Огнерожденный - Афанасьев Роман Сергеевич - Страница 5

4

Караван они догнали на следующий день, к вечеру. Шли быстро, не таясь, прямо по дороге. Танвар сказал, что слежки можно не опасаться, дескать, он такое дело нутром чует. Но Фараху показалось, что на самом деле северянин просто устал от горных тропок и решил, что по дороге будет идти удобнее. Наверно, так оно и было, но подмастерье не решился высказать свои предположения вслух.

Они шли по утоптанной дороге, ведущей от Эшмина к Башмину. Альташ, большая деревня, остался восточнее. К счастью караван, немного задержался, иначе бы его пришлось нагонять дня два.

По дороге говорили мало. Северянин не привычный к жаре, быстро устал, и постоянно прикладывался к бурдюку с подкисленной водой. В конце концов, Фарах отобрал бурдюк и сказал, что так много пить нельзя. Неожиданно северянин согласился. Теперь он брался за бурдюк только тогда, когда ему разрешал подмастерье, знавший, сколько воды нужно пить в жару.

Танвар оказался приятным спутником. Не смотря на разбойничью внешность, он сразу пришелся Фараху по душе. Северянин казался добрым и открытым, иногда до простоты. Про таких в Эшмине говорили: что на уме то и на языке и худа от них не ждали. К тому же оказалось, что северянин не так уж стар, как показалось вначале. Ему было всего тридцать лет. Конечно, по сравнению с Фарахом, он выглядел самым настоящим опытным мужчиной, воином, побывавшим во многих переделках. Но Фараху, привыкшему общаться с дедом, Танвар представлялся скорее старшим братом, нежели наставником. Так что и общались они почти на равных.

Шли быстро. Пыльная и сухая дорога сама ложилась под ноги, и казалось, звала за собой, манила в новые земли. Горы вскоре остались позади, и они вышли на холмистую равнину. Строго говоря, настоящие горы начинались от Эшмина, и простирались далеко на юг, до самой пустыни Бога Огня, где почти никто не бывал. А здесь располагались лишь большие холмы, поросшие редкой травой, жесткой как ювелирная проволока. Но северянин упорно именовал их горами, и проклинал их почем зря.

Фарах, привычный к долгим прогулкам шел ровно – не быстро и не медленно, берег дыхание и силы. Танвар же, одетый в кольчугу, изнемогал от жары и постоянно останавливался перевести дух. К счастью, подмастерье, привыкший к родным местам, догадался повязать голову северянина чистым полотенцем, захваченным из дома. Так что голову ему не пекло, но с повязкой на голове Танвар стал еще больше походить на разбойника.

К вечеру, когда солнце стало закатываться к западу, норовя нырнуть в холмы, северянин выдохся. Он остановился посреди дороги, беспомощно оглянулся по сторонам и позвал Фараха, шедшего впереди.

– Эй, парень! Фарах!

Подмастерье остановился и подождал, пока северянин его догонит.

– Вот что, – сказал Танвар. – Не могу я больше. Ты скачешь как горный козел, а я совсем выдохся. Надо сделать привал и чего-нибудь погрызть. Я уж не мечтаю в волю напиться, но горло промочить надо. Оно у меня забито пылью. Еще немного и буду ею пердеть.

Фарах улыбнулся. Шуточки северянина, которые не решился бы повторить в слух даже кузнец, – главный сквернослов деревни, – ему нравились. Он тоже был не прочь отдохнуть, и собрался уж сказать об этом спутнику, но в этот момент ему послышался странный звук. Танвар продолжал проклинать пыль и жару, шумно жаловаться на сушь, так что подмастерью пришлось схватить его за руку.

Северянин моментально замолчал, насторожился, и положил ладонь на рукоять меча.

– Что это? – шепотом спросил он, услышав, наконец, тот же звук что и Фарах. В тоже мгновение довольно ухмыльнулся, и сам ответил на свой вопрос:

– Это же быки!

Подмастерье согласно кивнул, мысленно выругав себя за то, что сразу не узнал звуки. Это действительно были южные быки, – большие рослые животные, заросшие густой рыжей шерстью. Они были очень сильны и неприхотливы, за что весьма ценились. В Эшмине их не держали, деревня не настолько богата, но Фарах уже видел этих животных, правда, давно – лет пять назад, во время путешествия на юг. Надо же, их голос.

– Пошли, – подхватился Танвар, – давай быстрей. Это караван, мы его догнали!

Он вскинул на плечо мешок, поправил полотенце на голове и решительно зашагал по дороге. Казалось, у него открылось второе дыхание. Вся его усталость пропала, и теперь Танвар выглядел посвежевшим, словно и впрямь напился досыта холодной воды.

– Идем! Да побыстрее, растяпа! У меня место в караване оплачено, и припасы отложены. Если только их еще не сожрали эти жадные дети собак.

Подмастерье улыбнулся и поспешил за спутником. В самом деле, если погонщики добрались до запасов северянина, то им придется не сладко. Судя по всему, Танвар был скор и на слова и на дела.

Караван они увидели сразу, едва свернули за очередной холм. Десять быков, две повозки и восемь человек – вот и весь караван. Что и говорить, не много. Фараху доводилось за время скитаний видеть караваны и по двадцать, тридцать повозок, но здесь, в краю деревень, и две повозки – караван.

Погонщики разбили лагерь у подножия большого холма. Между двух повозок разожгли костер, и теперь люди суетились у него, деловито переговариваясь. Быки стояли спокойно, но порой издавали утробные звуки, словно жаловались на свою нелегкую судьбу. Их то и услышали путники.

Танвар шел быстро, почти бежал, и подмастерье едва поспевал за ним. Караванщики, заприметив путников, сначала всполошились, похватали из повозок оружие, но, видя что гостей всего двое, успокоились.

У самых повозок Танвар сбавил ход и подождал Фараха.

– Слушай, – сказал он, – они по северному плохо лопочут. Ты уж пообщайся с ними, смотри, чтоб нас не обжулили. Тут только зазевайся, мигом без порток останешься. И поменьше трепись о том, куда идем. И о смерти деда – никому не слова! Идешь со мной в Башмин на базар и вот и все дела.

Фарах кивнул, и они неспешно подошли к костру. Шли нарочито медленно, не торопясь, подчеркнуто держа руки на виду. В последнее время на трактах пошаливали разбойники, поэтому не стоило понапрасну волновать караванщиков. Они стали около костра, вглядывались в гостей и держа оружие наготове – кто деревянную пику с дрянным медным наконечником, доставшуюся от деда, кто палку окованную железом, кто нож. Всего их было восемь.

В сгущавшихся сумерках Фараху было плохо видно их лица, но крайнего слева он сразу признал – по халату. Халат знатный: толстый, с двойным воротом, сшитый из зеленых и красных клочков материи. Ужасен на вид, и одеть его мог только Хасир – торговец из Башмина, иногда заглядывающий в деревню Фараха. Сам Хасир считал, что халат замечательный и не расставался с ним ни на день.

– Хасир! – крикнул подмастерье, подходя к костру. – Хасир, это вы?

Обладатель примечательного халата подался вперед, опустил дубинку и вгляделся в темноту.

– Фарах? Молодой кузнец! Ты ли это!

– Я!

– Хо! – крикнул торговец. – Почтенные, опустите оружие! Я знаю этого мальчишку!

– А я, – северянина. Это он обыграл меня три дня назад в кости! – подал голос один из караванщиков. – Эту бледную шкуру зовут Танвар.

Северянин, державшийся поодаль, услышав свое имя, заулыбался и ткнул себя пальцем в грудь.

– Подходите гости, подходите, – заволновался Хасир. – Садитесь к костру! Ночь на дворе, не след в одиночку бродить в темноте!

Караванщики повеселели, загомонили, наперебой приглашая путешественников присоединиться к ужину.

Танвар и Фарах подошли к костру и разделились. Подмастерье уселся рядом с Хасиром, а северянин сел с другой стороны костра, рядом с знакомым караванщиком. В руках у него моментально появился бурдюк с кислым Башминским вином и глаза его радостно заблестели.

– Каким ветром тебя занесло так далеко от Эшмина? – Поинтересовался Хасир, присаживаясь рядом с подмастерьем.

– Иду в Башмин, – ответил Фарах. – С Танваром. Это друг деда, надо его проводить.

– Уважишь гостя, и тебе почет и ему радость, – согласился торговец. – Вот, возьми.