Безумное танго - Арсеньева Елена - Страница 86

Рашид залпом проглотил оставшийся чай, обжег горло, но даже не заметил этого.

Говорила, говорила ему Инга про Иорданию, куда якобы уехала Алёна, однако Рашид не верил, точно зная: эта шлюха врет, прикрывает сестрицу-убийцу. И правильно делал, что не верил: Алёна все-таки появилась день или два назад! Рашид упустил ее по дурости, но больше не упустит. Надо только набраться терпения, никому не верить, не давать себе зубы заговаривать, стоять на своем.

Но со старушкой надо обойтись по-хорошему. Наврать ей что-нибудь вроде…

У Рашида вдруг пересохло во рту, словно последний раз он пил полтора месяца, а не полторы минуты назад. Что это? Неужели мерещится?!

– Чего ты, сыночек? Чего? Подавился никак? Или сердечко прихватило? Или что с тобой?

Старушка явно испугалась выражения его лица, начала мелко махать троеперстием – крестила, значит. Да уж было чего испугаться! Наверное, такой же вид сделался бы у человека, увидевшего призрак. Рашид и в самом деле не верил своим глазам: в конце улицы показалась женская фигура, которую он уже почти отчаялся когда-нибудь увидеть. Да нет, не может быть!

Он еще не верил своим глазам, а рука уже хищно скользнула за пояс, нашарила рукоять ножа и стиснула…

Старушка проследила за его взглядом – да так и ахнула:

– Алёна! Она самая! Приехала! Вернулась!

Этот сорочий стрекот заставил Рашида очнуться.

Он медленно вынул руку. Нельзя, невозможно сейчас наброситься на эту тварь, даже если она заметит его и пустится в бегство. На глазах старухи, которая только что была добра с ним, как мать, – нельзя.

Да и о матери надо подумать. Хоть Рашид и твердил себе сотню раз, мол, ему наплевать, что с ним будет потом, после убийства, но матери-то не все равно, она и сейчас-то ни жива, ни мертва с утра до вечера, а уж когда его арестуют за убийство при свидетелях… Не может же он и старуху заодно прикончить, чтоб молчала, это только в русских фильмах и книжках убивают всех подряд. Он должен подумать о матери, он обязан подумать о ней! Нужно выждать удобный момент, когда они с тварью останутся одни.

Рашид вцепился обеими руками в бревна с двух сторон, как бы привязав, нет, приковав себя к ним, и молча уставился на приближающуюся Алёну.

Что дело неладно, Рашид понял буквально через две минуты. По идее, эта тварь должна была, чуть заметив его, кинуться наутек. Но она хоть и сбилась на миг со своего твердого, уверенного шага, не метнулась прочь и даже не приостановилась: с этим ледяным выражением лица продолжала идти вперед, поравнялась с бревнами и окликнула:

– Здравствуйте, Антонина Васильевна. Рашид… здравствуй. Мне нужно с тобой поговорить.

– Ах, так вы меж собой знакомы? – удивилась бабулька с таким округлым, широким именем, которое было ей велико на несколько размеров, словно платье с чужого плеча. – Ну вот и ладненько. Значит, сговоритесь. Только ты, Алёна, гляди не продешеви, а ты, молодой человек, тоже смотри: сирот обидеть – грех, уж не стой за ценой, а то знаю я вас, чеченегов! Ой, что это у тебя на голове, Алёнушка? Ну, молодежь, ничего не жалко. Такие были волосы, нет чтобы косу растить!

– Я азербайджанец, – запоздало выдавил Рашид, чувствуя, как саднит обожженное горло, но старушка уже не слышала: засеменила к своему дому, забыв даже про кружку с ощипанной временем розой, всплескивая руками и бормоча что-то вроде: «Расти, коса, до пояса, не вырони ни волоса!»

Алёна посмотрела на Рашида дикими глазами:

– О чем это она? Про что сговориться?

– А, ну… – Он махнул рукой. – Добрая женщина, пришла, чайку мне принесла, а сама и спрашивает, зачем и почему я здесь сижу. Я и наврал: мол, хочу с тобой сговориться о покупке дома. Не мог же я ей прямо сказать…

Он осекся, с изумлением вспомнив, что пришел сюда вовсе не разговоры с этой тварью разговаривать. Надо начинать! Хотя Антонина Васильевна еще не вошла в свою калитку, еще может оглянуться не вовремя.

– Не мог же ты ей прямо сказать, что сидишь здесь и подкарауливаешь меня, чтобы зарэзать, – кивнула Алёна. – Не надоело?

– Что? – тупо переспросил Рашид, не веря своим ушам.

– Сидеть, говорю, не надоело? А убивать? Ты ведь уже прикончил тут какого-то человека – позавчера, если не ошибаюсь? А потом еще одного хотел убить на берегу Гребного канала, да он от тебя убежал. Что, руки чешутся рэзать, рэзать, рэзать направо и налево?

– Ничего, – кивнул Рашид, чувствуя себя почему-то так глупо, что и не описать. Ну что она над ним смеется, как над мальчишкой! – Вот сейчас зарэжу тебя – и пойду домой.

– Домой? – Ее глаза сверкнули. – К мамочке? Как ее там – к Бюль-Бюль Мусатовне? Иди, иди. И заодно передай привет от ее подружки Фаины Павловны Малютиной – помнишь такую?

Рашид подозрительно уставился на нее. Откуда Алёна знает имя его матери? При чем тут Малютина, почему она – материна подружка? Чепуха какая! Сколько проклятий призвала мать на ее голову, узнав о смерти Нади! Подружка, ну, скажет тоже эта тварь!

Но почему она так ведет себя? Почему не дрожит, не трясется, не молит о пощаде, не оправдывается? Она что, не понимает: Рашид не может ударить ножом человека, который смотрит прямо в его глаза, не кричит, не машет руками, от которого не исходит никакой угрозы или страха, а только… только глубокая печаль.

У него закипело в груди. Почему она не боится? Почему смотрит так, будто ей жаль его? Себя, себя жалеть надо!

– Послушай меня, – сказала Алёна. – Можешь ты меня спокойно выслушать, а потом хвататься за нож? Или уже совершенно спятил? Хотя… Я тебя понимаю. Я понимаю, как ты любил Надю.

Рашид дернулся, будто его током ударило.

– Не надо! – простонал с угрозой. – Не надо, не говори о ней, а то…

– А то что? – с вызовом спросила Алёна. – А то – зарэжэшь? Ну, тогда в этой истории будут две невинные жертвы, убийцы по-прежнему останутся безнаказанными и будут торжествовать победу, а ты, дурак, так и не узнаешь правды.

Она говорила слишком быстро, у Рашида заломило в висках. Эта проклятущая боль всегда обессиливала его, делала глупым.

– Что ты говоришь?

– Я не убивала Надю! Ну сам посуди: зачем, за что? Она мне нравилась, очень нравилась, она думала о тебе, и у нее так светилось лицо… Я знала, что моей вины в ее смерти нет, но до последней минуты думала: а вдруг моя ошибка, моя недосмотр?..

– Ага! – с хищным выражением лица воскликнул Рашид, подавшись вперед.

– Никакое не ага! – махнула на него рукой Алёна. – Сегодня я совершенно точно узнала, что ни в чем не виновата. Точно узнала!

– Это как же? – ухмыльнулся Рашид, до которого наконец дошло, что эта тварь просто заговаривает ему зубы. – Что, настоящий убийца признался?

– Да.

– Да?! Смеешься, канэшна?

Он даже отпрянул, выражение такого отвращения вдруг появилось на лице Алёны. А что он сказал? Канэшна, нормальное слово, все так говорят.

– Да, признался. Вернее, признались, потому что их было двое. Я слышала их разговор. Теперь слушай: это женщины. Одна из них Фаина Павловна Малютина, та самая, на которую ты позавчера напал. Жаль, что у тебя дрогнула рука… А другая говорила: «Канэшна, да-ра– гая…»

Она так похоже передразнила мать, что Рашид растерялся. Нет, к чему она клонит? Мать разговаривала с Фаиной?

И вдруг дошло – как ударило в грудь. Убийцы – две женщины, одна – Фаина, другая – кто? Его мать?

Он выхватил нож и ринулся вперед. Алёна отпрянула, но бежать ей было некуда: прижалась спиной к бревнам, неотрывно глядя на лезвие, блеснувшее прямо перед ее лицом.

Губы у нее стали совсем белые, и Рашид почувствовал прилив бодрости и восторга: она боится его! Теперь она в его власти. Теперь все можно! Вот сейчас, пусть только она сначала закричит и запросит о пощаде. Вот сейчас… еще секунда…

Он неотрывно смотрел в голубые, потемневшие от страха глаза.

– Что ты знаешь про Кейвана?

Если бы она плюнула ему в лицо, Рашид не был бы настолько ошарашен.