Гори, венчальная свеча - Арсеньева Елена - Страница 41

Леха словно бы кипятком ошпарило! Он растерялся до одури, почуяв, как враз покраснел всем телом.

Галька была так близко, что он слышал ее воспаленное дыхание и даже видел, что все ее поджарое оливковое тело было покрыто мелкими и жесткими черными волосками… Будто тело юноши или какого-то диковинного зверя. Или тело дьяволицы?

В ней было нечто порочное, нечто до такой степени притягательное и отвратительное враз, что Лех готов был сейчас душу прозакладывать за какой ни на есть самый завалященький фиговый листочек, ибо вся мужская суть его невольно рванулась навстречу мрачно-призывному взору сей бесстыдной «амазонки».

Пытаясь собрать последние остатки самообладания, он невольно отвел взор… И вдруг краем глаза увидел цепочку людей в кунтушах[31] , которые крадучись, но торопливо бежали от берега, где на волнах покачивалась длинная лодка, к хате Явдошки.

Он даже не успел ничего толком рассудить, как зловещая придумка стала ясна, будто солнечный луч высветил грязную бездну предательства, – от выражения тайной радости в глазах Славка при прощании и до зловещей похоти Гальки. И прежде чем проклятущая «амазонка» опомнилась, Лех вцепился в ее босую пятку и рванул с такою силою, что Галька перелетела через спину лошади и с визгом грянулась в воду.

Через мгновение Лех был уже верхом.

Увидав, что приключилось с сестрою, Ярынка замешкалась было, но, очнувшись быстрее, нежели Лех заворотил испуганную лошадь и достиг берега, проворно свесилась вниз, подхватила одежду казака и пустила коня вдоль берега, прочь от дома.

Догнать ее было не шутка, но тогда нипочем не успеть к Василю прежде незваных гостей! И, не тратя времени на погоню, Лех пустил коня наметом к хате Явдохи, благодаря Бога, что не взял пистоль, когда пошел купаться, ибо сейчас ничто не помешало бы Ярынке или Гальке метким выстрелом снять его c седла. А в том, что эти девки промаху не дадут, он не сомневался.

И Лех не опоздал! Вооруженные люди еще карабкались на обрыв, где стояла хата, а Лех на всем скаку уже ворвался в палисад, соскочил с коня, безжалостно отпихнул помертвевшую при его внезапном появлении вдову и влетел в хату.

Василь, безмятежно храпевший на перине, брошенной прямо на пол, ошалело вскочил и, не веря глазам своим, уставился на голого Леха, который первым делом заложил двери увесистым крючком, очень кстати случившимся в хате; потом метнулся к поместительной скрыне, откинул тяжелую кованую крышку и окунулся в ворох тряпья.

Чутье не обмануло его! Вышвырнув какие-то плахты, сорочки, скатки полотна, платки и рушники, Лех выловил с самого дна широченные шаровары: видать, последнюю памятку о покойном муже коварной вдовы и отце беспутных девок.

Затянув очкур[32] , он тотчас почувствовал себя увереннее и, срывая с перины Василя (столь же скудно одетого, как он сам только что) и одновременно швыряя ему справу и проверяя заряд пистоля, выдохнул:

– Измена!

– Звидкиля ж? – вытаращился было спросонья Василь, но, заслышав шипящую польскую речь за стеною, прерываемую визгливым голосом Явдошки и собачьим брехом, вмиг смекнул, что случилось:

– Эх, матери твоей ковинька!! Аль ты меня покинул, Бог-сердцеведец?! И гадки такой не гадал…

– Не время балачки разводить! – огрызнулся Лех.

Но Василь, на диво скоро протрезвев, уже стоял рядом, вполне одетый и весь собранный, как тугая пружина.

– Сколько их, не приметил?

– Да с десяток! – отозвался Лех, толкая сотника к стене, чтоб не задело шальною пулею, если начнут стрелять по окнам.

Конечно, это могло дать лишь небольшую передышку. Ничто ведь не мешало нападавшим и хату своей пособницы подпалить, лишь бы выкурить неуловимого Главача.

– Чую, тут-то нам жаба титьки даст, – услыхал Волгарь чей-то мрачный голос и не сразу сообразил, что голос-то его.

– А погодь! – неожиданно весело откликнулся Василь. – Были бы живы, а голы будем!

Своевременность сей приговорки была такова, что Лех невольно прыснул, но тут же и примолк озадаченно, видя, как Василь метнулся к дымарю и сорвал тканые половики, устилавшие глинобитный пол. У самой печи открылся узкий дощатый настил. Главач сунул в еле различимую щель край клинка. Сабля выгнулась дугою, натужно звеня, и плотно пригнанная к полу плаха нехотя, со скрипом отошла, открыв провал, с виду столь темный и бездонный, что на первый взгляд чудилось, будто ведет он прямиком в сердцевину земли.

– Сигай туда и навтикача! Только подожми ноги: лететь долго! – Василь сильным тычком подтолкнул Леха к провалу, а сам сгреб в кучу половики, высыпал туда весь порох из своей пороховницы и схватил с божницы лампадку. – Прости, пане Боже, не мой се грех!

– А ты? – тревожно выкрикнул Волгарь, на локтях повисая над тьмою и неизвестностью.

– А я следом. Только ворота за нами затворю!

И глаза Василя сверкнули таким бесовским, таким опасным озорством, что Лех, прежде чем рухнуть в спасительную шахту, успел догадаться, что проклятущей Явдошке и двум ее рыжим шлюхам, пожалуй, этой ночью негде будет головы приклонить!

Чудилось, Лех бесконечно долго летел по длинному узкому колодцу, обдирая плечи о его стены. Но вот согнутые ноги с силою ткнулись в землю, Лех повалился на бок, на миг оглушенный падением, но, тотчас очнувшись, рванулся в сторону, понимая, что иначе прямо на него со страшной силой рухнет Василь. И впрямь, Главач грянулся рядом почти сразу и зашептал:

– Ползи не мешкай! Сейчас ка-ак…

Он не договорил. Вверху глухо ухнуло, земля сотряслась, с потолка узкой штольни посыпался песок, и долго еще ходили в земляной толще глухие стоны – эхо взрыва, который стер с лица земли хатку-предательницу и закрыл от преследователей потайной ход.

– Что-то тесновато здесь! Куда орлы летают, туда, брат, сорок не пускают! – выхрипел Василий невеселую шуточку, едва затих грохот наверху, и подтолкнул Леха. – Пропусти-ка меня вперед. Поглядим, чего я за десяток лет не позабыл!

Он кое-как прополз мимо Леха – здесь и двум кошкам-то было бы тесно! – а потом долго стучал кресалом, пытаясь зажечь огарочек стеариновой свечки, который всегда лежал у него в кисете. Воздуху в подземелье было так мало, что огонь никак не хотел разгораться.