Князь сердца моего - Арсеньева Елена - Страница 18

7

ХОЖДЕНИЕ ПО ПОТОЛКУ

Женщины в семье Ангелины никогда не были особенно близки между собой, так уж повелось, а потому Ангелина о жизни своей матери во Франции знала еще меньше, чем княгиня Елизавета – о своей дочери, и знание это сводилось к следующему: баронесса Мария, пусть и редкостная красавица, не отличающаяся особым умом, не испытывающая тяги ни к добру, ни к злу, никакая не героиня, но оказалась вовлечена судьбою в потрясающую драму, изменившую жизнь целого государства: Французскую революцию. Уж, наверное, сталкивалась она со множеством людей, появились, надо думать, у нее и враги. Но что же произошло между нею и графиней де Лоран, если эта дама стала люто ненавидеть Марию, не в пример своей кузине маркизе д’Антраге? А впрочем... Что, если разглагольствования маркизы о дружбе с Марией Корф – всего лишь притворство? Что, если она заманивала Ангелину в дом своей кузины, сладкими речами усыпив опасения князя и княгини? Такой оборот представлялся сейчас Ангелине вполне вероятным. После кошмарной ночи она и не в такое была готова поверить, столь круто изменилось в один миг мирное течение ее жизни! Ангелина смежила усталые глаза, лишь когда поблекли перед рассветом и звездные очи. Сон ее был краток и тяжел, не дал никакого исцеления ни сердцу, ни уму.

Одним рывком вырвалась Ангелина из сна своего, пребольно при этом ударившись коленями, ибо слетела с кровати на пол.

Полуденное солнце засматривало в окошко. Ангелина кликнула девушку, велела подать умыться и заварить кофею, после чего уселась под окошко, невидящими глазами глядя на пышный сад с затейливо построенными флигелями, и задумалась.

Беда случилась оттого, что Ангелина сболтнула о «трех бабах», говорящих про лодку-самолетку. Выходило, по их, что лодка-самолетка – это и впрямь нечто вроде ковра-самолета. Ну, в цирке можно такое чудо показывать вместе с женщиной без костей, глотателем шпаг и огня... Что же, Франции с Россией из-за цирковых чудес соперничать? Наполеону бесноваться из-за изобретателя забавных поделок? Нет, все не так просто. Для чего-то же нужна эта лодка-самолетка! Если в нее садятся люди, как рассказывал Ламираль, стало быть, она может поднять и груз и перелететь с этим грузом, куда надобно... скажем, бочки с горючей смолою опрокинуть над позициями французов... нет, это слишком уж седая древность, времен Олеговых походов, – скорее какие-нибудь разрывные снаряды... Нет, от всего этого свихнуться нетрудно! Надобно как можно скорее посоветоваться со сведущим человеком.

Может, деда невзначай на разговор навести? Но, уже схватившись за ручку двери его кабинета, Ангелина с досадою замедлилась: до нее донесся азартный голос князя:

– Помню, больше всех понравился мне жеребец у Загряжского: бурый, большого роста, широкий, ноги плотные, а шея лебединая... Хвост и грива жиденькие, но зато мягки, как шелк, – признак породы. Конечно, дорого: меньше чем за восемьсот рублей не отдавали, да еще пришлось давать на повод, однако делать было нечего – купил...

Ангелина не стала ждать продолжения разговора: это надолго! А впрочем, нет худа без добра: ну как объяснишь деду свой внезапный интерес к воздухоплаванию? Вопрос о лодке-самолетке можно задать только одному человеку – Меркурию.

Ангелина опрометью ринулась на конюшню (у коновязи нетерпеливо переминался длинноногий рыжий жеребец с белым пятном во лбу – не его ли хозяин сейчас у деда лясы точит?), велела закладывать, но узнала, что коляску бабушка сегодня отдала госпиталю. Ангелина с укоризной прищелкнула языком: в госпитале она не была уже три дня! Позорище, о господи! А ведь раненых, наверное, море... Одно утешение: после сдачи Москвы в желающих исполнить свой долг и поухаживать за ранеными не было больше недостатка.

Выскользнув неприметно из дому, Ангелина кликнула извозчика и велела везти ее к Арзамасской заставе.

– Балаган поглядеть желаете? – улыбнулся «ванька», трогая с места. – Туда весь народ валом валит!

«Балаганом» Ангелина сочла то сооружение, кое воздвигнуто попечением капитана Дружинина над лодкой-самолеткой, и не стала спорить, однако каково же было ее изумление, когда еще на подъезде к заставе разглядела она матерчатые красно-сине-полосатые, туго натянутые шатром стены преогромного циркового балагана! На щитах наклеены были афиши, возвещавшие, что нынче же вечером всемирно известный вольтижер Транже покажет свое невиданное искусство на высоте в пятьдесят футов[29] и будет ходить по потолку вниз головой. Зеваки наблюдали за возведением балагана, и к мастерским капитана Дружинина нельзя было приблизиться иначе, как пробравшись сквозь немалую толпу. Ангелина уже хотела отпустить извозчика, чтобы пройти туда пешком, да вдруг в толпе мелькнула рыжая голова, проблеснули вострые глаза, показавшиеся знакомыми...

Глухо стукнувшее сердце подсказало ответ: да это же Моршан! Ей-богу, Моршан... В одежде мастерового. Ангелина загородилась косынкою и велела «ваньке» немедля гнать обратно. Ей оставалось только гадать, заметил ли ее Моршан, понял ли, зачем она приезжала. Сама она сейчас была не способна здраво мыслить – ее охватил всевластный ужас при воспоминании о похотливых губах и руках Моршана...

Не скоро она смогла отвлечься от мыслей о своем вчерашнем позоре и понять: мадам Жизель ей не доверяет, и не иначе проклятущий Моршан сейчас выслеживал ее, Ангелину. Не поверил, что сможет она смолчать, затаиться... И он не отступится от слежки за нею! То есть запросто к Меркурию не подступиться. А как?

Хорошо бы подыскать помощника, человека стороннего – и благородного, чтобы на веру принял слова Ангелины о срочности и опасности, а вопросов лишних бы не задавал. И чтоб был он человек военный, быстро думающий и действующий... Ангелина горько усмехнулась: а где взять такого человека? Не к первому же встречному обращаться!.. Может, проще к тому гусару, что квартирует у них? За обедом выведать о нем у деда что можно, а то, глядишь, и повезет – незнакомец окажется приглашен к барскому столу.

Нет, не повезло: Измайловы обедали сам-третей[30], без гостей. Ангелина невзначай упомянула незнакомца на рыжем коне – и в ответ услышала: был то военный курьер, баловень судьбы, привезший деду с оказией письма от друзей. Дед знал курьера мало, известно только, что у него преизрядное состояние, но если он будет продолжать играть, то скоро продует все свое богатство! Курьер всякий вечер проводил в притонах за картами, а потом рассказывал князю, что пирушки таковы разгульны были, таково в крови играло цимлянское, что доходило и до драк: вчера он воротился за полночь, с подбитым глазом, прихрамывая. Однако костяшки пальцев в кровь ободраны – знать, и сам кому-то приложил знатно!

Ясное дело: к такому бретеру и гуляке Ангелине обращаться не стоит. Вот и выходит, что не на кого ей надеяться, кроме как на себя!

И чем больше она думала об этом, тем больше ей сия мысль нравилась. Ежели никак нельзя днем попасть к Меркурию, стало быть, надо к нему идти затемно. А поскольку балаган привлекает к себе массу народу, то и Ангелине надо в это торжище замешаться и из балагана выскользнуть в тот самый миг, когда Транже начнет свои хождения по потолку и всякий будет увлечен им. А еще следует появиться там переодетой по-простому... Хоть бы в платье и косынке милосердной сестры! Вот заодно и приличный предлог выскользнуть нынче вечером из дому: отправилась, мол, в госпиталь – и все дело!

Сказано – сделано. Чуть стемнело, Ангелина была уже за воротами – и быстрые ноги понесли ее к Арзамасской заставе. К счастью, на полпути ей удалось остановить извозчика, так что к началу представления она не опоздала.

Народу собралось – не сочтешь. А скольким еще не досталось мест! Но Транже, выйдя на арену, успокоил публику: мол, завтра все увидят еще более красочное представление – и бесплатно. В публике начался ропот: выходит, сегодня понапрасну деньги плачены?! Но вот забили барабаны – и представление началось.