Всадники смерти - Абнетт Дэн - Страница 32

— Это неправильно, — сказал Билидни.

Герлах вздохнул.

— Есть порядок, — продолжал ротный. — Нести знамя — большая честь. Надо быть опытным, чтобы делать это. Ротный Билидни не хочет, не желает оскорблять людей в роте, таких, как Максим, как Митри, как Сорка, как Ифан. Все ждут чести нести знамя.

— Я понимаю.

— Но это особый случай. Это правильно. Вебла должен нести знамя. Люди в роте это поймут. Или Билидни даст им по голове.

— Спасибо, ротный. Я исполню свой долг и не посрамлю звание… — Герлах чуть не произнес «демилансера Карла-Франца», но сдержался и вместо этого сказал: — …солдата.

— Ротный Билидни знает это, Вебла. Ротный Билидни не глупый человек.

— Конечно.

— И не трус.

— Совсем не трус.

Герлах взял флягу и выжал из нее остатки кумыса.

— Куда мы поскачем завтра?

— Никуда.

— А послезавтра?

— Тоже никуда.

— А потом?

— Если рота Дашики не вернется через два дня, мы поскачем на север и на запад, в станицу Либия. Туда приказано вернуться полку, если враг слишком сильный.

Тем временем взошли обе луны, очень яркие на фоне черного неба. В лунном свете фигуры мужчин отбрасывали длинные тени на городские ворота.

— Можно еще спросить тебя, ротный?

— Яха. О чем?

— Ну… — Герлах улыбнулся. — Что значит «вебла»?

— Яха! Ты спроси Бородина. Мастер лошадей и металла знает правильные слова. А теперь идем, Вебла. Идем в зал. Мы выпьем тост за то, что ты — знаменосец роты.

Герлах вздохнул и последовал за массивным силуэтом ротного.

Рассвет растекался на горизонте, как сметана, вылитая в черную воду. Свет, клубясь, свертывался и вытеснял темноту.

— Извини за коня, — сказал Бородин Герлаху, как только тот, проснувшись, вышел во двор. — Здешние дети очень возбудимы.

Герлах прошел через двор и отыскал Саксена. Конь был бодр и, казалось, прекрасно себя чувствовал. От хребта до брюха он был белым, а брюхо было кроваво-красного цвета. Граница двух цветов была четкой и ровной. От брюха по шее Саксена поднималась широкая красная полоса.

— Твой конь вдохновил их. Они никогда таких не видели, — сказал Бородин. — Можешь считать себя счастливым. Так раскрашивают только лошадей великих защитников Кислева.

— Они назвали его Бейли. Я имею ввиду — дети, — сказал Герлах.

— Бейли. Белый. Без цвета. Я знаю, Саксен — серый, но для них он бесцветный, белый конь. Ну, теперь он действительно белый.

— Не совсем белый.

— Белый сверху, красный снизу. Конь героя, покрашен, как в старые времена. В святых книгах Урсана говорится, что гибельность всего сущего, над которой он стоит, символизируют всадники на белых конях.

Герлах улыбнулся. Голова у него трещала после выпитого накануне.

— Мне это нравится.

— Хорошо, — сказал Бородин и направился в зал.

— Мастер лошадей! — окликнул его Герлах и поспешил следом.

— Что?

— Хочу спросить.

Бородин остановился.

— Почему роту называют «Всадники смерти»?

Бородин пожал плечами.

— Когда мужчина покидает свой дом и уходит на войну, он уже умер. Наступит день, и он умрет, так что лучше провожать тех, кто уходит так, будто они ушли навсегда. Это не тот вопрос, которого я ждал.

— А чего ты ждал?

— Я ждал, ты спросишь, что значит вебла.

— Ну? Что это значит? — крикнул Герлах вслед уходящему мастеру.

— Узнаешь, Вебла.

На третий день атаман и есаул совершили для них обряд богослужения. Все заполнили зал. Атаман подошел к сакральному алькову и достал серебряный ящичек.

Это был оклад. Отделанный серебром ящичек с дверцами на петлях. Икона. На фоне леса фиговых деревьев, окруженного серебром, изображен лик Урсана. Это был кусочек небес, заключенный в драгоценный металл. Все склонили головы перед иконой.

Утром рота Билидни отправилась из Дашики на запад. Вздымая высоко над головой знамя крылатых лансеров, Герлах скакал на раскрашенном Саксене навстречу степному ветру.

VII. АЗИТЗИН

Вернофф двигался быстро, но, будучи копьеносцем, он не имел достаточного опыта владения мечом. Воллена же обучали фехтованию, это было частью подготовки лансеров Империи. Палаш Хинна был больше и длиннее любого клинка, из тех, с которыми Карлу приходилось иметь дело, к тому же орудовать им надо было двумя руками, и все равно преимущество было на стороне Воллена.

Он не хотел никакого преимущества. Он вообще не хотел обмениваться ударами с собратом по оружию.

Карл ожидал, что стирландец ограничится несколькими показательными ударами, но Вернофф, размахивая мечом курганцев из стороны в сторону, бросился на него, как бык на красную тряпку. Стирландец был натренирован управляться с тонким копьем длиной в пять пядей. Меч, в сравнении с привычным для него оружием, был легким и коротким, пусть Вернофф и не представлял, как с ним обращаться.

На фоне суетливых и хаотичных взмахов стирландеца движения Карла были размеренными и четкими.

Толпящиеся по краю площади северяне кричали и топали ногами.

Владение широким мечом — особое искусство. Такой меч — грубое и слишком тяжелое оружие, но у него есть одно преимущество перед всеми другими клинками — он рубит. Меч лишен изящности, присущей рапирам или саблям, именно по этой причине в школах Империи и перестали обучать владению этим оружием. Считалось, что широкий меч — архаичное оружие язычников и дикарей. Этот широкий и тяжелый клинок не создан для фехтования. С ним невозможно легко двигаться, парировать, уклоняться и наносить удары. Искусство владения таким оружием основывается на трех китах: блокировка, рубящий удар и умение устоять на ногах.

Палаш был таким огромным и тяжелым, что после любого удара он увлекал за собой своего владельца. Когда воин замахивался, его корпус уходил вслед за палашом. Когда воин блокировал удар, ему лучше было слегка присесть, широко расставив ноги, иначе он повалился бы на спину. В бою на широких мечах нет тонкостей. Никаких хитрых ударов, увертываний и перебежек. Это — медленная, тяжелая работа.

Карл почувствовал усталость уже через несколько секунд. Палаш был словно свинцовый. Карл блокировал удары Верноффа и, в конце концов, выбил меч из рук стирландеца.

— Прекращай так наседать! — прошипел он копьеносцу.

— Они сказали, что освободят меня! — прорычал в ответ Вернофф.

— Что?

— Они сказали, что, если я тебя убью, они меня освободят!

Карл уклонился от очередного удара:

— И ты поверил?

— А какой у меня выбор?

Вернофф действительно хотел убить его. Это открытие поразило Карла сильнее, чем удар меча.

— Они не освободят! — прорычал он. — Ты им веришь? Ты веришь тому, что они говорят?

— Мне надо во что-то верить! — просипел Вернофф, бросился вперед и отсек кусок плоти от правого плеча Карла.

Карл вскрикнул, горячая кровь заструилась из раны по руке. Курганцы впали в неистовство, они завыли и принялись горланить песни.

Возбужденный запахом крови, Вернофф бросился в атаку. Карл отступил.

«Дай ему убить себя, — говорил Карлу внутренний голос. — Просто дай ему сделать это. Это ведь то, чего ты хочешь, Сигмар понимает, это самый легкий способ покончить со всем этим. Позволь ему убить себя».

Карл, пошатываясь и волоча палаш по булыжнику, отходил назад. Клинок Верноффа в поисках жертвы рассекал воздух.

Но Карл не мог этого допустить. Он не хотел умирать. Только не так, не на рыночной площади разграбленного города на потеху варварам. Правда заключалась в том, что он вообще не хотел умирать.

Он хотел жить. Жизнь превыше всего.

В этом весь смысл. По какой еще причине он не смог лишить себя жизни в клетке под Ждевкой? Если он и решит расстаться с жизнью, для этого должна быть чертовски важная причина. И уж конечно, он не собирается доставлять удовольствие этим вопящим ублюдкам, подохнув на рыночной площади.