Солдат удачи - - Страница 51

Дарт насторожился – кажется, еще одна тайна приоткрывалась перед ним. Пусть на первый взгляд бесполезная для Ищущих, но кто мог взвесить пользу неразгаданных секретов? И разве не сказал Джаннах, что Ищущим нужны не знания, а представление о мире Темных – как жили они, к чему стремились, куда ушли и по какой причине? Возможно, в словах Джаннаха скрывался намек, и в этом случае… «В этом случае, – подумал он, – ферал – не главная цель экспедиции, а повод, изобретенный для меня, дабы слуга не ощутил сомнения хозяев. Возможно, они не знали сами, что искать; возможно, информация о бхо была важней, чем образец ферала».

– Не понимаю, – Дарт покачал головой, – не понимаю, сир. Я путешествовал на бхо, который плавает по рекам, я видел бхо-носильщиков и бхо-копателей, я знаю, есть такие бхо, что могут двигать корабли… Но бхо не заменяют ни отцов, ни матерей. Как связаны они с таинством рождения?

– Все связано в этом мире, – заметил Нарата. – Будь терпелив, и я объясню. Увидишь!

Он скрылся под аркой, ведущей к трапезной, и, возвратившись, принес блюдо со сладкими фруктами и пару чаш из половинок ореха; блюдо и чаши опустил на землю и начал перекладывать плоды на бугристый камень-бхо. Они медленно погружались, таяли, исчезали, как древесный лист, и цвет камня стал меняться – поверхность уже не выглядела темной, а отливала киноварью и двигалась, чуть заметно трепеща и колыхаясь, будто камень ожил или превратился в тугой бурдюк, наполненный вином. Нарата, поглаживая странное существо, закончил кормление и закатил глаз, словно что-то вспоминая, потом с уверенным видом ткнул в один из крайних бугров; подождал, пробормотал: «Да будет с нами милость Элейхо!» – и ткнул снова, посильнее.

Дарт с любопытством приглядывался к манипуляциям старика. Они не походили на пробуждение зерен, и все же было нечто общее и в наблюдаемом действе, и в том, что творила Нерис, – какая-то особая торжественность, благоговение, флер сопричастности к высшим тайнам… Он глубоко вздохнул, когда оттенок камня начал меняться и на вершине, между бугров, запузырилась золотистая субстанция. Она поднималась, окруженная шапкой пены, и, видимо, сама была воздушной, влажновато поблескивавшей, ароматной.

Зачерпнув эту массу, старик отпил, вытер губы и наполнил второй сосуд.

– Отведай… Такого у Кази не подают!

Пена оказалась холодной, кисловатой, совсем непохожей на сладкие фрукты, и будто сама проскальзывала в горло. Запах ее будил у Дарта воспоминания о первом снеге, выпавшем в горах и смешанном с неведомыми пряностями – возможно, с теми, что привозили из далеких стран для королевского стола. Он пил, жмурясь от наслаждения и слушая, как бормочет шир-до: «…древний кормилец, очень древний… годится лишь лакомства делать да удивлять маргаров… а пользы что?.. пользы как от разбитого горшка…» Опорожнив чашу, Дарт с одобрением кивнул и протянул ее Нарате.

– Ты провидец, почтенный. Если мне повезет, я отыщу такой же бхо и заберу с собой – в счет обещанной мне доли.

– Ты не прогадаешь, – старик бережно коснулся камня. – Мы называем этот бхо кормильцем, но на самом деле он – целитель. Не такой, как Цветок Жизни, а предназначенный творить бальзамы, пока сила его не иссякнет и бхо не одряхлеет. Одни из них продляют жизнь тири, другие способствуют тому, чтобы у даннитов рождалось больше самок и чтобы самки тьяни плодоносили обильнее. Есть и предохраняющий наших женщин: они приносят четырех детей, пьют бальзам – один раз в жизни – и теряют способность к зачатию. Конечно, если желают того… Но выбор становится шире, понимаешь?

– Шире, – согласился Дарт. – Пожалуй, если найдется кормилец, я отдам его тебе. Ведь нынешний слишком стар и ты не можешь его заменить, не правда ли?

Нарата вздохнул, направился к нише, скрытой циновкой, и приподнял ее.

– Видишь этот ларец? Когда-то, в давние времена, он был наполнен… Сейчас в нем два десятка зерен – копатели, носильщики и бесполезный бхо, дарующий сны наяву… Не вещие сны, как посланные Элейхо, а те, в которых словно летишь над землей и видишь ее с высоты. Зачем он нам? – Старик снова вздохнул и добавил: – Тири, правда, очень ценят такие бхо… они, знаешь ли, любопытны…

– А что ценят тьяни? Только кормильцев?

– Нет. Тьяни – странные создания, не знающие радостей любви, ни гнева, ни печали, и даже боль они ощущают слабее, чем остальные роо. Они бесстрастны, не боятся смерти, но достаточно умны, чтоб сознавать свою ущербность… Я бы сказал, она их гнетет – хотя кто разбирается в чувствах тьяни? Они способны убивать и мучить без ненависти и с холодным сердцем… скорее всего даже не ведая, что творят… – Лицо Нараты помрачнело – должно быть, он думал сейчас о погибших даннитах и спутниках Нерис, которым не удалось добраться в Лиловые Долины. – Так вот, сын мой: есть бхо, преобразующее сущность и позволяющее стать на время зверем, или обитателем вод, или другим разумным существом, как бы превратиться в них и испытать их чувства. Сомневаюсь, понятны ли мои слова, но лучше мне не объяснить… Сам я никогда не видел такого чуда, но знаю: ради него тьяни готовы вырезать все население Долин.

«Ментальный проектор, – подумал Дарт. – Что-то вроде анхабских устройств, считывающих воспоминания…» Он опустил глаза, прижался спиной к стене, вслушиваясь в хрипловатый голос старца, перечислявшего другие бхо – те, что могли летать и плавать, двигать плоты и корабли, приближать далекое, делать видимым малое, исцелять, наделять ощущением счастья и даже мыслить и говорить. Одни встречались чаще, другие – реже, а третьих не видели никогда, но вспоминали о них как о реальности, о существах, служивших Детям Элейхо и спрятанных до поры до времени в еще не найденных тайниках. Вопросы «для чего?» и «почему?» граничили со святотатством; такова была воля Ушедших, непостижимая для роо. Но раз тайники удавалось найти, значит, существовал какой-то смысл в поисках, и в объяснении Нараты звучал он так: когда нет зерен бхо, то можно обойтись без них, но коль они есть, то возникает желание обладать ими – сильное неодолимое желание, ибо в чем-то они делают роо счастливее. Эта причина являлась общей, хоть разные бхо обладали для населяющих Диск народов разной притягательностью.

Когда старик закончил свой рассказ, небо потемнело, а тяжесть в членах, ставшая уже привычной, возвестила наступление вечера. Листья туи выглядели уже не багряными, а черными, старый бхо-кормилец распластался у древесных корней, словно готовясь прыгнуть в зев колодца, голос Нараты казался глуше, слова падали медленней, как падают первые редкие капли дождя, – видимо, шир-до устал. Брокат проснулся, вскарабкался Дарту на шею, но не за тем, чтобы поужинать, а чтобы пуститься в полет с возвышенного места. Сырой, напитанный влагой воздух ему не нравился; он пискнул, метнулся под арку и, трепеща крыльями, исчез в темноте. Старик проводил его взглядом.

– Почти разумная тварь… А знаешь почему? Предки его были бхо, огромными летающими бхо, и понимали человеческую речь. Об этом уже не помнят, но я читал древние хроники… Дети Элейхо спрятали зерна, но слуг своих уничтожать не стали, ибо живое – даже живое наполовину – было для них священным. И бхо жили среди нас и умирали или приспосабливались к жизни – те из них, кто мог давать потомство. Тем или иным способом, и временами очень непонятным… Одни могли делиться, другие – разбрасывать семена и прорастать в земле, как это делают деревья…

Дарт, пораженный, приподнялся.

– И где эти бхо теперь?

– Вокруг нас, и ты их видел, сын мой. Водяные черви, очистительный туман, деревья смерти и кое-что еще – туи, например, – ладонь Нараты коснулась древесного ствола. – Бхо, с которым можно говорить, которое передает твои слова другим деревьям, и многие их слышат – или как невнятный шепот, или вполне отчетливо.

– Я тоже могу услышать? – спросил Дарт. – Или этому нужно учиться?

– Нет. Надо помнить лишь об одном – не прикасаться к дереву вместе с другим существом. Не знаю, что делает туи… пробуждает память, соединяет разумы… не знаю! Но на больших расстояниях это безвредно, а на малых грозит бедой. Чаще тому, кто не привык говорить с туи.