Путешественник - Бенцони Жюльетта - Страница 58

Роза пожала плечами.

— Вы идете или нет? Время не ждет!

— Не беспокойтесь, я иду!

Сад был невелик. Сделав всего несколько шагов, Гийом очутился рядом с Агнес. Она сидела на небольшой каменной скамейке и, услышав его шаги, встала. На ней по-прежнему было свадебное платье, но вместо вуали декольте закрывал кружевной воротничок. Ее поза выражала усталость, а вокруг глаз — или то была тень от цветущих кустов? — залегли синяки. Гийом остановился в нескольких шагах от нее.

— Я думал, что нам больше не о чем говорить, — сказал он.

— Осталось только одно. Поскольку речь идет о семейной тайне, прошу отнестись к ней подобающим образом…

— Даю вам честное слово, но почему вы решили доверить ее мне?

— Я думаю, она вас заинтересует. Но, прежде чем открыть ее, я хотела, чтобы все было позади. Теперь я могу говорить. Да будет вам известно, господин Тремэн, что я не дочь графа де Нервиля. Во время одного из его бесконечных отсутствий, когда он был в Версале, моя мать, оставшись одна в Нервиле, полюбила мужчину, офицера Королевского флота.

— Что вы сказали? — вымолвил пораженный Гийом. Она жестом остановила его.

— Дайте сказать, у меня мало времени. Итак, она его полюбила настолько сильно, что решила сохранить ребенка, зная, какой опасности себя подвергает. Я родилась, а моя мать через несколько месяцев умерла… но не от беременности.

— Опять этот негодяй?..

— Возможно! Одна Пульхерия знает правду, но отныне господин де Нервиль в ответе лишь перед Богом! Вот о чем я хотела вам сообщить. А теперь прощайте!

— Нет! Не уходите!.. Почему нельзя было рассказать этого раньше?

Она еле заметно улыбнулась, но глаза ее остались серьезными.

— Вы говорили, что любите меня, и я была в этом уверена. Но я хотела проверить вашу любовь… И проверила. Прощайте!

Подобрав пышное платье, она выбежала из укрывавших их пионов, оставив сраженного Тремэна в таком ошеломлении, что он даже не подумал побежать вслед за молодой женщиной. Да и зачем? Теперь было слишком поздно: он потерял Агнес, и потерял по своей вине…

С большим трудом ему удалось выбраться из отеля Меснильдо незамеченным, после чего он добежал до своей комнаты, которую постоянно резервировал в гостинице «Гран Тюрк», закрылся в ней и потребовал, чтобы его ни под каким предлогом не беспокоили. Там, в окружении одних лишь флаконов, он стал методично напиваться, не желая слушать даже Феликса, ломившегося в дверь и умолявшего открыть, пока, наконец, под утро не свалился мертвецки пьяным. Только так ему удалось усыпить свое безжалостное воображение и прогнать возникавшие в нем невыносимые картины…

Лишь через сутки Варанвиль смог к нему войти. Да и то ему пришлось позаимствовать у садовника лестницу, чтобы пролезть в окно…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

БОЛЬШОЙ ДОМ

1786

Глава X

ПЕРВЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ…

Двое мужчин и с ними молодая женщина обошли весь дом. Потом они направились к столу и привезенным из Малайзии креслам из ротанговой пальмы, стоявшим возле большого дуба. Гийом специально сохранил его, когда корчевали деревья, и теперь он украшал зеленый травяной ковер, разостланный перед входом. Впрочем, из всего сада можно было показать лишь один этот уголок, так как парк даже не был целиком спроектирован и посажен. Но этого было достаточно для того, чтобы представить себе, каким он будет.

Госпожа де Бугенвиль устроилась в кресле среди подушек из набивного кретона, разложила свое широкое белое муслиновое платье в синюю полоску, подняла очаровательный носик, склонила набок голову, желая охватить одним взглядом весь дом, и заявила:

— Очень красивый дом, господин Тремэн, искренне поздравляю. Я бы от такого не отказалась!

Ее муж засмеялся.

— Вы могли бы стать первой женщиной, которая, увидев новый дом, не захотела бы его иметь. Согласен, что этот дом соблазнителен, но у вас их уже три, и потом ведь можно перекрасить стены… Тогда желание пройдет.

Они обменялись заговорщицкими улыбками в знак полного взаимопонимания, и теперь уже Гийом им позавидовал. Какая удивительная пара! При тридцатилетней разнице в возрасте так подходить друг другу…

Свежая, словно ветка пахучей сирени, и такая же тонкая и гибкая, Флора де Бугенвиль, в девичестве де Монтандр, была поистине восхитительна: золотистые волосы обрамляли ее одухотворенное лицо и голубые, похожие на летнее небо глаза. Муж ее, казалось, был навеки защищен от старости благодаря суровой жизни моряка и привычке к физическим упражнениям. Тело его было по-прежнему послушным и крепким, молодое лицо отличалось живыми глазами, а рот был всегда готов улыбнуться, обнажая крепкие зубы. Он все еще был очень похож на того самого молодого офицера, который часто бывал в доме доктора Тремэна, странствовал по лесам и был принят за своего в индейском племени, — каким его помнил Гийом.

Правда, воспоминание его было омрачено последними проведенными в Квебеке часами, когда их насильно посадили на следовавший во Францию корабль, ведь мальчик винил в этом Бугенвиля: он считал, что друг не оправдал его доверия и что, заставив его покинуть любимую страну, он совершил плохой поступок…

Его отношение к нему проявилось на свадьбе Феликса и Розы, состоявшейся за пять дней до этого, где он столкнулся с этим бывшим адвокатом высшего суда в Париже, который стал сначала пехотным полковником, а затем, совершив удивительное кругосветное путешествие, превратился, как он того и хотел, в настоящего моряка и даже командовал эскадрой. Он заговорил с ним учтиво, но чрезвычайно холодно, тогда как Бугенвиль не скрывал своего изумления.

— Гийом Тремэн? Неужели вы тот самый мальчуган, которого я давно знал в Канаде и который так любил море? Вы удивительным образом его напоминаете, точнее, это он походил на вас, подобно тому как эскиз походит на законченный портрет.

— Я и то, и другое, сударь… и с радостью пользуюсь случаем, чтобы поздравить вас с замечательными успехами! Вы, можно сказать, полностью осуществили ваши мечты?

Бугенвиль был слишком тонок и опытен в светском общении, чтобы не уловить сухой тон, жесткую манеру и враждебность в этом особом взгляде, подобного которому никогда не встречал.

— Даже не верится, — медленно произнес он, всматриваясь в худое, будто бы вырубленное лицо, — что вы действительно тот самый привлекательный мальчик. Мы были друзьями…

— Прекрасно помню, сударь. Помню и то, что просил вас о помощи, а взамен был выставлен с матерью из Квебека без всякой надежды на возвращение.

— И вы на меня за это сердитесь?

— Да. Так же, как я сержусь на англичан; как сержусь на американцев, которые, воткнув нам нож в спину, имели наглость просить короля Франции о помощи; как сержусь на…

Бугенвиль взял Гийома за локоть.

— Успокойтесь, прошу вас! Нам следует обо всем подробно поговорить, и вы поймете, что тогда у вас и госпожи Тремэн не было другого выхода… Может быть, позже, после церемонии…

Церемония же была совершенно очаровательной и проходила на фоне замка Шантелу, погруженного в добродушную прелесть деревенской свадьбы, не лишенной, впрочем, изящества. Роза, желая еще больше понравиться тому, кого сумела завоевать в нелегкой борьбе, сделалась еще тоньше и вся сияла в короне из белых цветов, из-под которой выбивались, путаясь, небольшая кружевная вуаль и ее роскошная рыжая шевелюра. Феликс был великолепен в синей с красным форме офицера Королевского флота. Ведь именно туда он должен был скоро вернуться на службу — настоящий триумф невесты, которой пришлось принести в жертву свою любовь, чтобы уговорить его на этот поступок.

— Вы так же созданы для земледелия, как я для того, чтобы стать аббатисой! — как-то заявила она ему. — Когда вы любуетесь морской стихией, то похожи на сбившегося со следа спаниеля. Вернитесь к ней! Для меня она лучшая соперница, чем женщины, к которым вас может толкнуть разочарование.

— Вы придаете столь мало значения моей любви к вам? — спросил молодой человек, не веривший своим ушам.