Вечер теплый, вечер талый. - Афанасьев Роман Сергеевич - Страница 3

Над толпою взвился новый крик, и капитан бросился вперед, пробиваясь сквозь строй мохнатых тел.

Около каменного бортика в землю были вбиты два деревянных столбика. К ним привязали двух мохнатых существ: маленьких, едва доходивших капитану до пояса. Их головы украшали маленькие рожки, у каждого был хвост с кисточкой, а на ногах копытца. Черти. Вернее чертята. Около них стояли Фея и Тролль.

– Ого-го, – крикнули из толпы. – А вот и самозванец! Пусть поучаствует, раз ему так хочется побыть человеком.

Фея улыбнулась, поманила пальчиком к себе. Капитан на негнущихся ногах сделал шаг вперед и увидел, что в левой руке Фея держит нож с длинным узким лезвием.

– Попробуй, – тихо сказала она. – Это впечатляет.

– Вы что тут делаете? – хрипло осведомился он. – Зачем вы их мучаете?

– Мучаем? – удивился Тролль. – Мы просто развлекаемся!

Он нагнулся к одному из чертят, и отхватил кусок лохматого уха длинными клыками. Чертенок пискнул.

– Никто никого не мучает, – подхватила фея. – Мы что, люди?

Она присела на корточки и вонзила свой нож в плечо второму чертенку. Тот только слабо дернулся. Не обращая внимания на застывшего от ужаса капитана, Фея припала к открытой ране алыми губами.

– И мне! – закричали из толпы. – И мне дайте!

Его толкнули в спину, и сразу стало тесно: толпа бросилась к фонтану, обтекая застывшего человека с двух сторон. Спины – зеленые, пупырчатые волосатые с крыльями и без, – закрыли от взора капитана столбы с чертями, и над толпою снова взвился крик боли.

– Назад, – закричал капитан. – Назад!

Он вскинул автомат, нашарил негнущимся пальцем спусковой курок, нажал… И яркая вспышка заслонила окружающий мир.

– Саня, – позвал он, трогая за плечо лежащего перед ним солдата. – Саня!

– Оставь его, Лешка, – донеслось из-за спины. – Оставь.

– Нет, он живой, живой!

– Не трогай его, майор, дай человеку отойти спокойно.

Майор Алексей Викторович Семгин, он же просто Лешка, поднялся и отвел взгляд от умирающего. Улица пуста. От нее остались только развалины каменных домов и перекошенные фонарные столбы. Бои за город были тяжелыми, фрицев, сопротивлявшихся до последнего, приходилось выбивать из каждого подвала.

– Лешка очнись, они сейчас будут выходить.

Майор вздрогнул, нашаривая автомат на плече. Вот она – дверь, ведущая в подвал. Вернее то, что от нее осталось. Там внизу – кучка немцев, притаившихся, решивших пересидеть атаку русских в убежище. Санька первым сунулся в этот подвал и заработал пулю. Остальные, окружив выход, изрешетили очередями дверь, подбросили внутрь ручную гранату, разворотившую косяк, и стали ждать.

Фрицы сдались, – деваться им было некуда. Сейчас они должны были выходить. Алексей, направив автомат на дверь, крикнул:

– Выходи! Без оружия с поднятыми руками!

Дверь в подвал тихонько толкнули изнутри, и она рассыпалась в щепки.

– Нихт шисн! – раздалось из темноты. – Гитлер капут!

– Выходи! – крикнул майор. – Без оружия!

Первым шел тощий парень, совсем еще мальчишка. В правой руке он сжимал носовой платок, бывший когда-то белым. Грязные, черные как черти, давно не бриты. Шинели заляпаны пятнами сажи и жира. Немцы.

– Отвоевались падлы, – прошипел один из солдат за спиной майора.

– К стене, – скомандовал Алексей, – к стене, суки!

Десять человек в грязных шинелях испуганно жались к стене дома, выщербленной сотнями пуль.

– Нихт шисн, – жалобно повторил мальчишка. – Гитлер капут!

Алексей почувствовал, как сердце гулко стукнуло в груди, наливая тело гневом. Вот. Они. Здесь. Ненавижу! Его пальцы сами нашарили спусковой крючок, метал приятно холодил палец. Всех. Их. В клочья!

Его кто-то тронул за ногу и Алексей резко повернулся. Никого. И снова, за ногу рукой...

– Санька! – Прошептал он, нагибаясь к солдату, – Санька!

Тот открыл глаза и едва слышно прошептал:

– Командир, не надо.

– Ты что, Санька, – зашептал майор, падая на колени перед солдатом, – ты о чем?

– Не стреляй, – прошептал тот, – не надо... Они же сдались.

– Ты что Санька, ты что!

Солдат вытолкнул языком изо рта бурый сгусток и закашлялся. Брызги крови алой сыпью легли на щеку Семгина.

– Не надо майор. Они без оружия. Они же сдались.

– Санька да ты что, они же нелюди! Они тебя…

– Командир, ты же человек... настоящий человек. Будь таким до конца...

Солдат закашлялся, вздрогнул. Голова бессильно откинулась на брусчатку.

– Отряд! – крикнул майор, поднимаясь на ноги. – Вязать! Всех вязать сукиных детей! И назад, в тыл!

Он вскинул автомат и выпустил в воздух весь магазин.

При первых же выстрелах толпа бросилась врассыпную. Потом чудовища опомнились, обернулись, но было поздно. Когда магазин кончился, майор достал из кобуры трофейный парабеллум и продолжил стрельбу. Его глаза застилал алый туман гнева. Внутри все бурлило и кипело, в голове метались неясные образы... сейчас он помнил только одно – как убивать.

Когда кончились патроны, и щелкнул вхолостую боек, он очнулся. Взору предстала знакомая до боли картина. Груда окровавленных тел, предсмертные судороги, стоны умирающих… Все как всегда.

У самого бортика лежали Фея и Тролль – им досталась самая первая очередь. Семгин сунул пистолет в кобуру и пошел вперед к ним. По дороге он подобрал нож, оброненный кем-то из толпы, и сжал в кулаке.

Остановился он около Феи. Ее черные волосы слиплись от крови, черное платье стало бурым, но она была еще жива. Майор наклонился, присел на корточки, чувствуя, что все это уже было. И не раз.

Белое лицо Феи было усеяно мелкими брызгами черной крови. Алые губы шевельнулись и она чуть слышно прошептала:

– Кто ты?

– Я человек, – отозвался он. – Алексей Викторович Семгин. Майор Советской Армии.

– Человек, – прошептала она и попыталась улыбнуться. – Никто из нас и подумать не мог, что ты окажешься настоящим человеком. Чудовищем.

– Да, – тихо ответил майор. – Я чудовище. Везде где появляюсь, там смерть, кровь, страдания и муки. Мы убиваем друг друга и самих себя. Мы такие, какие есть. Мы одновременно и добро и зло, мы мечемся от одного к другому, раздираемы на части противоречиями... Но есть грань, которую даже самое ужасное страшилище не должно переступать. И переступивший эту грань, пусть у него две руки и две ноги и даже человеческое лицо, – уже не человек.

– Человек, – тихо повторила Фея, облизнув окровавленные губы. – Ну так убирайся обратно!

Она вскинула руку, словно хотела ударить майора по губам. Он отшатнулся, поскользнулся в луже крови, упал на спину и ударился затылком о каменный бортик фонтана. Из глаз посыпались искры, темнота навалилась душным облаком…

– Майор! Майор! Лешка!

Алексей вздрогнул и открыл глаза. Он лежал на усыпанной кирпичами мостовой, уткнувшись носом в скрещенные руки. Прямо перед ним стоял разбитый танк, за которым он прятался. Рядом лежал лейтенант Тахадзе, он то и кричал:

– Ты что, заснул что ли! Граната! Граната нужна!

Майор мотнул головой, выбрасывая из памяти остатки странных видений, и выглянул из-за разбитой гусеницы. Там впереди, на улице что простреливалась со всех сторон, залегли его солдаты. Чуть выше, где улица шла в гору, нервно ворочал башней немецкий танк. Вот он дрогнул и покатил вперед, рыгая черными клубами гари. Сбоку маячили серые тени – вражеская пехота шла за танком. Немцы шли медленно, не торопясь. Чуть что – прятались за спину железного чудовища.

– Ну! – в бок больно толкнули.

– Нет гранаты, – отозвался майор, – нету!

Тахадзе грозно засопел и отполз в сторону, примерясь – как бы добраться до угла дома, где засел запасливый Федоров. У того наверняка сохранилась противотанковая граната.

Семгин высунулся из-за гусеницы и навел автомат на тени, что крались за танком. Железяку, конечно, не взять, но хоть пехоту пугнуть.