Спальня королевы - Бенцони Жюльетта - Страница 45

– Вот так! Теперь я вас слушаю.

– При одном условии. То, что я вам расскажу, предназначено только для ваших ушей. Вы не должны даже заговаривать о публикации этого в «Газетт»... или где-нибудь еще.

– Даю вам слово.

И Персеваль начал рассказ о бойне в замке Ла-Феррьер, не упоминая, впрочем, о существовании Сильви. Он очень любил Теофраста и, безусловно, доверял своему другу, но Ренодо был слишком близок к кардиналу и мог ему рассказать, хотя бы и случайно.

А в это время в Сен-Жермене разыгрывался последний акт драмы, назревавшей многие месяцы.

В этот день, 19 мая, во дворе замка карета ожидала мадемуазель де Лафайет. Подруга короля прощалась с миром ради монашеской жизни среди сестер монастыря Посещения Богородицей святой Елизаветы. Так заканчивалась прекрасная история любви Людовика XIII, разрушенная столкновением слишком противоречивых интересов. Глубокая набожность и отчаяние, с одной стороны, Луизы, и воля кардинала – с другой. Ришелье, не имея возможности полностью подчинить себе мадемуазель де Лафайет, приложил все усилия, чтобы удалить ее от короля. И это вопреки желанию семьи молодой девушки. И вопреки желанию исповедника короля отца Коссена. Духовник Людовика XIII признавал, что Луиза имеет склонность к монашеству. Но, испытывая глубокое презрение к Ришелье, святой отец хотел, чтобы мадемуазель де Лафайет оставалась подле короля как можно дольше. И наконец, все происходило вопреки отчаянному сопротивлению самого Людовика XIII. Его душа разрывалась при мысли о том, что ему суждено потерять ту, кого он называл своей «прекрасной лилией».

И кто же заставил мадемуазель де Лафайет принять это решение. Лакей, обыкновенный, гнусный лакей! Некий Буасенваль, обязанный своим положением первого лакея при спальне короля как раз исключительно мадемуазель де Лафайет, – это единственная милость, о которой она попросила! – и которому доверяли и король, и Луиза. Этот неблагодарный сделал все, чтобы их поссорить. И только ради того, чтобы снискать милость кардинала-министра. Именно спровоцированная негодяем ссора и заставила короля, сходящего с ума от любви, осмелиться на бессмысленное предложение, подслушанное Сильви в парке Фонтенбло. Луиза покинет двор и переедет в Версаль. Там они будут жить друг для друга. В это мгновение целомудренная Луиза осознала всю глубину угрожавшей ей пропасти... Сердце ее было готово на все ради любимого, дух слабел. И богобоязненная девушка приняла решение, она попрощалась с королевой и своими подругами, покидая свет для другой жизни.

Случаю было угодно, чтобы двор в этот момент пребывал в трауре. Император Фердинанд II, дядя Анны Австрийской, только что умер. Поэтому черные одеяния и шемизетки заменили яркие цвета и откровенные декольте. Это вполне гармонировало со страданиями той, что оставляла службу у королевы, обрекая себя на жизнь за монастырскими стенами. И Луиза де Лафайет, сопровождаемая искренними слезами, села в карету и уехала из Сен-Жермена. Ее путь лежал на улицу Сент-Антуан, в монастырь.

Что же касается Людовика XIII, то он, пряча слезы, вскочил на коня за несколько мгновений до отъезда любимой и отправился в дорогой его сердцу Версаль, чтобы там спрятать свое горе. Он вырвал у своей нежной подруги последний крик любви:

– Увы! Я больше его никогда не увижу!

Вот в этом Луиза как раз ошибалась.

Как только экипаж бывшей фрейлины королевы и всадники свиты короля скрылись из вида, ее величество приказала подготовить ее карету для возвращения в Париж. В отсутствие короля она предпочитала, чтобы ее отделяло от кардинала как можно большее расстояние. Ришелье жил в это время в своем дворце в Рюейе в окружении любимых им оранжерей и кошек.

Кроме того, в такую теплую, сырую, дождливую погоду окружающие леса наводили невероятную тоску. И наконец, с наступлением весны многие молодые люди возвращались в войска перед грядущими боями на востоке, на юге и на севере.

На юге король приказал отбить у испанцев Леренские острова, а на севере должны были вот-вот дать о себе знать войска кардинала-инфанта, брата королевы. На востоке собирали людей, чтобы отправиться маршем на Седан, где занял оборону непокорный граф де Суассон. Что же касается восстания кроканов – крестьян, взбунтовавшихся против непосильных налогов, – то с ними маршал Лавалет справится сам. У него достаточно солдат.

На обратном пути в Париж Сильви заметила, что ее величество все время шепчется с Марией де Отфор, которую королева усадила рядом с собой. По какой-то одной ей известной причине Мария радовалась возвращению в Лувр, который она всегда терпеть не могла.

Сильви и сама была не против оказаться поближе к особняку Вандомов. Она рассчитывала отправить туда Жаннетту за новостями о Франсуа. Ведь с момента приезда в Сен-Жермен она ничего о нем не знала.

Но, как и опасалась Сильви, Жаннетта вернулась несолоно хлебавши. Вся семья выехала из столицы, и никто ничего не знал о герцоге де Бофоре. Девушке оставалось только смотреть на дождь за окном, грустно перебирая струны гитары.

Через три дня после их возвращения Жаннетта передала хозяйке записку. Ее принес один из лакеев, оставшийся на улице Сент-Оноре. От нескольких фраз у Сильви сильнее забилось сердце: «Приходити, катенок! Мне необходима с вами пагаварить в тайне от всех. После таго как каралева ляжет спать у церкви вас будит ждать корета». Большие буквы, написанные рукой, явно непривычной к перу, и огромное количество орфографических ошибок. Но внизу красовалась подпись Франсуа, а Сильви отлично знала, что он всегда презирал искусство правописания. Она прижала записочку к сердцу, осыпала ее поцелуями и спрятала за корсажем.

– Сегодня вечером я хочу быть очень красивой! – объявила она Жаннетте. Служанка засмеялась от радости, видя свою заскучавшую в последнее время госпожу такой счастливой.

– Что мы наденем? Наше красивое белое платье?

– Пожалуй, все-таки нет. Это не бал и не званый ужин. Я бы предпочла платье из тафты лимонного цвета, расшитое белыми маргаритками и с кружевом у выреза. Он любит этот цвет и говорит, что от него становится солнечнее. Это будет приятно в такую безрадостную погоду.

– Будьте спокойны, вы будете очень хорошенькой!

И действительно, зеркало очень скоро ей это подтвердило. Жаннетта укутала свою хозяйку в длинный шелковый черный плащ с капюшоном на бархатной подкладке, укрывавший девушку с головы до пяток. Потом оделась сама. Речь, конечно, даже не шла о том, чтобы Сильви отправилась одна. Она еще недостаточно взрослая... и вообще! Жаннетта на всякий случай подождет ее в карете.

Отлично зная порядки во дворце и располагая возможностью войти и выйти, когда им угодно, женщины без помех добрались до церкви Сен-Жермен-д'Оксерруа. Там их на самом деле ждала карета с гербом Вандомов. На козлах сидел Пикар, один из кучеров герцогского дома.

– Вот видишь, ты вполне могла отпустить меня одну, – проворчала Сильви, садясь в карету.

– И позволить вам ехать по Австрийской улице без защиты и в вашем-то возрасте? И думать об этом забудьте! Куда идете вы, туда и я!

Было приятно чувствовать, что о тебе так заботятся. Сильви нашла пальцы своей спутницы и пожала их. Тем временем карета тронулась, но вместо того чтобы свернуть налево к улице Сент-Оноре, лошади повернули вправо. Сильви отдернула занавеску и спросила у Пикара:

– Куда вы меня везете?

– Туда, куда мне приказали вас привезти, мадемуазель. Будьте любезны, не открывайте больше занавесок!

К нетерпеливому ожиданию прибавилось еще и любопытство. Неужели Франсуа ждет Сильви в своем собственном доме? Что у него может быть такого «тайного», чтобы он не мог навестить ее в Лувре и все рассказать? Или... Может быть, ему захотелось провести с ней время наедине? Как это было бы чудесно! При этой мысли Сильви порозовела от возбуждения, и дорога сразу показалась ей бесконечной. Жаннетта украдкой все же приоткрывала занавески, чтобы иметь представление о том, куда они едут.