Солдат удачи - - Страница 36

Он встал, пошарил в карманах скафандра, вытащил маленький цилиндрический контейнер и подошел к Цветку. Лишь рядом с ним стало понятно, как он огромен – овальная чаша высотой по грудь, которую с трудом обхватили бы четверо мужчин. Дарт заглянул внутрь, омочил пальцы в розоватой жидкости, попробовал на вкус – она оказалась слегка кисловатой и пахла на этот раз недобродившим виноградным соком. Наполнив контейнер, он повернул кольцо в его основании, и герметичная крышка захлопнулась с легким щелчком. «Как знать, возможно, этот бальзам станет не менее ценной добычей, чем проба ферала, – подумал он. – Нечто соприкасавшееся с плотью Ушедших Во Тьму и даже питавшее ее, если наша маленькая шира ничего не сочиняет…»

Вернувшись к ней, он снова опустился в мягкий мох, раздумывая, сколь щедро и с каким комфортом устроен этот мир. Целебные цветы, источник пищи Темных, а также изобилие плодов для их живых игрушек, для рами и даннитов, ко и тири и прочих рас, переселенных то ли добровольно, то ли в неразумном, еще животном состоянии… Стабильный климат и нерушимая экология – ни бурь, ни извержений вулканов, ни наводнений, ни прочих катастроф; континенты с эндемичной флорой, приспособленные для их обитателей; реки, по которым можно плавать у берегов, и охраняющие их чудовища, дабы никто не совался в чужой монастырь и не было повода для конфликтов; деревья смерти – для безболезненной эвтаназии, и туман, очищающий лес… Правда, кое-что выпадало из этой благостной картины – скажем, водяные черви и соплеменники Вау с их мерзкими привычками. Но Дарт резонно полагал, что это – результат мутаций, произошедших с течением времени. Черви скорее всего были водными санитарами, такими же, как очистительный туман на суше, а криби качались на деревьях, ели жуков да гусениц и доставляли не больше хлопот, чем стая мартышек.

Другое дело – бхо! Дарт понимал, что Темные не зря упрятали их в защищенных хранилищах – значит, эти квазиживые механизмы были запретными для туземцев. Тут крылся некий парадокс, в котором он хотел бы разобраться, однако данных для обоснованных выводов не хватало. Если бхо – не для туземцев, то почему их не уничтожили? А если бросили за ненадобностью, то почему защитили? На первый вопрос он не имел ответа, а что до второго, то тут возникли целых две гипотезы. Бхо – во всяком случае, те бхо, которые он видел, – были безобидны и не несли иных опасностей, помимо тех, какими балует цивилизация ленивцев. Транспорт, быстрое безопасное передвижение, а кроме того, строительство жилищ да производство пищи и предметов быта – вот безопасная цель технологии. Но Темные, возможно, не желали, чтоб здесь возник технологический прогресс; возможно, им хотелось, чтоб этот мир пошел иным путем, отличным от путей Земли, Анхаба и множества других планет. Скажем, более духовным, ведущим к ранней зрелости, не оставляющим места для сожалений об упущенном… Тех сожалений, отзвук которых звучал в словах Констанции.

Однако эта гипотеза была неконкретной и смутной, и потому Дарт более склонялся ко второй. Вполне возможно, Темным не хотелось, чтоб их имущество делили силой; они могли предвидеть кровавые конфликты между туземцами, истребление слабых, торжество жестоких, битвы и побоища – вроде случившегося прошлым утром. Такую гипотезу подтверждало многое – и то, что он узнал от Нерис и Рууна, и то, что видел сам; вывод же был очевиден: период балата – не лучшее время в здешних краях.

Вполне разумный вывод, и тем не менее Дарту чудилось, что все его логические выкладки базируются на шаткой почве непроверенных догадок и произвольно толкуемых фактов. Ясным было одно: Ушедшие Во Тьму стремились не допустить своих наследников в хранилища. Наследники же проявляли настырность и, не пугаясь молний Элейхо, лезли в запретные места… Но почему? В чем состояла особая ценность бхо? В том, что с их помощью можно гнать плоты, плавать по рекам и перетаскивать тяжести? Не слишком важные проблемы… В конце концов, имея понятие о кораблях, веслах и парусе, можно соорудить и телегу. Пожалуй, нашлось бы, кого в нее запрячь…

Отчего же бхо считались сокровищем, равновеликим жизни и пролитой крови? Этого Дарт не понимал, и в результате вся его конструкция повисала в воздухе.

Ракушки джелфейра, мерцавшего на шее Нерис, порозовели. Он поднялся, сорвал оранжевый плод, затем углубился в лес на пару десятков шагов и отыскал кусты с какими-то мелкими, но очень вкусными ягодами – они таяли на языке и освежали рот. Поедая их, Дарт снова подивился царившему здесь изобилию. Пища, первая потребность всякого живого существа, тут не являлась проблемой; лес, собственно, был не лесом, не джунглями и не тайгой, а плодоносным садом. Фрукты, ягоды, стебли, коренья – с разным вкусом, разной формы, цвета, величины и в потрясающем разнообразии… Скольких мог прокормить этот лес!

Когда он вернулся, начало светлеть, и листья дынных деревьев, свернутые в трубочки ночной порой, стали распрямляться, превращаясь в большие темно-синие треугольники с резными краями. Нерис уже проснулась и приводила в порядок тунику и свои волосы.

– Пойдем к реке? – спросил Дарт, протянув ей в ладонях горстку ягод. Она принялась жевать их, покачивая головой.

– Нет. Тьяни, лысые отродья, обогнали нас, флот даннитов уничтожен, и не приходится ждать от хвостатых помощи. В Лиловых Долинах не знают об этом… Надо бы их предупредить.

– Как? Послать к ним Броката? Он хорошо поел – может, и долетит…

Шира, не принимая шутки, строго посмотрела на него.

– Не долетит, но я его пошлю. Пошлю, чтоб поискал багровое дерево туи. Обычно хоть одно растет вблизи Цветка…

– Тут только синие деревья, – Дарт бросил взгляд в лесную чащу.

Нерис небрежно повела рукой.

– Да, синие, серые и голубые, как всюду в наших краях. Источник плодов и коры для одежд – вот и все, на что они годятся. Туи же – особое дерево, помощник просветленных шир; прикоснувшись к нему, услышишь многое и многое узнаешь – и о себе, и о других… – Сделав паузу, она пояснила: – Я прошепчу ему несколько слов, и они долетят до Нараты в Лиловых Долинах, а от него старейшие узнают новости… может, пошлют стражей границы встретить нас.

– Нарата? – Дарт почесал горбинку носа – вроде бы такое имя прежде не упоминалось. – Кто он, сударыня? Этот Нарата с тонким слухом?

– Один из старейших. Мой родич, хранитель дерева туи и зерен бхо. Мудрый человек, если можно такое сказать о мужчине.

Она принялась тормошить Броката. Тот недовольно запищал, цепляясь маленькими коготками за тунику и ожерелье, но Нерис подбросила его в воздух, крылья зверька развернулись, и он, не открывая глаз, закружился над поляной, вереща:

– Сспать… Бррокат сспать… сспать…

– Не спать. Искать!

Вероятно, мысль о поиске вдохновила Броката: его полет стал уверенней, усы встопорщились, глаза открылись и засверкали темными бусинами. Над головой Дарта прошелестело:

– Бррокат исскать… вссегда исскать… Чтто?

– Туи. – Веки Нерис на мгновение опустились, но тут же, взмахнув ресницами, она вытянула руку к лесной чаще. – Думаю, там. И думаю, недалеко. Лети!

Брокат исчез среди мохнатых древесных стволов. Стайка небольших птероидов – серые шкурки, желтые кольца вокруг глаз – вынырнула из листвы, рванулась следом, но, наткнувшись на какой-то яркий лоскут, паривший в воздухе, закружилась рядом с ним, играя. Лоскут зашипел, плюнул струйкой бесцветной жидкости. «Бабочка?..» – подумал Дарт, вопросительно взглянув на Нерис.

– Путта, – пробормотала она. – Неопасное существо, но его выделения обжигают, подобно целебным корням хрза. Ну что стоишь, маргар? Собирайся! Бери мешок, идем!

– Слушаю и повинуюсь, просветленная. – Взвалив ношу на плечо и бросив последний взгляд на алый цветок и останки бхо-носильщика, Дарт направился к лесу.

Они прошагали с четверть лье среди покрытых мехом дынных деревьев, обогнули большую темную лужу – Глотающий Рот, заполненный не водой, а вязкой, растворяющей органику субстанцией, миновали несколько поросших сизыми мхами лужаек, а затем ручей, где резвились маленькие зверьки с лапами, подобными плавникам, и длинными гибкими хвостами, извивающимися, словно водяные змеи. За ручьем, который путники преодолели вброд, высилась роща деревьев харири с доскообразными стволами, а дальше характер местности переменился: тут, среди синих травяных зарослей, скрывавших человека с головой, торчали обломки яшмовых скал – массивные, багрово-красные, с серыми и оранжевыми прожилками. Одни из них, округлые или плоские, как могильные плиты, были Дарту по пояс, другие, превосходившие размерами дом, вздымали к небу зазубренные вершины; поверхность скал была изрезана трещинами, и кое-какие из них могли сойти за целые пещеры.