Второе пришествие инженера Гарина - Алько Владимир - Страница 8

Радлов покосился на этого подозрительного сотрудника некоего геофизического центра, имевшего виды на богатейшие залежи алмазов в Южной Родезии, к тому же, возможно русского. Нет, для сотрудника тайной политической полиции он выглядел слишком экстравагантно и умно. И все же… Настороженно, учтиво, Радлов ответил:

– Я геолог. Такие вопросы в круге моей компетенции. Разумеется, я знаю.

– Насколько я помню, вы представляете Радиевый институт. И даже не чужды проблемам сейсмологии. У вас что, в штате все такие разносторонние сотрудники? – несколько перебивая, заметил попутчик Радлова.

Тот неопределенно хмыкнул. Промолчал. Они вышли на Вацлавскую площадь, застроенную узкими шести-семиэтажными домами. От площади ответвлялись лабиринты улиц, превращенные в торговые пассажи. Круглые сутки здесь не гасли витрины, зазывала прохожих реклама. Площадь шла в гору к темному, величественному зданию Национального музея. Вдруг им неожиданно резко сыпануло в лицо белой крупой.

– Ого, забирает! – весело крикнул Гирш (или кто он там был в действительности). – Жаль, что ваша делегация так скоро уезжает. Толковые, организованные люди. Как там сейчас, в России?… Давненько я не был в Петербурге, то бишь в вашем Ленинграде. Перестраиваете историю по именам. Думаете, поможет? – задиристо с чувством ненасытимого превосходства высказал этот человек. Сейчас он повернул голову, в упор рассматривая соотечественника.

– Так вы… русский? – не очень удивляясь, спросил Радлов, сам для себя уже сделавший кое-какие выводы.

– Скажем так, – из России. Последняя моя работа в милом отечестве – до 17-го года, была связана с организацией одной экспедиции на Камчатку, под руководством талантливого геофизика Манцева Николая Христофоровича. Целью этой экспедиции была проверка моей рабочей гипотезы о глубинном устройстве Земли. Жаль, жаль, что человек этот сгинул в тех суровых краях.

– Манцев, Манцев… Я что-то слышал, сходное по этому имени… – вспоминал Радлов, но не мог припомнить.

– Ну, да и бог с этим, – хмыкнул как-то Гирш, увертываясь от особенно злого секущего ветра в капюшон куртки. – А что, Леонид Андреевич, – обратился он внезапно к Радлову по имени и отчеству, – не отметить ли нам день окончания сессии, так сказать, как коллега с коллегой. Когда еще доведется встретиться вот так. Вы случаем не были «У Фликов»? Ну как же! – самая представительная пивная во всей Праге. Редкий чех из интеллигенции не засиживался там. Своего рода – пэн-клуб. Вот и Чапек… Кстати, ей-ей, на этот раз я за вами не следил. Вышло как-то само собой. Значит судьба. А? Как вам саламандры? – вдруг без перехода спросил он.

Радлов с каким-то облегчением рассмеялся.

– Вероятно, утопия… Но автор остроумен… (Он все еще не мог ни на что решиться.)

– Что же отдадим ему должное. Это все-таки его личное дело. Неумных социальных экспериментов, как в нашем милом отечестве – большевики, он не выдумывает. Вот ведь как.

Какое-то время они прошли молча. Радлов в нерешительности и с чувством загнанности в угол от последних откровений попутчика. Тот несколько раз оглянулся. И тут-то Радлову втемяшилось: «Ну да».

– Послушайте, – сказал он, и даже остановился. – Вы не элемент М имели в виду… Теперь я вспоминаю. Вы упомянули… то есть ваш Манцев, это как раз начальная буква от его фамилии при инвентаризации М – вещества из коллекции минералогического музея нашего Радиевого. Я вспомнил это по «эксперименту», – ну, разумеется, не в вашем смысле, – заюлил вдруг Радлов.

Гирш усмехнулся, поглядел себе под ноги.

– Вот видите, Леонид Андреевич. Оказывается, мы с вами имеем немало общего. А из этого следует: нежели, чем бросать слова на ветер, да в холод… не лучше ли будет провести это время «У Фликов»? Неужели нам и поговорить будет не о чем?

*** 11 ***

Они сидели в высокой зале, выдержанной в стиле старинной готики. За длинным, дюжинным столом, в резном кресле, Радлов склонил над кружкой свое невзрачное, малокровное лицо. Пил он точно с сильной жажды, крупными глотками, запуская худые вздрагивающие пальцы в тарелку с хрустящей стружкой соленого картофеля. Напротив него и достаточно в отдалении так же пили и ели свободные люди в свободной стране. В хороших городских костюмах или в чистых опрятных кафтанах, какие носили еще в провинции. Эти люди громко обменивались мнением о недостатках кабинета министров, ругали нацизм в соседней Германии, потрясали газетками с передовицами нелицеприятного анализа последних решений правительства Масарика. А где-то в стороне ныла и ныла скрипка. Лучшего места для искуса житием в буржуазном государстве трудно было и сыскать. «Боже, ведь скоро всему этому конец. Уже взяли паспорта на оформление, как было им сообщено. Или придерживают, так на всякий случай… Два дня на сборы», – тоскливо подумалось Радлову. Вот его сосед по столику останется. Он при всем своем, а ведь тоже русский. К тому же – явно удовлетворен ответами Радлова по существу элемента М. Так почему же всем чего-то перепадает, и только ему одному ничего?! «Странный человек», – в унисон вдруг отозвалось в нем. – «Страшный человек». В смущении Радлов поднял глаза на своего недавнего попутчика. Вымученно улыбнулся. Он будто страстно что-то хотел услышать.

– Леонид Андреевич, – дошло, наконец, до него. – У нас с вами мало времени. И – схожая ситуация. Поэтому я буду предельно откровенен. Мы нужны друг другу. (Радлов потупил взор. Даже лоб у него пошел красными пятнами). Я не буду скрывать, что не являюсь почитателем большевистского устройства в России, впрочем, как и парламентского… И я человек с возможностями; быть может скоро – неограниченными… Но как не раз бывало в моей жизни – подчас завишу от людей, ни на йоту не подозревающих ни о моих целях, ни даже о моем существовании. Удивительно: но сейчас вы один из них.

– Ага, – глухо произнес Радлов, хоронясь в свою кружку с пивом.

– Я много рискую… тем, что сообщу вам сейчас, – продолжил этот таинственный «компаньон», и лицо его содрогнулось. – Но я учитываю и ваше пиковое положение. Моему предприятию крайне необходима сейсморазведка некоторых районов Южной Африки. Эту работу я мог бы поручить вам, с соответствующими дивидендами, разумеется… Хотите в процентных бумагах, хотите… фактически любую сумму, какую запросите. Но вот здесь-то и существует один пункт, могущий свести на нет всю мою долгосрочную программу. И этот пункт зависит от вас. Я не блефую.

Радлов впервые во весь этот разговор поднял голову.

– Любопытно: что бы это могло стать?.. – хрипло проговорил он. Взгляд его отступил от лица искусителя со следами некой полупрозрачной бородки, будто тени, проносившегося легкого облачка. Углем обведенные глаза… – Это связано как-то с политикой? – спросил он, если и глупо, то вполне по злободневности того времени.

Гирш откинулся на спинку высокого стула.

– Что за чертовщина! При чем здесь это? Политика – мелочь; функция несовершенных отношений между несовершенными людьми. Занятие для бездарей… – резко быстро проговорил он. – Нет, моя сторона сугубо индивидуальная. Часть моей личности, если хотите понимать меня всегда правильно.

– Ага. Тогда что же вы от меня хотите конкретно?

Гирш поставил локти на стол. Стиснул между ладонями виски:

– Мне крайне необходим элемент М. Согласитесь в некотором роде это мой приоритет. Я организовывал и финансировал экспедицию Манцева. После его смерти – я законный наследник всех материалов. Вас это не убеждает? Это и все другое.

Радлов зажмурился, качнул головой:

– Так, стало быть, я должен выкрасть элемент для вас? (Гирш чуть кивнул, с движением век). Его применение, учитывая убийственные характеристики, может быть связано с террором против ответственных советских деятелей?

– Вы с ума сошли! – Гирш совсем близко наклонил голову в сторону Радлова. – С какого это страху, Леонид Андреевич?! Я и думать-то уже забыл о нашем милом отечестве. Со всей прямотой отвечу вам, что элемент М будет исключительно использован в научных экспериментах. Скажу даже, что его применение в одном техническом проекте и для меня самого проблема. Но ваша роль от этого не умаляется.