Французский сезон Катеньки Арсаньевой - Арсаньев Александр - Страница 6

Дмитрий добродушно заржал, а я, накинув на голову и плечи старую, но еще плотную материю, вышла на улицу.

Несмотря на это, с меня лило в три ручья, когда я, наконец, вернулась в карету.

– Ну, как? – спросил меня Петр, едва я пришла в себя после холодного душа. – Я уже начал волноваться.

– И, чтобы успокоиться, приняли немало успокоительного, – погрозила я ему пальцем, почувствовав устойчивый запах коньяку.

– Так это я еще у вас… с кофе, – немного смутился Петр.

– Я вас ни в чем не упрекаю, – великодушно произнесла я, потеплее закуталась в мокрую шаль и приказала Степану возвращаться.

За время моего отсутствия колеса на четверть погрузились в мокрую землю, и лошадям пришлось поднатужиться, чтобы стронуть карету с места.

По дороге я успела сообщить Петру все, что мне удалось узнать за этот час. Он внимательно слушал меня и перебил всего пару раз, чтобы задать тот или иной вопрос.

Когда мы подъехали к моему дому, дождь почти прекратился, причем так же неожиданно, как и начался.

– Как же это я забыла? – сокрушалась я, вылезая из кареты.

– О чем? – спросил не пропускавший ни единого моего слова Петр Анатольевич.

– Дмитрий не хотел меня пускать, приняв за кого-то другого, – объяснила я ему. – И у меня создалось впечатление, что этот кто-то очень хотел туда попасть. Кто и зачем? Вот что меня интересует. Хоть поворачивай назад оглобли, ведь собиралась же спросить…

– Это будет выглядеть странно. Даже для такого лопуха, как ваш Дмитрий, – улыбнулся Петр.

– Более, чем странно, – согласилась я. – Придется узнавать все самой. Хорошо, что на этот случай я оставила себе лазейку.

– О чем это вы, Катенька? – подозрительно прищурился Петр Анатольевич. – Интуиция подсказывает мне, что кое-что вы мне не рассказали. И это кое-что – если не ошибаюсь – едва ли не самое главное…

– Не знаю, – задумалась я, – может быть, вы и правы…

– Так что же это?

– Какие у вас планы на сегодняшний вечер, вернее, на сегодняшнюю ночь?

– Вы меня пугаете, – сделал страшные глаза Петр Анатольевич. – Вы хотите назначить мне свидание?

– Да, причем в полночь и разумеется на кладбище… – пошутила я. – Да нет, Петр Анатольевич, все гораздо проще, просто я хочу вернуть покойному его шаль… или кому она там принадлежит?

– Вы собираетесь проникнуть в дом? Ночью? Каким же образом?

– У меня такое впечатление, Петр Анатольевич, что вас сегодня подменили, с каких это пор вас стали волновать такие мелочи? Благоразумие никогда не было вашим коньком – уж не начинаете ли вы стареть?

– Ни в коем случае, моя старость, как у Кащея бессмертного – на кончике иглы, а игла та в яйце…

– Вы собираетесь рассказывать мне сказки?

– Нет. Но кое-что рассказать, видимо, придется.

– Да? И что же это такое?

– Похоже, я могу вам сказать, кто кроме вас сегодня пытался попасть в гости к покойному…

– Если вы с помощью этой наглой лжи надеетесь выманить у меня еще бутылку коньку, то у вас этот номер не пройдет.

– А если это не ложь?..

– Тогда… разрешите пригласить вас на чашечку кофе.

Разговор мы продолжили за столом. И коньяком мне все-таки пришлось пожертвовать.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Там происходило что-то странное, – загадочным голосом начал Петр Анатольевич, когда мы перекусили, и наступил черед кофе и разговоров.

– Нельзя ли поконкретнее? – попросила я, зная манеру Петра Анатольевича начинать издалека. Чем значительнее для собеседника была информация, тем дороже он всегда стремился ее продать.

– Можно, – неожиданно легко согласился он. Видимо, рюмка старого коньяку, которую он выпил за минуту до этого, сделала свое дело, а может быть, просто решил ради разнообразия изменить любимой привычке.

– Не успел я проводить вас глазами и устроиться поудобнее в карете, как мое внимание привлекло какое-то движение перед домом. Предположив, что это вы по какой-то причине отказались от своих намерений и возвращаетесь в карету, я едва не выскочил под дождь, но в этот момент понял свою ошибку.

– Это была не я?

– Это были не вы. И даже не человек…

– О, Господи, корова что ли? – с подозрением спросила я.

От Петра Анатольевича можно иной раз ожидать чего угодно. Даже подобной шутки. С него станется.

– Я не совсем правильно выразился. Но те фигуры, что я увидел возле дома, были слишком маленькими для взрослого человека.

– Так это были дети? – предположила я.

– Я тоже так подумал сначала, тем более, что и вели они себя соответственно. Мне сначала показалось, что они играют в горелки, но, приглядевшись, я понял, что снова ошибся. Это были карлики.

От неожиданности у меня мороз пошел по коже.

– Что вы такое говорите, – нахмурилась я, – какие еще карлики?

– Во всяком случае – ростом они мне едва ли выше пояса, – на полном серьезе продолжил Петр.

– Бред какой-то…

– Подсаживая друг друга, они пытались заглянуть в окно, или даже влезть в него. Это действительно было похоже на страшный сон, и я до сих пор не могу придумать этому объяснения.

– Вы думаете, это они пытались пытались проникнуть в дом передо мной?

– Не знаю… – неуверенно произнес Петр Анатольевич. – Но самое странное, что услышав ржанье ваших лошадей, они тут же перепугались и убежали.

– Ничего не понимаю, – честно призналась я.

Мой приятель понимал не больше моего, поэтому разговор у нас получился довольно странный. Походив вокруг да около этой темы еще с полчаса, мы расстались с ним, чтобы встретиться поздно вечером.

Я твердо решила побывать в доме Лобанова сегодня ночью, и никакие карлики не могли заставить меня передумать.

Тело Константина, судя по словам Дмитрия, к тому времени уже должно было перекочевать в морг, и кроме полусумасшедшего старика-слуги в доме никого уже не могло быть. Так что при определенной осторожности я спокойно могла произвести собственный досмотр в кабинете покойного. А меня не оставляла уверенность, что я смогу обнаружить там что-то такое, что прольет свет на причину его неожиданной гибели.

Проводив своего гостя, я собиралась прилечь на часок-другой, чтобы ночью быть в хорошей форме, но в это время услышала Шурочкин голос.

Она, как выяснилось через несколько минут, тоже проводила собственное «расследование», если предпринятые ею шаги можно назвать этим серьезным словом.

– Катенька, дружочек, я за тобой, – еле переведя дыхание, выпалила она, войдя ко мне в комнату.

Она была уже во всем черном, и мне это сразу не понравилось. Хотя я понимаю, что такое первая любовь, и постаралась не показать виду, что мне это не по вкусу.

– Ты отдыхаешь – извини, но без твоей помощи мне не обойтись, – еле слышно проговорила она и присела на краешек моей кровати.

– Еще что-нибудь стряслось? – настороженно спросила я. Честно говоря, после всей этой истории с карликами у меня на душе остался неприятный осадок. И реальность приобрела какие-то искаженные и даже уродливые черты.

– Нет, – поспешила успокоить меня Шурочка, – больше ничего не случилось. Но… даже не знаю, как тебе сказать… Ты будешь смеяться.

– Смеяться я сегодня точно не буду, – заверила я ее, – так что рассказывай смело.

– Ты не очень веришь в подобные вещи, но я тебя умоляю. Ты же знаешь, чем для меня был Костя…

Я не стала с ней спорить по поводу последнего заявления, а только еще раз спросила:

– Так чего же ты от меня хочешь?

Шурочка собралась с духом и произнесла решительно и крайне напористо, заранее рассчитывая на продолжительную борьбу:

– Тут недалеко живет одна женщина…

– Гадалка что ли? – предположила я и оказалась недалека от истины.

– Не гадалка, к ней половина города за советом ходит… Она… ясновидящая.

– Шурочка, ты с ума сошла.

У нее в ответ на эти слова слезы навернулись на глаза, и она прошептала голосом несчастного ребенка: