как об обычном деле, о рядовой операции. Не выискивал никакого благорасположения небес в том факте, что подобрал буквально на дороге столь ценный источник информации – после месяца изнурительной слежки. Всякое терпение рано или поздно вознаграждается. Стучите, и отверзется! Вот и ему отверзлось. Конечно, повезло, что сегодня на дежурстве оказался именно он, Герман, а не один из Семенычей. Вряд ли эта болонка, которая готова лизать руку хозяина, даже когда ее бьют, разоткровенничалась бы с кем-то из них. Ну что же, тем лучше, что Герман оказался в нужное время в нужном месте.