Час игривых бесов - Арсеньева Елена - Страница 69

Что за гнусные глюки лезут в голову? Привидится же такое: будто там, в углу около двери, стоит, прислонившись к косяку, Моська с пистолетом в руке.

Ох, достали, достали эти друзья, Гном и Моська, нет спасенья от них даже в ванне, полной душистой, пышной мыльной пены!

Димка вынырнул, смахнул с глаз воду, открыл их – и взвизгнул, и взвился было, вскочил, но снова рухнул в ванну и замер, чувствуя себя так, словно приятно горячая вода в одно мгновение сменилась крутым кипятком, в котором бедный Димка Лямин и сварился – всмятку или вкрутую, это уже не важно, кулинарные детали не имеют тут никакого значения, но сварился и остался бездыханен, безгласен и недвижим... И он знал, что глаза его испуганно вытаращены, словно у красной вареной креветки.

– Осторожно, – заботливо сказала Моська, приветливо помахав пистолетом. – Не утони, а то что я буду с тобой делать? Искусственное дыхание изо рта в рот?

Как ни был Димка перепуган, при одной мысли о такой перспективе его снова затрясло, аж вода в ванне рябью пошла.

Уродливое лицо Моськи вдруг исказилось судорогой такой боли, что Димка забыл на миг о страхе и вылупился на нее, но тут же Моська натянула на себя эту свою всегдашнюю мрачную бульдожью маску, и Димка решил, что ему почудилось.

Она же робот. Она ничего такого чувствовать не должна. Просто не способна!

– Что ты тут делаешь? – выдохнул он, вытягивая руку и пытаясь нашарить на табуретке полотенце.

Она молчала, смотрела на него. Пистолет был опущен, но Димка прекрасно понимал, что Моська может вскинуть его в любой момент.

Сидя в ванне, он поелозил полотенцем по голове. Теперь надо было вставать из воды, вытираться... У него челюсти рвотной судорогой сводило от того, что он сейчас встанет голый перед этой образиной, что она увидит его всего... что, может быть... а вдруг она сейчас наставит на него ствол и скажет что-нибудь вроде: или трахни меня, или...

– Отвернись, – попросил он почти жалобно. – Мне вылезти надо.

– Вылезай и не переживай, – ответила Моська совершенно спокойно. – У меня при виде тебя ни в одном месте не повлажнеет, можешь быть совершенно спокоен на сей счет. Насиловать тебя я не намерена, у меня нет тяги к недоросткам. Вообще забудь, что я женщина, если бы перед тобой был сейчас, к примеру, Гном, – она чуть скривилась в ухмылке и стала еще страшней, еще уродливей, – ты ж не дергался бы, верно? Ну и при мне не дергайся. А отвернуться я не могу, ты парень-живчик, раз от меня упрыгал, как зайчик, вдруг еще раз упрыгать захочешь?

– Значит, это ты в меня пуляла там, в «Барбарисе»? Но почему? За что? – севшим голосом спросил Димка, все еще не решаясь встать.

Встанет из воды – и получит пулю в голый, мокрый живот. И даже если успеет прикрыться полотенцем – оно не бронежилет, оно не остановит эту самую смертельную пулю.

Моська усмехнулась.

– Ты, конечно, решил, что я тебя там убить собиралась? Нет, глупыш. Я хотела тебе помешать глупостей натворить. Считай, что я тебя спасла от очень серьезных неприятностей.

Димка посмотрел на нее, прищурясь. А ведь очень может быть, что Моська не брешет. Она же стреляет без промаха, а тогда пули только дважды чиркнули по замусоренному полу «Барбариса» у его ног. И потом, когда он возился около двери, она запросто могла изрешетить его спину выстрелами. Но нет, она его спугнула и дала ему уйти... и, если он остался жив тогда, может быть, останется живым и теперь?

– Ты вылезать собираешься или нет? – спросила Моська, взмахнув пистолетом.

Димка напряженно мотнул головой. В ванне он чувствовал себя худо-бедно защищенным.

– Ну ладно, сиди там, застенчивый ты наш! – хихикнула Моська. – Тогда я перехожу к делу, пока вода не остыла. Короче, дело такое. Сколько там на тебе намотано, как резинка от трусов кое на чем? Пятнадцать штучек? Ну вот, тебе это спишется.

Димка помолчал, не веря ушам, потом спросил:

– А?..

– Хороший вопрос, – одобрительно кивнула Моська. – Спишется, если ты сделаешь одно дело. Дело такое. Завтра одна знакомая тебе особа в три пятнадцать выезжает на электричке из Нижнего в Линду. Станция такая в Семеновском направлении есть, чтоб ты знал. Оттуда, из Линды, она рейсовым автобусом выезжает в деревню Маленькую.

– В Маленькую... – пробормотал Димка рефлекторно.

Как интересно, он ведь сам собирался ехать в Маленькую, за Костиком. По пути, значит, с той особой... Знакомой ему, сказала Моська? Кто ж она такая?

– У тебя осталась «беретта». Где ты ее пустишь в ход, дело твое, – в электричке, на станции, в маршрутке, в самой Маленькой, на автостанции – мне без разницы, но только чтобы на сей раз без всяких ошибок. Лучше, конечно, сделать это в «пазике» по пути из Линды. Сядешь с ней рядом, пульнешь в бок... Глушитель, конечно, понадобится, но это детали. Впрочем, я тебе схему не навязываю, сам решишь, как ее убрать.

Димка таращился на нее, громко сглатывая и все еще не веря тому, что слышал. То есть он опять должен убивать? Женщину? Потом выхрипел:

– Моська... а она кто? Как я ее узнаю?

– Ты ее видел в «Барбарисе» в тот вечер, помнишь?

Димка снова взвился было из воды и снова рухнул в нее:

– Она?! Но я же еще тогда хотел ее пришить! Почему тогда нельзя было, когда никто не видел... когда она прямо передо мной была... а теперь?!

– Чем хорош пистолет, – пробормотала Моська, поднимая ствол и направляя его на Димку, – это тем, что он никогда не задает вопросов. И если я вдруг сейчас захочу пришить тебя самого, он исполнит мое желание без колебаний и дурацких «зачем» и «почему». А человек несовершенен, ну все ему надо знать. Ну что ты раскудахтался? В тот вечер эта дамочка еще была нужна Гному. А теперь надобность в ней отпала. Она исполнила то, что от нее требовалось, – это раз, во-вторых, стала слишком самостоятельной. Ну и вообще – пора ей, пора... Но ты, между прочим, не вздумай притащиться на свиданку с ней в той же курточке, в какой в «Барбарис» ходил. Она очень, ну очень приметливая. Так что черепушку тоже прикрой. И ты, я гляжу, малость щетинкой подзарос, и это хорошо, не брейся.

Димка успел вяло удивиться, что Моська при тускловатом свете разглядела его трехдневную светлую щетину, а она продолжала:

– Предупреждая возможные вопросы, скажу тебе вот что. Если вздумаешь осмелеть и сделать после моего ухода ноги в неизвестном направлении, то лучше не надо. Сторож из «Барбариса», ну, тот недоумок, которого ты столь качественно приложил по башке, тебя помнит смутно, но, если вас поставить лицом к лицу на очной ставке, может узнать. Ты это понимаешь или нет?

– А как... а кто?... – пробормотал Димка, все еще не в силах собрать разбежавшиеся в страхе мысли.

– Ты имеешь в виду, кто тебя поймает и на эту очную ставку приведет? Димуль, если ты бежать намылишься, в милиции немедленно окажутся все твои приметы, имя-отчество-фамилия и даже фотография, понятно тебе? Отпечатков ты там успел насажать, в «Барбарисе», плюс показания сторожа, да и еще, если очень надо будет, найдем пару-тройку людей, которые с пеной у рта будут клясться-божиться, что видели тебя в тот вечер у входа. Ты не вывернешься, понятно? Или всю жизнь придется в бегах провести, а это невесело, Димуль, поверь бывалому человеку! Кто-кто, а я-то знаю... Итак, прикинь, мальчик. С одной стороны, менты, с другой – Гном... И так просто выйти на свободу, так легко. Один выстрел – и ты вольная птичка. Делай что хочешь, долгов никаких, жизнь с чистого листа...

Димка громко икнул.

– Ну ладно, – поморщившись, сказала Моська. – Будем считать это знаком согласия. Повторяю для идиотов: завтра в три пятнадцать, Линда, потом Маленькая. Если тебе нужно память освежить насчет твоей знакомой дамочки, то я тебе вот книжечку положу, на книжечке фотка. Клиентка твоя детективы пишет, это ее книжка и ее фотка. Детективы, между нами, – жуть что такое, читать невозможно без слез. Тебе читательская масса только большое-пребольшое спасибо скажет, если ты ее от кропательницы этой чухни избавишь. Но все, довольно лясы точить. Пошла я. Как говорится, закрой глаза и открой глаза, и все будет как в сказке.