Час игривых бесов - Арсеньева Елена - Страница 54

Равиль даже покачнулся.

– Кто? – ахнул он. – Костик на Делона похож? Ну, тогда я – Рутгер Хауэр, копия! Костик такой простенький, что на него два раза подряд ни одна девушка не взглянет. Нет, это не Делон!

Конечно, это был не Делон. Это снова был облом – вернее, уже полный и окончательный Облом Обломович Обломов.

Прекрасная погода. Тихий, тихий снежок, влажный, мягкий воздух, ни ветерка. Тепло – не ниже двух-трех градусов. Он стоял на Откосе над Чкаловской лестницей, глядя во мглу, в которую уходили ступени. Где-то там, в этой мгле, лежала Волга. Он вспомнил ее тихий, медлительный ход, этот мягкий перелив шелковых серебристых волн... До чего хочется сейчас спуститься по ступенькам в эту мглу, которая напоминает туман, сгустившийся над его жизнью, – хочется спуститься по ступенькам, дойти до воды, коснуться ее ладонью...

Ну да, зима ведь. Река скрыта под снегом и льдом.

Он поднял лицо, подставил его осторожным касаниям снежинок, зажмурился, чуть улыбаясь, когда снежинки легким холодком обжигали горячие, утомленные веки. Как хорошо, какое счастье – вот такая зима. Нет свистящего, режущего ветра, мороза нет, который дерет лицо наждаком. Конечно, и здесь, бывает, заморозит, запуржит, оледенит, ошеломит ветром так, что в комок сожмешься, света белого не взвидишь, но почему-то долгие годы он вспоминал именно такую зиму в этом старом городе: тихая, влажная ночная мгла, в которой тонет Волга, и нежные, прохладные прикосновения снежинок к зажмуренным векам.

Он приехал вечерним поездом и города еще толком не видел. Наверное, Нижний изменился, расстроился, преобразился, но какое счастье, что перемены никак не коснулись этой старой площади, на которой стоит памятник великому летчику, а на пьедестале изображена карта его полетов. Когда он был маленький, ему казалось, что какой-то дурак взял да и запустил булыжником в округлый каменный цоколь, и от удара камень покрылся причудливой сеткой трещин. Только потом он узнал, что это, оказывается, карта, – и ужасно удивился. И еще – почему-то ему всегда было жаль, что Чкалов стоит спиной к Волге. С другой стороны, наверное, не слишком-то удобно было бы, если бы он повернулся тылом к городу... и все-таки летчик должен смотреть в заволжские дали, а не на толпу праздно гуляющих горожан.

Сейчас, впрочем, никакой толпы не было, город рано ложился спать, площадь была практически пуста. Надо было и ему уже пойти поискать приюта в одной из близлежащих гостиниц, в «России» или в «Октябрьской», потому что неохота уезжать отсюда, из самого сердца города.

Он неохотно отстранился от настывшего парапета, подобрал сумку, вокруг которой уже намело небольшой сугробик, и пошел по набережной, вглядываясь в знакомые здания. Окна во всех были темны, и это его огорчило, как если бы он встретил старых приятелей, которые не захотели с ним разговаривать и отвернулись от него. Хотя понятно, почему не горел свет: это все офисные здания, ну кто в такую пору будет на работе торчать, огорчаться тут совершенно нечему...

А вот, кстати, о приятелях. Это не они будут от него отворачиваться – это ему придется избегать встреч с людьми из своего прошлого. Нет, оставался один человек, с которым он хотел бы повидаться. Но смысла нет: ничего от этого человека не узнать, старый друг был далек от тех дел, которые когда-то заставили его бежать из родного города под покровом ночи, а потом возвращаться так же тихо, так же тайно, хоронясь от чужих взглядов.

В поезде он просто извелся: казалось, все на него смотрят, все узнают, а он не может вспомнить каких-то старых знакомых.

Чепуха, конечно, все были заняты своими делами, никто на него не пялился, однако он вздохнул более или менее облегченно лишь здесь, на Откосе.

По-хорошему, еще по дороге с вокзала следовало сойти с маршрутки на Маяковке (теперь она называется Рождественкой) и заглянуть в одно местечко. Однако его что-то остановило. И правильно, кстати: из маршрутки увидел, что у входа там собралось несколько машин. Ну да, ведь там теперь ресторан, посетители еще не разъехались, наверное. Ну и отлично, он приедет немного позже, когда никого уж явно не останется, и руки у него будут развязаны.

Нужно поскорей устроиться в гостиницу, а потом спуститься туда, вниз, к...

Скрип шагов за спиной заставил его обернуться так резко, что обгонявшая его молодая парочка испуганно шарахнулась в сторону.

Черт, да с чего он взял, что из-за спины вдруг вынырнет призрак прошлого? Никто не знает о его приезде, никто и вообразить не может, что он вернулся!

Хотя нет. Зря он так. Эти люди сделали все, что могли, только бы выманить его из укрытия. Поэтому он теперь должен ожидать засады в самых неожиданных местах.

И глупо будет идти туда, на Маяковку, ночью. Вот как раз и угодит в нежные лапки тех, кто ждет его приезда. Они убеждены, что выманили его из укрытия, они расставили сети.

Нет, он придет днем, когда Маяковка, то есть Рождественка, переполнена народом, снующим из магазина в магазин, когда есть возможность затеряться в толпе и увидеть со стороны все, что ему нужно знать.

Конечно, одним наружным наблюдением сыт не будешь. Придется сделать пару-тройку звонков, кое-что уточнить. Причем устроить все это надо будет похитрее. Чтобы оставаться незамеченным до тех пор, пока он не разрешит загадку по имени «Алена Дмитриева».

Известная писательница! Какая же она известная – вот он ее, к примеру, не знает. Впрочем, она его не знает тоже, так что они, безусловно, квиты!

Однако им предстоит познакомиться, обязательно и непременно.

Пожалуй, день уйдет на сбор информации, а вот послезавтра...

Ну а пока – устроиться в гостиницу. В какую – в «Россию» или в «Октябрьскую»? В «Октябрьскую» или в «Россию»?

Разницы, по большому счету, никакой. Главное – попросить номер с видом на Волгу.

Метель мироздания намела какие-то очень уж глубокие сугробы в моей жизни, подумала Алена, с трудом продрав глаза после ночных приключений. Голова болела, тело ныло, шея поворачивалась с трудом. Поглядев на себя в зеркало, Алена в первую минуту даже зажмурилась. Еще бы! Веки опухли, лицо оказалось украшено черными кругами, потому что, воротясь домой никакая от усталости, Алена сразу рухнула в постель, забыв даже умыться. Зубы, что характерно, почистила, а тушь смыть забыла. Вот она и потекла – жуткая картина!

Слегка оклемавшись под душем, она потащилась к компьютеру, на ходу прихлебывая кофе. Проверила электронную почту (ничего нового), открыла перечень последних файлов, с которыми работала, посмотрела название одного из них – «Заказной роман», достала из заначки конверт с семью тысячами евро и поворошила их пальцем. Почему-то она не тратила эти деньги и не несла их в банк. Хотя, наверное, следовало бы отнести, сигнализация-то у нее барахлит. Ага! Не забыть позвонить на телефонную станцию и вызвать мастера!

Эта светлая мысль в голову прийти-то пришла, но не задержалась ни на одну лишнюю минуту. Алена спрятала конверт в то же укромное местечко, где он недавно лежал, и снова подсела к компьютеру. Открыла свою любимую поисковую систему «Rambler» и в окошечке для поиска настучала три слова: «Гнатюк Олег Михайлович».

Ей не давала покоя эта история, вроде бы насквозь выдуманная, однако то и дело плавно перетекающая в ее, Алены Дмитриевой, реальную жизнь, – совершенно так же, как ночью вода из загадочной фирмы, расположенной во втором этаже некоего здания на Рождественской улице, перетекала на первый этаж, заливая многострадальный «Барбарис»... Валера, развивший после приезда пожарных бурную деятельность и поднявший телефонными звонками на ноги, такое впечатление, полгорода, сообщил, что владельцев фирмы установить не удалось. Какие-то «московские гости» – из тех, что скупили на корню практически всю недвижимость в Нижнем и продолжали хапать оставшееся, раздавая направо и налево такие взятки на всех уровнях областной, городской и прочих администраций, что местным бизнесменам соперничать с ними за «право первородства» было совершенно не по карману.