Солдат удачи - - Страница 56

Глинт хмыкнул, Птоз, почесав заросшую шерстью шею, пробасил: «Жабий корм! Может, то, а может, и нет!» – а Джеб скорчил недоверчивую гримасу.

– А где туман? Туман, фря, держится долго!

Опустив щиток визора, Дарт внимательно пригляделся. Туман над землей с обгоревшими пнями в самом деле отсутствовал, а дыра в центральной части седловины была незаметна – холм хоть и высок, но все-таки пониже перевала. Утес, похожий на булаву, торчал с правой стороны, трезубец – с левой, и у его основания виднелась обширная каменная осыпь. А кроме осыпи и пней – ничего! Никаких следов и признаков Голема… «Может, он расположился за скалой?» – мелькнула мысль. Дарт справился с желанием крикнуть, позвать – утес-трезубец в пластине визора казался таким близким… Но до него оставалось как минимум шесть лье, целый дневной переход, и кричать было бессмысленным занятием.

«Ничего, найдется завтра», – подумал Дарт. Его уверенность зиждилась на двух неоспоримых фактах: во-первых, Голему здесь ничего не угрожало, а во-вторых, он точно исполнял приказы. Велено ждать у скалы-трезубца – значит, будет ждать и не сдвинется без приказа ни на шаг.

За его спиной спорили Глинт и Джеб.

– Туман со временем оседает… Отец толковал – ползет обратно в дыру…

– Как же, фря, ползет!.. Да чтоб он сполз, должна миновать тысяча циклов! Или две! Папаша не говорил тебе от этом, жирный бурдюк?

– Папаша говорил о сотне циклов. А слышал он об этом от прадеда…

– А прадед – от своего деда… Видать, фря, сам-то по дырам не лазил!

– Ты, что ль, лазил, червяк вертлявый?

Ренхо прервал их перепалку:

– Так это место или нет? Что скажете, маргары?

Джеб хихикнул.

– Подойдешь поближе, нюхнешь туманчику, и ежели кишки вывернет, то самое место и есть. Мы, доблестный, пустим тебя вперед… тебя или красотку-ширу…

В голосе Ренхо прорезалась сталь:

– Ты, гнилой орех, о шире не болтай! О шире надо говорить с почтением! Не то, клянусь второй жизнью, я…

Дарт поднял щиток визора и, обернувшись, прервал начавшуюся перепалку:

– Место то самое. Туман не виден – темновато! – но есть другие признаки, горелые пни и земля в самой середине перевала.

– Ну, раз ты их разглядел в свою приближалку, выходит, так и есть, – отозвался Джеб.

Ренхо тоже успокоился, снял шлем и, задрав голову, посмотрел на сумрачное небо.

– Близится дождь… Синее время здесь проведем, выступим в красное, а к зеленому доберемся… Как думаешь, Дважды Рожденный, доберемся?

– Пожалуй, доберемся, – кивнул Дарт, озирая лощину и каньоны, рассекавшие отроги гор. Эти каньоны ему решительно не нравились – слишком хорошее место для засад и внезапных нападений. Его вдруг охватило томительное предчувствие; нахмурившись, он посмотрел на Ренхо и сказал: – Когда спустимся вниз, пошли разведчиков по обе стороны отряда. Пусть проверят ущелья в горах.

– Зачем, доблестный?

– Затем, что через них могут пробраться тьяни.

– Шутишь! Мы опережаем их на десять-двадцать циклов! Тьяни сейчас бредут по горам, груженные своим оружием и запасами пищи. У них нет бхо-носильщиков, и по воздуху они летать не могут.

– Кому известно, что они могут, а чего не могут, – буркнул Дарт. – Почтенный Нарата рассказывал мне, что тьяни в случае нужды передвигаются быстрее людей и не испытывают потребности в пище. Так что советую выслать разведчиков.

Он повернулся и начал спускаться к лагерю стражей границы. Его разбили с другой стороны холма, на пологом лесистом склоне, среди деревьев с сине-зеленой листвой. Плодов они не давали, зато веток, коры и мха было сколько угодно. Из веток уже сплели навесы, спасавшие от дождей, кора пылала в кострах, а груды мха служили постелями. С края, под отдельным навесом, стоял шатер Нерис, и рядом устроили ложе для Дарта. Как всегда. Видимо, Ренхо считал, что шира и ее защитник должны находиться поближе друг к другу, и даже, возможно, имел на этот счет особые инструкции.

То, что Нерис тоже отправилась в поход, стало для Дарта сюрпризом. Каким, он еще не решил, – просто неприятным или совсем уж тягостным. Из разговоров с Наратой было известно, что ширы не рисковали жизнью зря и появлялись у хранилищ в тот момент, когда ловушки обезврежены, зерна доставлены на поверхность и вокруг выставлена надежная охрана – не пара сотен стражей, а тысяч пять участников предполагаемого дележа. Дележ и был их основным занятием в балата: они определяли ценность зерен, сортировали их по назначению, откладывали долю для Трехградья, а также в качестве особой милости могли пробудить десяток бхо. Из этих функций вытекало, что Нерис явится в предгорья с войском доблестной Аланны или не явится вообще, если вопрос с трехглазыми не разрешится с полным успехом. В реальности все вышло по-другому: Нерис захотела сопровождать передовой отряд, а воля ее не подлежала обсуждению. Дарт, разумеется, тоже не спорил, однако старался не говорить с ней и держаться в стороне – хотя бы в светлое время цикла.

Расстегнув ремень с кинжалом и шпагой, он опустился на груду мягкого мха. Рядом стоял поднос – чаша с медовым напитком и приготовленные для него плоды, сочные и еще теплые. Дарт начал есть, то и дело прикладываясь к чаше, вертя головой и осматривая воинский стан. В центре его замерла, подогнув паучьи ноги, четверка бхо-носильщиков, самых крепких и лучших, какие нашлись в Долинах; груз – корзины с пищей, запасное оружие и скафандр – был с них снят и аккуратно сложен под навесом. Центральный навес окружали четыре других, по числу полусотен, и там суетились воины: одни таскали мох, другие готовили ужин, третьи присматривали за кострами. Треть дежурной полусотни уже стояла в охранении – Дарт видел, как тут и там поблескивают шлемы часовых и как лейтенант, помощник Ренхо, обходит их с мешком метательных раковин. Видно, воинские заботы были для пограничников делом привычным, и это успокаивало Дарта; ему не хотелось, чтоб повторилась история с даннитами.

Он прожевал мучнистый, напоминавший лепешку плод и покосился на палатку Нерис. Там все было тихо: вход занавешен, плотная ткань озарена изнутри слабым светом лишайника, и на ней – черное на сером – склонившийся женский силуэт; то ли молится, то ли ест или копается в своем мешке. «Скоро, – подумал Дарт, – скоро мы расстанемся… Так, как не расстаются ни здесь, ни на Земле, где все дороги коротки в сравнении с межзвездной бездной…» Запоздалое сожаление кольнуло его и, потянувшись за новым плодом, он пробормотал:

– Мон дьен! Не так уж она виновата… – А отхлебнув напитка из медовой смолки, добавил: – Женщин надо сразу ставить на то место, на каком желаешь их видеть. Но в подобных делах мне никогда не хватало умения.

Стемнело. Лагерь затих; костры едва тлели, люди исчезли, слившись с грудами мха, по листьям и ветвям навесов забарабанил дождь. Дарт лег, вслушиваясь в этот монотонный убаюкивающий шелест. «Все уйдет, все забудется», – мелькнула мысль. Все! И этот дождь, и Лиловые Долины, и река, по которой он плыл, и пылающие даннитские плоты, и темная тень мелькнувшего над ним маргара, и губы Нерис, и ее лицо… Вернется ли он на Анхаб с победой или с пустыми руками – неважно; в обоих случаях память о Диске принадлежит не ему, а Джаннаху. Его балару и прочим Ищущим… Таков уговор! Он – лишь бокал, который то наполняют, то опрокидывают под жерлом ментоскопа… И тот выпивает все – увиденное и услышанное, все запахи и звуки, печали, радости, движения души и даже вкус еще не съеденных плодов… Но Дарт не сожалел об этом, он думал лишь о тех воспоминаниях, что возвращались капля за каплей в этом странном мире, но не затрагивали его. Память о Земле, о родине, лица друзей и недругов, их речи и поступки… Гасконь, Париж, узкие улочки, мосты, таверны… желтый мерин с облезлым хвостом, ступающий среди луж… скачка под небом, усыпанным звездами… Кто бы ни возвратил все это, бог или дьявол, дар оказался драгоценным!

Но неужели придется его потерять? Или такие воспоминания, не относящиеся к Диску, принадлежат ему, и только ему?