Ты, Марианна - Бенцони Жюльетта - Страница 29

Пренебрежительно пожав плечами, Марианна повернулась спиной к этому растяпе, сразу потерявшему для нее всякий интерес, хотя только что она готова была отдаться ему в обмен за свободу, колеблясь не больше, чем некогда святая Мария, Египетская с перевозчиками, в которых она нуждалась.

Черная узкая гондола ожидала под бортом тартаны. Ее высокий нос и украшавшие его стальные зубцы делали ее похожей на некоего небольшого дракона.

Даже не бросив прощальный взгляд на тартану, сопровождаемая Джузеппе Марианна расположилась под балдахином с занавесками, где пассажиры заняли места на широком низком диване с двойной спинкой, и под ударами длинных весел гондола заскользила по черной воде. Она направилась в узкий канал мимо собора, чьи золотые кресты молчаливо продолжали наблюдать за здоровьем Венеции со времени великой чумы XVII столетия.

Джузеппе нагнулся и хотел задернуть занавески из черной кожи.

— Чего вы опасаетесь? — с презрением бросила Марианна. — Я не знаю этот город, и никто в нем не знает меня. Дайте возможность хотя бы посмотреть на него!

Он мгновение колебался, затем с покорным вздохом откинулся на свое место рядом с молодой женщиной, оставив занавески в покое.

Гондола повернула и понеслась по Большому Каналу.

Теперь Марианна убедилась, что великолепный призрак — это оживленный город. Многочисленные лампы, горевшие за окнами дворцов, разгоняли окружающий мрак, вызывая на переливающейся воде золотые блестки. Из открытых в тепло майской ночи окон доносились обрывки разговоров, звуки музыки Большой готический дворец лил свет на оркестр, играющий вальс перед садом, чьи разросшиеся своды окунались в канал. Сбившиеся в группу несколько гондол приплясывали в такт музыке возле величественных ступеней лестницы, поднимавшейся, казалось, с самого дна.

Из глубины своего темного убежища пленница Джузеппе видела женщин в сверкающих туалетах, элегантных мужчин вперемежку с мундирами всех цветов, среди которых белые австрийские не были исключением. Ей показалось, что она ощущает аромат духов, слышит веселый смех. Праздник!.. Жизнь, радость!.. И вдруг ничего не осталось, кроме ночи и неясного запаха тины: резко повернув, гондола вошла в узкий проход между безмолвными фасадами.

Как в плохом сне, Марианна разглядывала зарешеченные окна, украшенные гербами двери, облупившиеся стены, но также и изящные мостики, под которыми призраком проскальзывала гондола.

Наконец они оказались у красной, увитой плющом стены набережной, против обсаженного цветами каменного портала с двумя варварскими светильниками из кованого железа.

Хрупкое суденышко остановилось. Марианна поняла, что на этот раз они добрались до цели путешествия, и ее сердце пропустило один удар… Снова она оказалась у князя Саит'Анна.

Но на этот раз ни один слуга не ждал ее ни на позеленевших ступенях, уходивших в воду, ни в небольшом саду, где вокруг высеченного в виде шкатулки колодца густая зелень, казалось, растет просто из древних камней. Никого не было также и на красивой лестнице, ведущей к изящной колоннаде готической галереи, за которой освещенные изнутри красные и синие витражи сияли, как драгоценности.

Без этого света можно было подумать, что дворец безлюден…

Однако, поднимаясь по каменным ступеням, Марианна на удивление быстро вновь обрела все свое мужество и боевой дух. С ней всегда бывало так, непосредственная близость опасности возбуждала ее и возвращала равновесие, утраченное в ожидании и неуверенности. И она знала, она чувствовала своим почти животным инстинктом, что за прелестью этого жилища прошлого века таится угроза… будь это только пугающая память о Люсинде-колдунье, которой, вполне возможно, когда-то принадлежал этот дом.

Если хорошо вспомнить то, что рассказывала ей Элеонора, это и был дворец Соренцо, родной дом ужасной княгини. И молодая женщина приготовилась к борьбе…

Пышность открывшегося перед ней вестибюля перехватила ей дыхание. Большие позолоченные корабельные фонари, великолепно исполненные и, безусловно, взятые со старинных галер, вызывали переливчатую игру красок на разноцветных мраморных плитках пола, цветущих, словно персидский сад, и золоте длинных расписных балок потолка. Вдоль покрытых шеренгой высоких портретов стен внушительные украшенные гербами деревянные скамьи чередовались с порфировыми консолями, на которых вздымались паруса уменьшенных копий каравелл. Что касается портретов — они все представляли мужчин или женщин, одетых с невероятной пышностью. Среди них были даже два дожа в парадных костюмах, с золотой коронкой на голове, с надменными лицами.

Морское призвание этой галереи было очевидным, и Марианна с грустью подумала, что Язону или Сюркуфу обязательно понравился бы этот посвященный морю дом.

К несчастью, он оставался безмолвным, как гробница.

Не слышалось никакого шума, кроме шагов вошедших. И это действовало так угнетающе, что сам Джузеппе не выдержал. Он кашлянул, словно придавая себе смелости, затем, направившись к двустворчатой двери посередине галереи, зашептал, как в церкви:

— Моя миссия кончается здесь, госпожа! Могу ли я надеяться, что госпожа не сохранит слишком дурных воспоминаний…

— Об этом восхитительном путешествии? Будьте спокойны, я буду всегда вспоминать о нем с громадным удовольствием… если у меня будет время вспоминать о чем-нибудь! — добавила она с горькой иронией.

Джузеппе молча поклонился и ушел. А тем временем дверь с легким скрипом отворилась, но, по-видимому, без помощи человеческих рук.

Установленный посреди аала внушительных размеров, показался стол, полностью сервированный, причем с неслыханной роскошью. Это была настоящая выставка драгоценного металла: золото чеканных тарелок, приборов, кубков с эмалью, инкрустированных ваз с великолепными алыми розами и больших канделябров, чьи ветви изящно изогнулись с их грузом горящих свечей над этим поистине варварским великолепием, словно вбирающим в себя весь свет, оставляя в тени обтянутые старинными коврами стены и бесценные статуи у высокого камина.

Это был стол, приготовленный для праздничной трапезы, но Марианна вздрогнула, заметив, что он накрыт для двоих… Итак, все-таки князь решил в конце концов показаться. Иначе что другое могли бы значить эти два прибора? И она окажется наконец лицом к лицу с ним, увидит его в скрытой до сих пор ужасной, может быть, реальности? Или же он по-прежнему будет все время оставаться в своей белой маске?..

Вопреки своей воле молодая женщина почувствовала, как коготки страха впились в ее сердце. Она теперь давала себе отчет, что если ее естественное любопытство настойчиво побуждало проникнуть в окружавшую ее странного супруга тайну, то после колдовской ночи она испытывала инстинктивную боязнь оказаться лицом к лицу с ним… наедине с ним. Однако этот украшенный цветами стол не предвещал грозных намерений. Он был такой соблазнительный… словно для влюбленных.

Дверь, через которую вошла Марианна, закрылась с таким же легким скрипом. В тот же момент другая дверь, узкая и низкая, отворилась возле камина, медленно, очень медленно, как в хорошо поставленной театральной драме.

Замерев на месте, с расширившимися глазами, повлажневшими висками и переплетенными стиснутыми пальцами, Марианна смотрела, как она поворачивается на петлях, словно смотрела на дверь гробницы, из которой должен появиться призрак.

Показалась блестящая фигура, слишком далеко от стола, чтобы различить, кто это, освещенная только со спины светом из соседней комнаты: фигура дородного мужчины в длинном, расшитом золотом одеянии. Но Марианна сразу заметила, что это не изящный хозяин Ильдерима. Этот был ниже ростом, тяжеловеснее, менее благородным. Он проник в столовую, и молодая женщина с недоверием и возмущением узнала Маттео Дамиани, одетого как дож, приближающегося к сияющему золотом столу.

Он улыбался…

ГЛАВА III. РАБЫНИ ДЬЯВОЛА

Со спрятанными в широких рукавах его далматинки руками управляющий и доверенное лицо князя Сант'Анна торжественным шагом подошел к одному из больших красных кресел, обозначавших места за столом, положил на спинку покрытую перстнями руку и указал на другое жестом, который хотел быть благородным и учтивым. Его блаженная улыбка казалась приклеенной к лицу, словно маска.