Я – инопланетянин - - Страница 16

Над скалами возникла темная крылатая фигурка. Глядя на нее, я ощутил трепет в собственных крыльях, окутавших мое тело, будто плащ. То была инстинктивная реакция, страстный, почти необоримый позыв к полету, свойственный автохронам Суука, а значит, и мне; хоть разум мой являлся сплавом двух различных сущностей, но тело принадлежало этой планете. Привычным усилием воли я погасил возникшее желание.

Фоги, мой у'шанг, энергично взмахивая длинными кожистыми крыльями, мчался к мастерской-гнездовью. Его собственный жилой павильон был рядом, на соседней ветви, и тут же, поблизости, обитали трое других моих у'шангов: Сат'па, сушильщик плодов, Оро'ли, составлявший напитки из соков, и Нор, который занимался резьбой по дереву и кости. Конечно, не музыканты и художники, но существа достойных профессий, вполне подходящая компания для плетельщика.

Сложив крылья, Фоги ловко приземлился на краю помоста. Как все суукцы, он был невелик, худощав и жилист; тело, за исключением лица и крыльев, покрывала плотная короткая шерсть, четырехпалые руки и ноги были гибки и подвижны, а непривычные для людей Земли и Уренира черты маленькой светлоглазой физиономии тем не менее не выглядели уродливыми. Самой примечательной деталью его внешности являлись остроконечные уши и плечи, широкие и могучие, оплетенные маховыми мышцами; казалось, что к легкому тельцу пигмея добавили нечто инородное, достойное племени титанов. С шеи Фоги свисало сплетенное мной ожерелье, талию охватывал защитный пояс с сумками, а голени и предплечья украшали широкие браслеты – правда, прожженные и изрядно помятые.

Не успел он сесть, как над моим гнездовьем снова зашелестели крылья, и Нор, Сат'па и Оро'ли друг за другом опустились на помост. Вся наша компания была в сборе – пятеро наследственных у'шангов, почти семья согласно суукским понятиям.

Фоги бросил на нас торжествующий взгляд.

– Ну? Вы видели?!

– Видели, – шевельнув крылом, подтвердил резчик Нор. – Это было забавно.

– Забавно? – Фоги взъерошился. – Клянусь памятью предков! Он говорит, забавно! И больше тебе нечего сказать?

– По крайней мере, не так опасно, как горючий порошок, – рассудительно произнес Сат'па. – Помнишь то зелье, которое ты намешал из всякой вонючей дряни, добытой в вулканическом кратере? Когда ты бросил его в печь…

– …печь полетела вверх быстрее дайра, – закончил Оро'ли, топорща уши. – А новый пресс, который ты мне сделал! Не спорю, сок он выжимает, но стоит зазеваться, и половина сока – на твоем животе! Или взять тот каменный круг для заточки резцов… Он вращался с такой скоростью, что разлетелась станина и повредила кровлю в гнездовье Нора! – Оро'ли сорвал плод с ближайшего куста, распугав стайку крохотных пушистых птичек, и принялся рассеянно его жевать. – Нет, мой драгоценный у'шанг, не стоит на нас обижаться. Если Нор сказал «забавно», то это не порицание, а похвала.

– Да, похвала, – согласился резчик. – На этот раз ты ничего не разрушил, и сам вполне здоров, так что не нужно тревожить целителя Тьи. А это уже большое достижение!

Фоги возмущенно приподнялся и замахал руками, сохраняя равновесие с помощью полураспущенных крыльев.

– Забудьте о прессе, круге и порошке! Забудьте о лопнувших глиняных чашах и про трубу из меди для музыканта Са! Эти ошибки не стоят того, чтоб сохранить их в памяти! Но нынешним утром случилось нечто иное, совсем иное… Летун! Я придумал вещь, которая летает и поднимает в воздух корзину с грузом! Вы понимаете?

– Что тут удивительного? – фыркнул Нор. – Летать мы сами умеем, и с корзинами, и без них. Этот летун, которым ты восхищаешься, сделан из дерева, а значит, мертв и не обгонит самого захудалого дайра. Его просто несет по ветру… Разве не так?

– Не так! Если построить…

Оро'ли выплюнул косточки плода и пошевелил подвижными ушами.

– Я не ослышался, ты вспомнил о глиняных чашах? Тех, которые треснули в огне? Ну, не печалься, друг… И вообще, нужно ли болтать о пустяках и бередить душу памятью о неудачах? А вот о чашах забывать не стоит!

С этими словами он полез в корзинку, которую принес с собой, вытащил сосуд с веселящим напитком и пять чаш – не глиняных, а из ореховой скорлупы, прочных, легких и изящных. Запах вина привлек маленьких, похожих на белок зверьков; оккупировав кровлю над нашими головами, они пронзительно застрекотали, топорща носы-хоботки. Мы приложились к напитку, закусывая фруктами и ягодами с моей плодоносящей ветви, а когда сосуд иссяк, троица у'шангов разлетелась по своим жилищам. Фоги остался. Несмотря на выпитое, выглядел он совсем не радостным.

– Ты молчал, Аффа'ит… Не одобряешь? Или просто нечего сказать?

Я хмыкнул – вернее, издал звук, который на Сууке сходит за хмыканье. Надо ли поощрить изобретательного Фоги или подрезать крылышки его талантам? Тяжелый случай! Хоть я Наблюдатель, но это не значит, что я не могу вмешаться и проявить завуалированную активность; тут все зависит от ситуации, диктующей самые разнообразные решения. Но на Сууке ситуация была стабильной, поскольку его автохроны вкушали мир, жили в мудром равновесии с природой, не суетились, никуда не спешили и не нуждались в технологии. Ни в танкерах и стратопланах, ни в тракторах и компьютерах, ни – упаси Вселенский Дух! – в бомбах, пулеметах и нервно-паралитическом газе. С давних времен они обходились костью, камнем, деревом и небольшим количеством металла, но все, к чему прикасался их гений, от обычнейших гребешков до живописных пейзажей, выглядело потрясающе. Мир, где чаша, циновка и тот же гребешок – произведения искусства! Долговечные, выполненные с великим тщанием, по освященным древностью канонам… В то же время прогресс на Сууке потихоньку двигался, о чем свидельст-вовала напряженность планетарной ноосферы, зарегистрированная Старейшим. Прогресс шел в сфере духа; цивилизация здесь развивалась, порождая не кладбища мертвых машин, но знания о живой природе и артефакты, которые их отражали: симфонии, картины, статуи, целебные снадобья, книги и, разумеется, жизненную философию. Главный ее принцип был таков: живи и наслаждайся этим счастьем.

Мудрая рекомендация, и я не стремился к ее нарушению. Но что же делать, если у Фоги, моего у'шанга, свое понятие о счастье? Впрочем, не у него одного – Суук обширный мир с двухмиллиардным населением, и в нем найдется тысяча-другая диссидентов. Демон технического прогресса обуревает их, подталкивая к странным и бесполезным деяниям: производству пороха, гидролизу спирта, обжигу извести и глины, строительству плотов и кораблей, снабженных паровыми двигателями, даже к изобретению ткацких станков, хотя суукцам не нужны одежды. Целители рассматривают это как душевное заболевание, которое нельзя лечить – не потому, что нет снадобий, а по этическим соображениям: целители Суу-ка врачуют телесные недуги и не касаются души. Душа – не тот предмет, чтобы в нее вторгался посторонний; душа принадлежит не индивидууму, но роду, длинной цепочке поколений, обогащающих ее чувствами, опытом и памятью. Великая ценность – душа! Даже с вывихом, как у Фоги.

Существовал, однако, способ ее успокоить.

Хмыкнув еще раз, я произнес:

– Не думаю, у'шанг, что ты нуждаешься в моем одобрении. Может быть, в совете…

Я сделал паузу, и Фоги тут же встрепенулся:

– В совете? Каком?

– Сначала поделись своими планами – я имею в виду, как ты намерен поступить с этим летуном из рыбьих пузырей и дерева. Построишь штуковину посолиднее? С такой корзиной, чтобы поместиться в ней?

Его глаза вспыхнули.

– Да! Большой летун, а под ним – огромная корзина! И еще… Я слышал, что на восточном побережье моря Ки живет Ур'та, изготовитель красок… Он гонит из древесины бесцветную жидкость, горючую, но не такую опасную, как мой порошок… Слетаю к нему на дайре, попрошу – он не откажет! И тогда я сделаю толкатель! Такую, понимаешь, вещь, что если прицепить ее к корзине…

Я швырнул в него огрызком фрукта.

– Забудь об этом, недоумок! Забудь, во имя своего родителя и всех поколений предков! Я не хочу, чтоб мы сгорели в воздухе!