Дуэль на брачном ложе - Арсеньева Елена - Страница 60

Он умолк, но эхо его патетических признаний, чудилось, еще витало в комнате.

Мария, наверное, должна была чувствовать себя польщенной, однако единственным ее чувством сейчас была жалость: «Бедная Николь! Слушать такое – да о ком? О женщине, которую она ненавидит, презирает, считает ничтожеством! А этот… «рыцарь Средневековья», в своем ли он уме, что признается женщине, с которой только что неистово предавался любви, в обожании другой? Да ему повезло, что здесь я: ведь Николь ему бы уже давно глаза выцарапала за подобные откровения. Боже, ну и история…»

Однако тотчас же выяснилось, что еще далеко не все сюрпризы, приготовленные для Марии судьбою, исчерпаны, ибо незнакомый обожатель, враз посерьезнев, проговорил:

– Николь, у меня к тебе предложение. Я хочу, чтобы ты оставила барона и переехала в домик, который я найму для тебя в хорошем месте. К домику будет приложено весьма солидное содержание. Ты не пожалеешь, клянусь! Я богат, я щедр. Я моложе барона и, уверен, куда лучше его! Судя по трепету твоего тела, который я ощущал этой незабвенной ночью, ты в полной мере разделила мое счастье. Сознаюсь, Николь: я намеревался всего лишь соблазнить тебя, а затем скомпрометировать перед бароном, чтобы обратить его взоры к прекрасной, нежной, несправедливо забытой Марии. Однако после сегодняшней ночи я не хотел бы с тобою расставаться. Все к лучшему! Если Мария завладела моей душой, то ты завладела моим телом, и я прошу тебя оставаться моей всецело!

Он подождал ответа… напрасно: в комнате царила тишина.

– Ты молчишь? – шепнул этот безумец – Мария не могла полагать его никем иным. Слава богу, наконец-то заметил, что «Николь» молчит всю ночь! – Ну что ж, я понимаю, тебе надо подумать, собраться с мыслями.

Он вскочил с кровати, с блаженным стоном потянулся и, ощупью пройдя к окну, рывком раздвинул шторы, так что низко повисшая, полная белая луна, чудилось, прильнула к самому стеклу, заливая комнату таким неожиданно ярким, всепроникающим светом, что Мария, все еще распластанная на постели – от множества испытанных потрясений даже и в голову не пришло кинуться бежать! – невольно заслонилась ладонью.

И тут же ее нечаянный любовник вновь оказался рядом, шепча:

– Николь! Я хочу видеть тебя, Николь! Я хочу любить тебя, купаясь в лунном свете!

Он легко, не обратив внимания на сопротивление, отвел ее руки от лица, склонился к губам… их взоры встретились.

Миг оба смотрели друг на друга, большие черные глаза, уставившиеся на Марию, сделались огромными… она тоже ощущала, как расширяются от изумления ее зрачки, а потом оба разом отпрянули друг от друга, вскричав в один голос:

– Это вы?!

Итак, незнакомец все же узнал в «Николь» баронессу…

Впрочем, почему незнакомец? Мария тоже узнала его.

Это был Сильвестр.

Она даже и не предполагала, что живет в таком огромном доме. Сколько лестниц, переходов, поворотов, пустых залов… Мария брела, едва прикрытая клочьями рубашки, волоча за собой пеньюар. Не было сил одеться. Кто-то из слуг мог попасться навстречу, но ей было все равно, увидит ли ее кто-нибудь и что он подумает. Хотелось только добраться до постели и уснуть! Последнее объяснение с Сильвестром лишило ее последних сил.

Она шла, едва передвигая ноги, опираясь о стены, хватаясь за мебель, тащилась, будто тяжелобольная, с застывшим, невидящим взором сомнамбулы, а в памяти еще мелькало искаженное отчаянием лицо ее нечаянного любовника, еще звучал его стон: «Простите, простите меня!»

Простить его – за что? Он виноват только в благих намерениях, коими, как известно, вымощена одна ужасная дорога. Сильвестр – человек быстрых решений. Вчера он избавил Корфа от дуэли, мгновенно сообразив, что делать, назвав забияку позорным именем аббата Миолана. Точно так же стремительно бросился он на помощь женщине, которую полюбил с первого взгляда. Он не хотел ничего плохого, Мария тоже не хотела ничего плохого. А получилось-то… ох, боже мой!

Припомнив некоторые подробности своей попытки сделаться добродетельной женщиной, Мария привалилась к перилам и хрипло рассмеялась.

Ох, и шуточки выкидывает с ней судьба! Ну, знаете ли… это уж слишком!..

Что такое? Она произнесла это вслух? В таком случае здесь, в коридоре второго этажа, очень странное эхо: грубое, раскатистое – напоминающее мужской голос, который хрипло, возмущенно выкрикнул:

– Ну, знаете ли… это уж слишком!

Мария оглянулась. У дверей своего кабинета стоял Корф и смотрел на нее так, словно не верил своим глазам, Мария улыбнулась, покачала головой – она тоже не поверила своим глазам, и, отмахнувшись от него, как от призрака, пошла было дальше, но тут «призрак» сильным рывком остановил ее и втолкнул в кабинет, захлопнув за собой дверь.

Мария тупо смотрела на него.

Ну и ну… Впрочем, это она уже, кажется, говорила. Так ждать его нынче ночью, натворить во время этого ожидания черт-те каких глупостей – и встретить его именно в ту минуту, когда ей вообще никого, ни единого человека видеть было никак нельзя! Нет, это что-то… что-то… Она невольно вздохнула, увидев брезгливое, ненавидящее лицо барона, увидев в его ледяных глазах свое отражение: измятая, всклокоченная, измученная, полуголая. Боже, что он может о ней подумать! А что еще можно о ней подумать, кроме истины?..

– Я и сам хотел посоветовать вам завести любовника, – наконец разомкнул губы барон. – Это несколько развлекло бы вас, привязанную волею судьбы к человеку, которого вы ненавидите. Но я не предполагал, чтобы это происходило в моем доме. Все-таки соблюдать определенные приличия следует, даже нарушая их!

– Я… ненавижу вас? – прошептала Мария. – Я – ненавижу? Да я вас… я вас…

Она осеклась, увидев, как цинично усмехается барон, глядя на нее.

– Поразительно! – воскликнул он. – Просто поразительно! Я был обманут вами с первого мгновения нашего знакомства, я знаю вашу цену с точностью до последнего гроша, я вижу вас насквозь, и все-таки… И все-таки вчера вечером я внезапно поверил, что игра моя еще не проиграна, что я, пожалуй, судил вас слишком сурово, что немалая и моя вина в том, как мы живем, что клятва, данная мною, была несправедлива.

Мария подняла на него глаза. Он ли это говорит?!

– Вчера вечером, чудилось мне, искра вспыхнула меж нами. Я рвался в драку с этим идиотом, «аббатом Миоланом», чтобы снова и снова ощутить прикосновение ваших рук, почувствовать вашу тревогу за меня. Сердце мое пылало от счастья. Этой ночью я пойду не к Николь, а к своей жене, к своей любимой! Забуду о своей клятве, думал я… малодушно думал я! Мною вновь овладела та же любовь к вам, что и пять лет назад. Их не было, пяти лет ревности, обиды, тоски, ежедневной мстительной измены вам – в отместку за вашу ложь!

Корф тряхнул головой и умолк, словно опять задумался об этих годах их мучительного брака.

Мария тоже молчала, но глядела на мужа с такой мольбой, словно от его дальнейших слов зависела ее жизнь. И он заговорил тихо, как бы нехотя:

– Я не стал предупреждать вас о намерении своем, опасаясь услышать отказ или увидеть его в ваших глазах. Я решил: просто приду, просто обрушу на нее всю свою страсть – и сумею зажечь ее ответной страстью! Но дома меня ждал посетитель…

Мне пришлось уехать, однако ни разу еще я не был столь равнодушен к тому делу, которое составляет суть моей жизни, как нынче ночью. Я вернулся так скоро, как мог; сразу кинулся в вашу комнату… она была пуста! Я не мог поверить своему несчастью, я поднял с постели вашу субретку и едва не вытряс из нее душу, выпытывая, а потом чуть не на коленях вымаливая, – где и с кем моя жена. Да куда там! Она залила все вокруг своими дурацкими слезами, но не проронила ни звука. Ей было о чем молчать, как вижу! – Он брезгливо дернул за края рваной рубашки, которые Мария безуспешно пыталась стянуть на груди, и тут же отвернулся с миной отвращения на лице.

– Осознав, что обманут – вновь обманут! – я решил выплакаться в пышное, привычное плечико Николь, – Корф коротко, злобно хохотнул, – и отправился к ней.